ПОСТАНОВКА ПЬЕСЫ В ШКОЛЕ

"Мир никогда не удавалось ни исправить,

ни устрашить наказанием."

К. Маркс

 

Когда в советское время мы учились в школе, учителя всё время рассказывали о плохой жизни негров в далёкой империалистической Америке, в которой их постоянно вешают. Только в Советском Союзе все национальности и расы были равны. Они были братьями, если не по крови, то по идеологии в борьбе с империализмом и построению светлого будущего всего человечества, коммунизма. В нашем городе, при въезде, на улице Пирогова, был установлен памятник этому братству. Трое молодых людей белой, жёлтой и чёрной расы, взявшись за руки, шли смело вперёд, встречая каждого, кто въезжал в город со стороны авто трассы, ведущей из Симферополя. Все школьники воспитывались в духе высочайшего интернационализма. И мы этим очень гордились, мечтая о том, чтобы все американские дети переехали жить и учиться в гостеприимный Советский Союз.

 

В школе раз в месяц организовывались учителями для школьников вечера отдыха, на которых девочки и мальчики со сцены актового зала читали стихи и пели песни под аккомпанемент на пианино пожилой учительницы старой закалки, похожей по описаниям в книгах на дореволюционную классную даму. После всех выступлений ребята выходили в длиннющий коридор, в котором под пластинки на проигрывателе танцевали бальные танцы. Их мы под наблюдением учителей постоянно разучивали на больших переменках. О разучивании танго и фокстрота, даже вальса, не могло быть и речи, так как эти танцы считались неприемлемыми для советских школьников. Такие танцы, как нам поясняли, танцевали только загнивающие буржуи. Но зато мы знали все бальные танцы, даже те, которые танцевала на балах до революции российская аристократия, жестоко угнетавшая рабочих и крестьян.

 

Наш учитель по математике Алексей Арсеньевич, инвалид Великой Отечественной войны, решил разнообразить вечера отдыха путём постановки коротких пьес. Для этого был создан кружок художественной самодеятельности, в который записался и я. Было нас немного, человек десять. Под руководством Алексея Арсеньевича мы стали разучивать после уроков отрывок из какой-то пьесы об американском школьнике Дике Домбсее и девочки Анджелы. Суть отрывка заключалась в конфликте, который произошёл между жестоким мальчиком негром и его соученицей белой девочкой Анджелой, и как учитель класса на его среагировал. Учителя играл я, а Дика - паренёк Ёся, у которого от рождения были кучерявые волосы. Наверно потому ему досталась роль несчастного негра. Ёся был крепыш высокого роста, на голову выше и намного сильнее меня. У меня с ним были хорошие отношения. Мы часто делали вместе домашнее задание дома у него или у меня.

 

После месяца репетиций настал день, когда наша труппа учеников-артистов на вечере отдыха должна была показать артистическое мастерство. На сцену притащили несколько парт, на которые уселись юные артисты. Они изображали белых американских учеников. На передней парте в одиночестве сидел «негр» Дик Домбсей. Он был единственным негром в классе. За его спиной с подружкой сидела Анджела в белом платье, разукрашенном цветными ленточками. Чтобы Ёся стал похож на негра, остатками жжёной пробки, дающими черноту, ему вымазали лицо, шею и руки. Все были очень довольны таким гримом. У Ёси на коричневом лице ярко вырисовывались белки глаз и блестевшие белые ровные зубы. Поэтому, когда открылся занавес, ребята младших классов , сидевшие в зале, Ёсю приняли за настоящего негра. Они стали вскакивать со своих мест и кричать «Свободу американским неграм! » Учителям с трудом удалось успокоить ребят, пытавшихся с интернациональным детским порывом немедленно броситься защищать бедного негра. Я в это время стоял перед партами с длинной линейкой в руках. Так как такого размера линейку не удалось найти, то её заменила толстая деревянная планка, на которую мы нанесли крупные цифры, чтобы она была похожа на настоящую линейку.

 

Как только в зале наступила тишина, Анджела соскочила со своего места, и буквально заголосила на всю школу. Для реальности происходящей трагедии она стала рвать на себе волосы и платье, отрывая от него разноцветные, слабо пришитые, бантики, разбрасывая их в разные стороны. Подруги пытались всячески успокоить Анджелу, но у них ничего не получалось. Она их толкала с такой силой, что те отлетали от подружки, как мячики. Учитель, т.е. я, увидев, что происходит с девочкой, не на шутку перепугался. Я стал, хватаясь за голову, бегать по сцене, неистово размахивая грозной линейкой, став похожим на скачущего всадника с саблей наголо, готовому отрубить голову, кто попался бы на пути. Первоклашки, увидев, что происходит с Анджелой, стали ей подвывать, вытирая выступающие слёзы. Артисты - статисты уставились на Анджелу с перепуганными глазами, так как на репетициях она только тихо всхлипывала, вытирая кулачками якобы выступившие слёзы. А тут такое происходит! Даже Алексей Арсеньевич, не ожидая такой бурной игры артистки, постукивая ножным протезом, стал нервно ходить сбоку сцены, оттуда должен был суфлировать слова пьесы. Он не мог решить, что делать.

 

«Что с тобой, дорогая девочка?»-закричал я, чтобы перекрыть стенания Анджелы. Она громко выдохнула воздух, и поднимая и опуская маленькую девичью грудь, показывая необыкновенное волнение, стала просить немедленно отпустить домой, чтобы выбросить платье, к которому на переменке прикоснулся нехороший мальчик с негритянской чёрной кожей. Она больше не может находиться в испорченном платье. Если учитель не разрешит ей пойти домой, она не выдержит позора и выброситься в окно. После этого я должен был приступить к своей роли. Я подошёл к парте Дика Домбсея, потребовав от него положить руки на парту, что он немедленно сделал. Как только он протянул руки, я, не жалея сил, стал их лупить планкой - линейкой. Наверно, в этот момент я вспомнил, как за провинность, во время войны в школе на оккупированной немцами территории меня хорошенько линейкой отхлестал учитель. Я продолжал лупцевать Ёсю, отчего у него руки покраснели и стали набухать на глазах. При этом я всё время выкрикивал одну и ту же фразу: «Как ты смеешь, Дик Домбсей, причинять насилие над белой девочкой?!» Он в ответ только кривился, всё сильнее от боли втягивая голову в плечи. Неожиданно Ёся, возмущённый моим поведением, не вытерпев боли, выскочил из-за парты, подбежал ко мне и дал хорошую оплеуху, отчего линейка вылетела из рук и понеслась, кувыркаясь, в первые ряды зала, а я оказался лежащим на полу с раскинутыми руками и ногами. Ёся не успокоился, и навалился на меня всем телом. Между нами началась отчаянная борьба, сопровождаемая криками из зала в поддержку унижённого мальчика - негра. «Бей буржуя!» -неистово кричали ребята всех возрастов, громко топая ногами. Растерянный и расстроенный Алексей Арсеньевич, поняв, что спектакль провалился, приказал немедленно закрыть занавес. И тут раздались бурные аплодисменты зрителей, которым очень понравилось, как негр защитил свою честь. Мы с Ёсей быстро подскочили на ноги, взялись за руки и вышли, как настоящие артисты, перед занавесом на поклон к зрителям. К нам немедленно присоединились растрёпанная Анджела.

 

Зал долго не хотел нас отпускать, восторгаясь нашей реалистичной игрой. Алексей Арсеньевич после спектакля, собрав всех артистов, с пафосом сказал, что настоящее искусство совершает чудеса. На что Ёся, протягивая руки, сказал: «Плохо то, что после такого искусства у некоторых артистов остаются на теле кровоподтёки». Но все сошлись на том, что истинное искусство требует жертв.