Тараканьи бега

Я приобрел на несколько златых
мадагаскарских спринтеров. Мне скучно
бежать чужим путём, как блеклой сушей,
не чествуя великих ожиданий.
Тогда вой одиночества затих.
В наш клуб ходили несколько жандармов,
и мы лакали выпивку, до зова.
Я дал им имена: Занти-Занти',
второму - чуть попроще - Золон-Золон.
 
 
 
 
 
Я чувствовал в себе упадок сил.
Потом - во мне вскипало чувство долга.
Фортуна отвернулась. Очень долго,
я ждал её вмешательства и страсти.
О, тараканы, с блеском чёрных спин,
был ярче день. Пора далёких странствий,
конечно, приближалась. Как все странно:
пока все спят - ваш брат ещё не спит,
в таких на вас озлобившийся странах.
 
 
 
 
 
День проходил. Всего меня трясло.
Неполный зал. Платформа с желобами.
Зал обрастал вначале жиробасом,
потом - двумя жандармами и тощим.
Мне говорили глупости. Их слов
хватило бы на арию. О то, с чем
они сравнили локоны и очи...
Когда тебя пугают новым злом,
ты, перебрав все старые, хохочешь.
 
 
 
 
 
Мы сделали две ставки. Я приник
к поверхности стола, потом - платформы.
Мешали мне и старые плафоны,
и писк пластинки в пасти граммофона.
Жандарм кричал мне: "Экий здесь пикник",
отряхивая серенькую форму.
Второй - небрежно цыцкал, мыля палец.
Вот-вот, казалось, хрюкни иль икни,
и всё бы тотчас выдохлось, пропало.
 
 
 
 
 
Я проигрался. Чёртовы бега
свели меня с жандармом в рукопашном.
Но свят не тот, кто век безбожно пашет,
а - тот, кто не имеет в жилах скотства.
Я помню правый хук. Второй бугай
месил меня ногами: "Остров! Остров!" -
кричал уже в беспамятстве я тощим.
(В глазах двоилось). Комнатная гарь
терзала мои лёгкие. Две точки
 
 
 
 
 
"заветных бегунов" теряли тень. Игорный дом был выкрошен. По стенам
стекала моя кровушка. Последним,
кто бил меня - был парень на разливе.
Очнулся я чуть позже. Пара тел.
Моих мадагаскарских отравили.
Я проигрался. Боже мой, как страшно
лежать в чужом пространстве, в темноте,
и чувствовать, что мир немногим старше.