Танец мотыльков
В подлунном номере палаточном оплачен
костром насквозь пропахший майский уикенд,
где вой койотов гордо нянчат Аппалачи,
и я старушку Вегу жму в своей руке.
— Сегодня многое не иллюзорно, веришь?
Хоть и туман едва пролазный веки жмёт.
Саманта Вуд — не то. А вот — Саманта Пэриш!
Согласна, Сэми, вскоре стать моей женой?
От Мэги знаю, что беременна. Не стоит
скрывать подобное. Аборт — убийство, и
остепениться бы и, может, за пустое
жизнь не приму уже. Всё по плечу двоим.
Мы купим старый трейлер и в круиз по Штатам...
Родился чтобы сын — завяжем. Я смогу!
Но это после... Вкус печёного батата
сегодня прочего важней. Стёр сажу с губ.
Разворошённые прутком взмывают искры,
их провожает в темень уханьем сова.
Как хорошо, что смог я снизойти до риска
и пригласил тебя тогда потанцевать!
А помнишь как, в конец напившись терпким бренди,
изображали самый страстный поцелуй,
и ты шептала: "так не поступают леди" —
но всё равно со мной валялась на полу?
Я искусатель, верно? Или искуситель?
И то, и то в одном, пока гитарный рёв
из акварели мира не дозволит выйти
в чертовски скучный ждущий нас могильный ров.
Не отрицаю, что виновен. Боже, Сэми
мы, зуб даю тебе, сумеем бросить зло;
и с музыкантами навек порву со всеми,
чтоб только сладостный не сковывал озноб.
Проказник Балтимор нас, как ловцов заката,
успел узнать за пылкий скоротечный март,
где, что ни вечер, за зрачки рукав закатан
и жало смерти вены ранит, как комар.
Не сдайся! Будущее станет нашем. Зая,
плевать, что черти знают с кем в лихих боях,
осознавал твой Джек, не раз в петлю влезая,
что только волосы на недожизнь стоят.
Но, крошка, ты юна и мне лишь двадцать восемь.
Видать, забыл принять в свой клуб чудной Кобейн.
И, значит, повод есть не ныне рваться в осень!
Сегодня май любви — я счастлив, хоть убей.
В который раз за ночь опустошился термос!
На острых прутьях вяло греется зефир,
а нас — надеждой полных похищает Эрос:
его свидетелем на свадьбу позови.
Вспушит рассвет на солнце выцветшие пряди.
Ты в раз какой уже притворно смущена?
Был рад участвовать в таинственном обряде,
что проводила страсть, связующая нас.
Всегда на мой сумеешь опереться локоть,
не то, что ранее на дозу — на плечо.
Пока не поздно, бросим! Завтра будет ломка,
но в ложке жжёной нас лукавый не спечёт.
И где-нибудь в забытом Богом городишке
никто узнать не сможет были раньше кем:
красотка и толстяк, что с сыном и с одышкой,
пикник устроив в парке, спят на лежаке.
Всё станет, как у всех, обыденно, но Завтра
не превратится ни за что в кошмар И в ад.
Наивна и юна. Рукав по-новой задран.
...Я виноват, я виноват, я виноват!!!
Ты отвечаешь сонно:
— Может, не сегодня?
Давай слетаем на Плутон разок один! —
а я, глупец, считал, что это я негодник:
— Мы сможем бросить, только, если захотим...
На кайфа миг не наплевать, плевать на сына?!
— Вдруг это дочь во мне, глупыш, — смеёшься, но
меня не радует; я вижу, что трясина,
куда двоих завёл, мила тебе самой.
И шею, как удав, обхватят поцелуи:
— Плевать на завтра! Ныне счастливы. Ты рад? —
о, нет, судьбу свою не проклинаю злую,
а за тебя её благодарю. Дурак.
И, стало быть, никак не выпутаться. В омут
мы в танце том упали. Пой больной аккорд,
покуда не отчалил с пирса вглубь и в кому
мой утлый парусник, меж Аппалачских гор.
Луна - пастушка: звёзд мерцающих отарой
препровождает стаю врановых в зарю,
где я расстроенной шестой струной гитарной
в луга ромашковые ноту ми сорю.
3 июля 2018 06:10
#Пасечник_Евгений
