О гибели В. В. Маяковского

Был поэтом, художником, критиком,

Но дойдёт он до точки критической...

Плавно сменится власть и политика —

Большевистский строй — коммунистическим.

 

Двух вождей даже вышьют на знамени...

Быть второму — затмением первого!

О, доверчива Русь... За признание

Вечно платишь ты кровью да нервами,

 

Волей, голодом, бунтом, раздорами

И Сибирью (со всеми оттенками)...

А теперь расплатись коридорами,

Где признанья караются стенками.

 

Маяковский — фанат революции,

Чист, не связан ни с Богом, ни с бесами:

«Где же слабости здесь, не прольются ли,

Нет ли где-то пяты ахиллесовой?»

 

И найдут, перерыв дело личное:

«Исписался поэт, пал в апатию,

Всё поездочки тут заграничные,

Да к тому же ещё не член Партии!

 

По доносам: вино да красавицы,

Увлечён пистолетами –– «деятель»,

Грешен, –– «русской рулеткой» играется —

Три осечки за год (есть свидетели).

 

А последнее время рассеянный,

Нервный, на́ людях — в среду и в пятницу,

Знает что-то о смерти Есенина —

Прославляет гуляку и пьяницу».

 

И гноили, гнобили до гибели,

Всё кружили вокруг или около,

До конца доконали и выбили —

Пуля в сердце, от «сталинских соколов?».

 

Только пуля войдёт с расстояния

Двух шагов — к суициду не вяжется,

Но привяжут, подпишутся: «Я — не я»

Неразборчиво, значит отмажутся...

 

Для чего и подменят оружие,

Скроют факт пребывания женщины,...

Поза трупа изрядно нарушена,

Чтоб связать в протоколе все трещины.

 

И в архивах затрут дело чёрное —

Липу, сшитую белыми нитками:

«Застрелился — в крови семя чёртово,*

Да ещё со спиртными напитками!»

 

По Москве поползут слухи грязные,

Дескать, бабы виновны да сифилис!

Мыли косточки каждый по-разному,

А красавицы — все открасивились,

 

Открестились: «Не знаем, не видели...»,

И соседи не слышали выстрела...

Знать, весна им из теплой обители

До Гулага дороженьку выстлала.

 

Кто их будет винить в мягкотелости? —

Все тогда жили с верою в Сталина.

Страх сильнее и врать не хотелось им,

Что поделаешь? — время заставило!

 

Лишь рубашкой нательною тонкою

С кровью, с дырочкой, (кто-то в музей снеся),

Оправдает хоть перед потомками

С экспертизою лет через семьдесят

 

Самогубца, чьей раною стреляной

На тридцатых годах кровь оставлена…

Жил ПОЭТ, был приверженцем Ленина,

Не признав культа личности Сталина.

 

 

Семя чёртово — так называли сифилис, (о чём было сообщено в некрологе, но экспертиза 2000г полностью опровергнет эту запись)