НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ БРАТУ СУМБАТУ...

В юности часто приходилось отдыхать на берегу Черного моря, да и как не поехать, если там жили мой дядя Асрат и его шестеро сыновей. Я-то сам море не любил, да дядя Асрат заставлял меня жить у него не меньше 40 дней. Крупный суровый был мужчина, но меня беззаветно любил и баловал и называл только АРО, 40 лет прожил в Сочи, в поселке Вишневка, да так и не научился правильно произносить слово "человек", у него получалось - чалавек", а железную дорогу запросто превращал в аббревиатуру и произносил четко, как будто это армянское слово - "хзлдрог"...

А однажды, когда меня с сестрой провожал на вокзале домой в Армению, и как доблестный человек достал нам билеты(это было в конце августа, билетов не достать), около поезда стояла огромная очередь и такая симпатичная бригадирша и тут дядя Асрат, который даже в этом дородном возрасте не пропускал ни одну солидную женщину, или говорил комплименты на полу-русском-полу-армянском или мило касался "случайно" нежных выпуклых мест, но в любом случае так умело, что обязательно получал встречную улыбку женщины.Но на этот раз он получил звонкую пощечину от бригадирши, но не по своей вине,- хотел сказать бригадирше, что мы с билетами, но на его языке слово "билет" было произнесено как "блять". Пришлось сестре и мне объяснять разъяренной женщине, что у дяди особая армянская конструкция языка, и на русском языке он звук -е- произносит, как -я-.И все рядом с нами начали хохотать, пока сама бригадирша сама не узрела правду и не только извинилась перед дядей, но затряслась от смеха и поцеловала его в щеку, от чего он тут же расцвел, хотя ему тогда было больше шестидесяти...

Но там же на побережье в Вишневке, прямо на пляже произошла моя встреча с дагестанцем Казимом. Страшный был Казим, высокий нескладный, а лицо с длинным разбойничьим крючковатым носом, как у помощника достойного Али-Бабы.В том году был большой наплыв москвичек и ленинградок и не случайно: здесь в Вишневке находился международный лагерь "Буревестник", отдыхали богатые студенты-иностранцы - и арабы, и негры, и даже корейцы, которые были в общем спокойные, а когда говорили, казалось монета перекатывается внутри чайника.

Но на бедного Казима женщины не обращали внимания, хотя его глаза горели от отчаяния и безуспешных попыток найти подругу. И вот, чтобы обратить на себя внимание прямо на пляже пожар устроил на груди. Грудь-то волосатая, волосы горят, пахнет уже паленым мясом. Вылил я ему на грудь полбутылки воды и спрашиваю:" Ты чего, брат, палишь свою грудку, ты думаешь на твой пожар бабы набегут? Не срамись,сейчас два коньяка притащишь, магарыч тебе сделаю. Приходи вечером на танцплощадку, я тебе подругу найду."

У Казима глаза от радости засияли, и он побежал домой за коньяками.Была на примете у меня местная бандурша,которую звали К-700, крупнокалиберная, сочная молдаванка. Сама просила найти ей кавалера, чеченца или дагестанца.

Но как посмотрел я на грудь Казима, чуть не умер со смеху. Читаю, удивляюсь, тоже, наверно, у дяди Асрата учился практичному русскому языку. А на груди его выгравировано следующее:" Никогда не забуду брату Сумбату, который погиб из-за одного бляту". И как хорошо срифмовано, настоящий дагестанский Пушкин.

Оказывается, этот брат Сумбат утонул в море, когда поплыл вдогонку за русоволосой русалкой. Поплыл и не вернулся обратно, а Казим эту печальную историю написал на своей груди, не только написал, но и изрядно поработал над рифмой...Умница! И как не вспомнить гениальное двустишье Шекспира: "Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте..."