между тобой и небом

в ладони твои дождь льдами наполняет море, тонет на Венериной горе излучавший свет полноводный месяц, — губы знали осколками, как горчит свежее горе, и по ломкой истонченной коже прядется десятая вечность…как на краю мира — твоя любовь овивает мостами, а сердце шепчет каждую ночь — удар — в прощеное тело упирается кулаками, и ты шла с безумие на магистраль…танцевала с ветром, проглатывая девичьи луны — на переплете пальцев сонные плакучие таблетки, а в горле тягучей сладостью рвались струны, как в кружевной сердцевидной метке.. коснуться бы тебя, — пробираясь пальцами по сизой шкуре, в гранатовых слезах чтить твою человечность, и делать, — делать ошибки на пол_шаговой партитуре, взмахнув рукой остановить времятечность,

остановить болезненный инстинкт и вкус отравы, что стекает на обсидиановые зеркала — кто-то на ухо мне зачитывал дважды: обернись и не смотри ей в глаза.

 

как растопилась смоль и по венам увядает нежность — переломы хребта, выворачивание сердец и слом гравитации — безмятежность, затягивание аспидовых колец, на запястья — и, утомляла бога вещами, раскрывая каждую ночь окно, — слушай за брезентовыми дикими лесами тот, кто уже давно

не бросает соль через три предплечья и шепотом восьми стен заговаривает огонь —

он пролит был на противоречья:

Запри ставни. Повернись кругом.

 

там она — снимает волчьи дымленины, стаскивая с выи лунные жемчуга, — вытирая лицо от кровавой тины, ощущая запах отпетого врага и смотрит — смотрит сквозь человеческое обличье, как на моих висках отражается всеядный страх — ведь это тонкое двуличье рождалось ранами на губах…

 

в ладони твои кровь наполняет млечное молоко, — сердце покрылось коркой льда и первым снегом...

отпечатывается на мире всем существом то, что я хочу замереть - умирая в пространстве между тобой и небом.