Вторая римская центурия
Лучше мужественная и почётная смерть, чем постыдная и позорная жизнь.
Рафаэлло Джованьоли
О, гладиатор! Вражеских побед
не взять взаймы. Не мучайся. Ты воин,
и потому - в немилости, но волен
размахивать мечом в угоду смерти.
Готов тобой продуманный побег,
ведь ты теперь один на белом свете,
и можешь умирать без сожалений.
Прости своих соратников. Поверь,
что все они, в итоге, ошалеют
не так от вида крови, как - от чувств.
В них горечь перемешана со страхом.
Да, всяк из вас был выкраден сатрапом,
порабощён, отправлен к низшим классам.
Смертельные бои - такая чушь,
что не имеет выраженных красок,
помимо темно-красной. Рим не против
давать возможность ржавому мечу
соприкасаться с мраморною плотью.
Пой, гладиатор, песни всех земель.
На лезвии меча - твоя кончина.
Пой, гладиатор, пой! Потом - кричи нам
ушедшим за тобой в края вулканов:
"Как много умирающий за медь,
как мало умирающих за камень,
что катит тощий раб к истокам судеб".
Спартак, ты так воинственен. Заметь,
не каждый умирающий, по сути,
сражался за мечту. Какая муть
бурлит в мозгах других? Как серость?
Все подвиги рождают муки сердца,
все муки - порождает ряд предательств.
Да, Римская империя средь смут
кривилась, извивалась: "Дайте, дайте
хлебнуть мне рабской крови, рабских боен.
Меня другие вытряхнут, возьмут
как проститутку. Мой правитель болен".
Представь, Спартак, что молодость прошла,
и ты владеешь мудростью великих.
Возглавь рабов, доверься им, вели им -
добыть себе свободу прошлых жизней.
Твоя судьба сурова и пошла.
Она тебя кормила только житной
мукой и римской пылью. Сколько боги
платили пастухам за каждый шаг,
пока те не раскраивали ноги?
Ты неподкупен. Выдави свой дух,
как волдыри, и вывернись наружу.
Ты предан снам, ведь ты давно нарушил
простое равновесие меж прошлым
и будущим, что, в общем-то, из дуг
выводит в небе радугу. Ты прожил,
до боли страшный век. Твоя арена
до первой крупной раны терпит двух,
а после - жаждет зрелища. А время -
сужает все зрачки. Сгущает дым.
И зрители кричат: "Хотим расправы!"
И гладиатор силится расправить
больные плечи: "Выглядеть достойно!"
Но чётное количество в нём дыр,
предательски мешает. И до стонов,
он сводит самый вдох - с попыткой вдоха.
Не трудно пасть довольно молодым,
куда трудней - прикончить молодого.
Не верь, Спартак, что римлянин устал.
В нём до сих пор проворность и живучесть.
В твоих руках трагическая участь
не сотен обездоленных, а - тысяч.
Тебя целует смерть. Твои уста,
по-прежнему, бледны. Мерзавцы тычут
не столько в вас самих, сколь - в ваши семьи.
Смотри, твоё бесстрашие в кустах,
так пристально уставилось на север.
Спартак! теперь ты вспомнил сколько лет
тебя трясло в железных колесницах.
Твои враги безумны, коль им снится
святое приношение Сатурну.
Закат здесь не старается алеть,
но - ал, как смерть. Вся римская структурность
неспешно рассыпается. Мир тонок.
Ты загребаешь с солнечных арен
сырой песок, и слышишь дикий топот
чужих коней, что, двигаясь на юг,
безбожно тратят силу перепонок.
Вся ярость, с коей жив и переполнен,
теперь течёт к могильным плитам римлян.
Но вера, впрочем, близится к нулю.
Ты полностью захвачен мерным ритмом.
Ты зол и обессилен. "Ранен! Ранен!" -
кричат друзья. Пусть оные нальют
в чужих краях - чужую чашу дряни.
Так пой же, не противясь, злую песнь.
Глотай слюну, приправленную ядом
своих обид. Сжигай их долгим взглядом -
своих врагов: от воинов до стражи.
Война всегда настырно просит есть,
и голод этой первой - очень страшен.
Знай, гладиатор, с голодом не сладить.
Тяжелая война низводит перст,
даря взамен венок посмертной славы.
