Дай Бог, живым узреть Христа-7
ДАЙ БОГ, ЖИВЫМ УЗРЕТЬ ХРИСТА...
(Эссе о творчестве Евгения Евтушенко)
«Почаще пойте песни Революции» — это у Евтушенко не только от Блока, Маяковского, Есенина, Багрицкого, Кедрина и других мастеров поэтического слова краснознамённой поры. Есть в душе поэта и другие корни чистосердечной преданности светлым, незамутнённым, но, так сказать, только теоретическим идеалам социализма. Вот один из таких корней, явственно дающий о себе знать в стихотворении 1955 года — «Бабушка»:
Меня кормила жизнь не кашей манной.
В очередях я молча мёрз в те дни.
Была война. Была на фронте мама.
Мы жили в доме с бабушкой одни.
Она была приметной в жизни местной —
ухватистая, в стареньком платке,
в мужских ботинках, в стёганке армейской
и с папкою картонною в руке.
Держа ответ за всё плохое в мире,
мне говорила, гневная, она
о пойманном каком-то дезертире,
о злостных расхитителях зерна.
И, схваченные фразой злой и меткой,
при встрече с нею ёжились не зря:
начальник тот, что складом сделал церковь,
и пьяница — главбух «Заготсырья».
А иногда в час отдыха короткий
рассказывала, в печке вороша дрова.
Садились рядом я и одногодки —
зиминская лохматая братва.
Рассказывала с радостью и болью,
с тревожною далёкостью в глазах
о стачках, о побегах, о подполье,
о тюрьмах, о расстрелянных друзьях.
Буран стучался в окна то и дело,
но, сняв очки в оправе роговой,
нам, замиравшим, тихо-тихо пела
она про бой великий, роковой.
Мы подпевали, и светились ярко
глаза куда-то рвущейся братвы.
В Сибири дети пели «Варшавянку»,
и немцы отступали от Москвы.
Конечно, немцы отступали от Москвы ещё и от того, что за Россию молились тысячи святых на небе и на земле, что день и ночь молилась Богу Матронушка Московская, но тогда Женя серьёзно ещё и не думал об этом. Он думал так, как сочинилось в стихах, и там была тоже правда, пусть не всесторонняя, но великая правда военного горя нашей страны. Страны, в подавляющей массе народа искренне верующей не в Бога, а чудотворные силы Революции — которая обязательно с большой буквы.
У многих в те нелёгкие времена кто-то из родных обязательно был активным, а значит убеждённым участником революционного переворота. Переворота, как верило большинство, ради счастья не богачей и правителей, а простого, трудового народа, руками своими зарабатывающего хлеб насущный. А Жене Евтушенко в этом плане повезло значительно больше остальных. И по отцовской линии, уходящей в Германию и Латвию, и по материнской, берущей начало на Украине, — у него (так уж распорядился Господь) наберётся чуть ли не гвардия непримиримых борцов с царизмом, многие из которых были сосланы в Сибирь, то есть в места, где Макар телят не пас. И Евгению Александровичу волей-неволей пришлось принять звание сибиряка — родился он на теперь всемирно известной станции, с красивейшим названием Зима. Уж только по этой причине непростительно не стать поэтом. А еще отец у него был неплохим стихотворцем. Да мама — певицей и пианисткой, страстно любившей и прекрасно понимавшей настоящие стихи. Именно она сохранила детские опусы сына, первой из критиков заметив в них искорки Божьего таланта.
Да, родовые традиции, родовые пристрастия, родовые гены — всесильные и способнейшие учителя. И удивительное ли дело, что поэт подчёркнуто и поэтически звонко написал в юности:
Я с самого раннего детства
считал коммунистом себя.
А ведь ещё и другие были педагоги — в школе, в общениях, на которые поэт был весьма щедрым, в редакциях и журналах, куда доводилось приносить стихи, на работе, а в молодые годы Евгений Александрович кем только не перебывал:
Россия, ты меня учила,
чтобы не знал потом стыда,
дрова колоть, щепать лучину
и ставить правильно стога,
ценить любой сухарь щербатый,
коней впрягать и распрягать
и клубни надвое лопатой,
сажая в землю разрубать.
И везде, на всём, на всех, за редким исключением, заметны были явственный, свет Октября, отпечаток советской гордости, превосходство строителей небывалого в мире справедливейшего коммунистиеского общества. Маяковский этот свет и на интимные человеческие отношения был готов распростанить:
В поцелуе рук ли, губ ли,
в дрожи тела близких мне
красный цвет моих республик
тоже должен пламенеть.
Скажите, чистому сердцу, честному сознанию и подчинённой им воле как можно было устоять против такой всенародной устремлённости и преданности? И потому эти устремлённость и преданность покорили душу поэта на долгие годы. Но к великому счастью — не навсегда. Об этом у нас разговор впереди. А пока речь о том, почему великому поэту, герою нашего эссе, искренне верилось в «песни Революции». Почему даже изобилие негативных, грязных, безнравственных явлений не навели его на мысль, что породил их не отход от октябрьских идей, а сам социалистический, революционный ложно-справедливый строй.
Настало время ответить на этот болевой вопрос — «ПОЧЕМУ?»
В начале заметок мы отметили, что правильно, полно оценить события жизни невозможно, если не знаешь Истины, то есть учения Христа или Откровений Божьих, открытых людям по воле Троицы. Только Творец, во всех аспектах и тонкостях продумавший земной мир и создавший его, и, кроме того, ежесекундно направлящий, исправляющий и поддерживающий Своё творение, может сказать безошибочно — с плюсом или с минусом, полезное или опасное то или иное событие.
Человек, не знающий Откровений Божьих, в оценках своих обязательно допустит ошибку. Вся его жизнь строится на законах, правилах и нормах светского, почти везде в наши дни толерантного, беспринципного, всепримиряющего общества, отвергающего Бога-Творца, а значит и жизнь свою устраивающего противоположно той, в которой хотел бы нас видеть Господь. Незнайка Господнего учения всегда будет судить о событии с точки зрения ложных светских традиций и правил, а отсюда и оценки будут непременно ложными.
Российское государство подошло к революции 17-го года уже с крепко подорванной атеистами верой, и потому разрушителям православных устоев нетрудно было прельстить народ идеалами мистического коммунизма, повести его к этим сказочным видениям, а потом запугать террором и жестокой деспотией и начать выбивать из него здравый смысл и остаки православной веры. Выбить разум и веру, правда, не удалось. Но в середине 50-ых годов прошлого века, в период расцвета творчества Евтушенко, почетание «светлых идей» и забвение Бога было в самом разгаре. О Творце не говорили. Его для многих не было. Не было и для нашего поэта. А по этой причине и революцию (для него пока ещё с большой буквы) он не мог оценить правильно. То есть дать этому явлению не только отрицательную оценку, но и оценить как недопустимое, крайне опасное, губительное для народа и страны.
И — Божья воля! — Евтушенко даже в том своём неведении проявлялся всё ярче и ярче, становился всё более талантливым и всё более и более глубоким мастером слова. Благодаря сбережённой смолоду чести, чуткой совести, глубокому сопереживанию попавшим в беду людям, великим способностям, щедро подаренным ему Небом. Приведём его раннее стихотворение о самой страшной за все эпохи войне:
Я разные года сближаю,
ворочаюсь, глаз не сомкну.
Мне кажется — я уезжаю
на очень большую войну.
Растерянно смотришь ты мимо.
Боишься и правды и лжи.
Я вижу, что я нелюбимый,
но ты мне другое скажи.
Я жду хоть случайной обмолвки,
остриженный и молодой.
На мне и шинель, и обмотки,
и шапка с армейской звездой.
С любовью большой, затаённой
шутливо скажу, что люблю.
Пушинку от кофты зелёной
себе на шинель прицеплю.
Вот колокол слышен. Я еду!
В теплушку сажусь на ходу.
Конечно, я верю в победу,
но, может быть, к ней не дойду.
Сквозь говор и слёзы вокзала
за поездом будешь идти,
жалея, что ты не сказала
обмана, во имя пути.
Старалась, но, как ни просила,
себя не смогла убедить.
Не думай об этом... Спасибо
за то, что пришла проводить.
В этом стихотворении далеко не вся правда о Великой Отечественной. Нет и намёка, что она нам была дана как наказание за отход от православной веры. Но поэт выбрал тему общечеловеческую, где вся глубина явления не требуется. Здесь есть главное — трепетное прощание любящего солдата с девушкой, которая его не любит. Всё показано честно, искренне, совестливо. А совесть, как мы уже отметили, — творение Божественное, а значит с Истиной не только соприкасается, но и само в какой-то части является Истиной.
