Недописанный финал-1 Светланы Левашовой Откровение
Ненаписанный финал книги Светланы де Роган-Оболенской-Левашовой "Откровение"
Книгу можно найти на просторах интернета и на сайте Николая Левашова.
Часть 1.
=GrafBorisfen=27.06.7526 С.М.З.Х. (2018)
Эсклармонд и была одной из таких удивительных «спящих». Вот только нашли её не те, кому было нужно... В поисках чего-то совершенно другого, на неё совершенно случайно наткнулась церковь. Объявив пещеру Мисабелль и город Лурд «святыми», до сих пор церковь пытается понять, что же такое им удалось найти?
— Скажи, Север, можем ли мы как-то помочь этим людям?! — печально спросила Изидора.
— Нет, Изидора. Это их выбор...
Это последние строки, которые написала Светлана 7 ноября 2010 года, за несколько дней до своего убийства...
…453…- это то, как Она хотела закончить свою эту Книгу… (…есть Книги и книги!, - как говорил ЕЕ устами один из ЕЕ персонажей.)
…25 июня 2018 г. Баваро-Доминикана.
…Неожиданно все прервалось и я очнулась в своем кресле дома.
Предо мной стояла моя любимая бабушка и взволновано трясла меня за плечо. На мой беззвучный вопрос она, как всегда, спокойным, но, почему-то встревожненным голосом, сказала: - Извини, милая, меня срочно зовут, а оставлять тебя здесь одну без присмотра у меня нет ни малейшего желания…
В глазах бабушки светился, как обычно, любопытный загадочный, такой завораживающий, необъяснимый огонек, и я, как всегда, терялась в догадках о степени ее участия в моих приключениях по таким бурным и опасным, постоянно таящим в себе неожиданности и сюрпризы, волнам безкрайнего (***) и безразмерного океана времени.
Вечерело, и у открытого окна теплые дуновения приветливого лесного, пахнущего хвоей с запахом детских веночков из полевых цветов, ветерка ерошили мои прекрасные, так любимые и обожаемые мною, волосы вперемешку с безпорядочными мыслями, которые роились в моей детской головке, еще такой юной, но так преждевременно взрослеющей от этих видений потоков и, леденящих кровь, водопадов человеческого горя и страданий.
О, мои прекрасные волнистые волосы! Они каскадами волшебно ниспадали мне на мои, пока еще детские, уже в полную силу несущие такое тяжелое бремя безконечных сверхчеловеческих испытаний, плечи и грудь, что у каждой особы женского пола, были поводом для зависти и восхищения - не только всех моих сверстников, подруг, но и всех, кто меня встречал на своем жизненном человеческом пути на этой такой многострадальной, но стойко переносившей все эти сверхчеловеческие испытания Мидгард-Земле.
Мидгард. Сколько сказочноинтересного переплелось в этом древнем, как наша космическая обитель, названии. Чем-то загадочным веяло от этого звонкого имени с очень бурным прошлым! В нем искрящимся и пушистым, как снежный иней, эхом перекликались звезды и другие Солнечные системы с их такими, чем-то похожими и, чем-то не похожими, на нашу родную планету другими землями, плескались лазурные океаны и моря, расцветали разноцветные радуги, пели птицы и цвели сады…
В одном из моих приключений со Стеллой, когда меня очаровало это чудесное неповторимое величие нашей такой прекрасной земной обители оттуда, из междумирья, из пространства, где звезды полыхали, сверкали и переливались огромными цветными красочными мирами, на возглас Стеллы:
- Какая же она великолепная, наша Земля! - я, повинуясь какому-то подсознательному внутреннему голосу, струящемуся из дивного Источника Знаний, но почему-то журчащему и протекающему где-то у меня в голове, возразила и спросила ее:
- А почему ты называешь нашу милую Мидгард-землю Землей? Ведь земель вокруг тысячи тысяч, а Мидгард – ОДНА, как ее для нас назвали наши великие звездные предки! И таких больше нет нигде!
Стелла недоуменно, удивленно пожала своими хрупкими девичьими плечиками и глянула на меня своими восторженно округленными кристальночистыми детскими глазами:
- Не знаю. Все зовут так ее и я тоже. Но какая же она необыкновенная!!! И как только у «них» рука поднимается ЕЕ жечь и поливать огнем ненависти, топтать черными сапогами войны, безсовестно уничтожать и рушить все то, что такими неимоверными усилиями и столько времени создавали наши героические предки!.. – Стелла, как всегда, была так необычайно чиста и величественна в этом неистребимом всеохватывающем желании сделать мир чище и светлее, красочнее и прекраснее!
- Да, ведь мы живем здесь! И эта НАША планета и НАША жизнь! – невольно перехватив и прочитав мои мысли - возмущенно, как буд-то бы это само-собой разумеющееся понятие, добавила она.
Воистину, верно сказано:
- Любите ЖИЗНЬ! Ведь Вам с ней еще жить и жить!!!
Очнувшись от воспоминаний, я, как завороженная, мысленно просила извинения у Стеллы и Изидоры за непредвиденное и не по моей вине это неожиданное очередное прерывание этого жуткого, но захватывающего и не дающего от себя оторваться, повествования про эти сверхчеловеческие испытания, бурным потоком обрушившиеся на Изидору и ее таких ей родных людей…
*** Все приставки «БеЗ-» в соответствующих словах (вопреки нынешнему из-тор(ы)-ически искаженному правилу) пишутся не с буквой «С», а с буквой «З», что соответствует их изначальному древнему смыслу отрицания наличия соответствующего слову значения.
45. Изидора-11.
Следующая возможность с головой окунуться в рассказ Изидоры у меня выдалась не так уж скоро, как хотелось и ожидалось, и все это время я ходила, как отмороженная, с трепетом и нескрываемым волнением переваривая весь тот непомерный груз испытаний состраданием увиденного чужого, но такого близкого мне горя, свалившихся на мою кучерявую девичью головку.
Моя мама опять, заподозрив что-то неладное, с тревогой наблюдала за мной, и только спокойное поведение моей бабушки, которая демонстративно показывала, что ничего страшного не происходит, удерживало ее от лишних взволнованных вопросов о состоянии моего здоровья. Бабушка, как всегда, прикрыла собой мой такой еще не защищенный тыл, что оградило меня от дополнительных и сейчас очень лишних и не нужных объяснений мамочке.
И вот наконец-то я снова рядом со Стелой, которая уже вся извелась от ожидания продолжения этого безкомпромиссного жестокого кровавого сражения между двумя такими противоположными мирами белой искрящейся Жизни и черной непроглядной Смерти…
…— Скажи, Север, можем ли мы как-то помочь этим людям?! — печально спросила Изидора.
— Нет, Изидора. Это их выбор...
В словах Севера слышалось какое-то нескрываемое отчаяние и разочарование в том, что хоть чем-то им можно помочь.
Как бы отвечая на это нескрываемое отчаяние, Изидора вспыхнула, как молния, и с округленными от жуткого возмущения глазами, задала вопрос на который Север даже не посмел ответить:
- А что вы сделали, что бы люди научились правильно выбирать???!!!
Ведь выбор несмышленого ребенка и многомудренного старца совсем неодинаков! И отличается этот выбор всем тем объемом жизненного опыта в борьбе за счастливую жизнь, которым выбирает опытный человек, в отличие от безопытного…
Тут неожиданно в разговор нагло и безцеремонно вмешался Караффа.
Он резко распахнул дверь и, как это оказалось, определенное время стоял за ней, подслушивая диалог Изидоры и Севера:
- Люди - дремучи и примитивны! Они будут выбирать то, что им даст выбирать святая церковь - между верой и смертью! Между церковью и костром! И иного выбора у них нет и не будет до тех пор, пока у них вообще не пропадет желание выбора, и они забудут навсегда это страшное слово! Рабам выбор не нужен! А вот такие, как вы, Изидора, будоражат их засыпающее рабское сознание этим страшным словом «выбор» и, поэтому, вам не место среди людей, и, пока я жив, сделаю все, чтобы такие еретики все без исключения сгорели на святых кострах инквизиции.
Глаза Караффы светились, как у озверелого зомби, нескрываемой жаждой крови и смерти, и, казалось, что это в обличии главы римской католической церкви стояла сама смерть перед Венецианской Красавицей, сияющей воплощением живой энергии Созидания и Возрождения, принципам которого она следовала всю свою сознательную жизнь и чему учила свою, так безвременно трагически погибшую за это, свою такую хрупкую и прекрасную цветочек-дочурку Анночку.
Место, где еще секунду назад находился Север, отвечало на этот бред зияющей пустотой, а у Изидоры от возмущения перехватило дыхание.
Прекрасно понимая безполезность этого спора с Караффой, она молча отреченно отвернулась к окну, где заходящее солнце красило розовыми цветами заката тучи, невольных свидетелей этой полной отчаяния сцены безсилия перед зверским безпределом папской власти над миллионами человеческих жизней, лишенных собственного права выбора зверской инквизицией с перекошенным лживой верой обличьем, со страхом огненной смерти на костре в одной руке, и петлей с хитрым замысловатым узлом в другой.
- Как Вы себя чувствуете, Изидора? – как ни в чем ни бывало спокойным, как всегда, голосом спросил Караффа, делая вид, что буд-то бы ничего не произошло.
В тоне Караффы слышались нотки необычного, как обычно водится в этом простом обыденном вопросе, тона. Он явно вызывал Изидору на разговор, но она многозначительно молчала, показывая, что все уже давно сказано.
Это молчание было одновременно и бойкотом этому безпределу зверской папской власти, и ответом всем вопросам, задаваемым Караффой, и просто энергетическим блоком от всех изощренных попыток Караффы выведать, намеченные этим хитрым и очень опытным психологом, драгоценные крупинки какой-то очень важной для него информации.
Молчаливая пауза затянулась, но Караффа не привык проигрывать даже в таких незначительных дуэлях - последнее утверждающее слово он оставлял всегда за собой, и как бы невзначай, якобы для этого придя к Изидоре, изрек:
- Завтра у меня официальный прием и Ваше, присутствие на нем обязательно!
Караффа снова что-то задумал, но это уже ни капельку не волновало Изидору - игра уже перешла в заключительную фазу - эндшпиль - и никакие уловки и хитрые ходы не могли уже никак сыграть на пользу самой главной цели, которую до этого преследовала Изидора - как можно дольше затянуть время с надеждой наконец-то разгадать этот немыслимой сложности кроссворд-головоломку и прорвать загадочную и неимовернонепробиваемую защиту Караффы во имя спасения родных, тогда еще живых безгранично любимых ею людей. А сейчас они были уже далеко, в том прекрасном и благодатноспокойном месте, где никакие происки инквизиторов во главе с этим монстром-людоедом Караффой не могли их достать и это радовало и успокаивало надорванную горем пережитых потерь душу Изидоры.
Одно только сжимало холодными клещами израненное кровоточащее сердце этой мужественной несгибаемой ведуньи – какой, все-таки, неимоверно высокой ценой им досталось это спокойствие – ценой сверхчеловеческих страданий и мук близких и таких дорогих ей людей, которые прошили огненнопепелящей струей расплавленного металла ее созданное для любви материнское сердце.
Да к тому же, воспаленный от горя мозг буравила и огнем жгла досада того, что здесь и сейчас уже никогда не сможет она прижать к своей груди кучерявую юную, но такую уже не по-детски, мудрую головку горячо ею любимой доченьки, не зароется в ее кучери и не ощутит их родной до боли незабываемый запах милой хохотушки, не услышит жара любви горячих ладоней своего дорогого, такого сильного и мужественного Джироламо, не сможет, как маленький балованный и шаловливый ребенок, зарыться в широченных крепких мужских объятиях своего обожаемого папочки, как она это делала в своем, таком уже безкранедалеком, беззаботном босоногом детстве.
46. Защита Караффы.
Пролетело, как одно мгновение две недели небытия. Очнувшись, Изидора увидела луч рассвета, который весело играя на изысканных тяжелых гардинах, беззаботно радовался, как шаловливый ребенок, новому солнечному дню, не обращая никакого внимания на режущий и выедающий глаза туман смерти, парящий в воздухе, пропитанный едким ядовитым дымом «святых» костров инквизиции, ставших всеохватывающим пожарищем человеческого разума.
Будоражило сознание и не давала ни на секундочку успокоиться и забыться одна только мысль, что этот изверг Караффа все еще существует, (а не живет, ведь жизнью это назвать невозможно!), и каждую секунду плодит вокруг себя оголтелую взбешенную смерть и безразмерное жестокое горе. Она точно знала, что только ей под силу расколоть этот крепкий орешек и, если она не одолеет этого зверя, то больше некому это будет сделать, - такую уж очень необычную и непробиваемую защиту получил Караффа из рук незнакомца.
И тут воспаленный мозг молнией полоснула мысль-воспоминание, будоражившее все последнее время подсознание Изидоры: – Дочь! Как она сказала?
Ее милая, тогда еще живая и необычайноудивительно умудренная какими-то новыми, Изидоре до сих пор неведомыми после возвращения из Мэтэоры знаниями - ее дочурка, в отличии Изидоры ВИДЕЛА НАСКВОЗЬ Караффу!!! Через его невообразимонепробиваемую защиту! Но как? Этого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Анна видела дальше и больше Изидоры!!!
В горне огня последнего смертного сражения за жизнь миленькой своей дочери Изидора совсем не обратила внимание на эти ее, как буд-то бы и не важные слова, как бы невзначай оброненные Анночкой, и так и не успела расспросить дочь – что же она имела ввиду и как она это делала, ведь она это сама сказала: - Я его ВИЖУ!
Мысли, как бомба замедленного действия взорвались и перемешались в расколовшейся от неожиданной догадки голове!
- Так вот почему моя милая Анночка по собственному, уже далеко не детскому, желанию срочно и самостоятельно покинула Мэтэору! Так вот почему она так загадочно и радостно улыбалась матери при встрече после Мэтэоры, ни капельки не обращая внимания на оскал смерти, леденящим кровь звериным хохотом злобно и оглушительно хохочущей им прямо в их истерзанные папскими окровавленными руками души!
Да! – и эта мысль-догадка утвердительно возликовала! – так оно и есть!
Это не для того, что бы защитить или поддержать мать она вернулась, вопреки желаниям всех Волхвов Мэтэоры, она вернулась совсем для другого - его - Караффу - ПОБЕДИТЬ!!!
У Изидоры аж закружилась голова и потемнело в глазах от этой неожиданной догадки и она медленно наощупь опустилась в кресло у окна. Пульс железным молотом колотил по вискам от этой оглушительной, неимоверной и неожиданной догадки, в голове гудела только одна мысль – дочь! Ее миленькая хохотушка Анночка так быстро и незаметно выросла из маленького милого цветочка-трехлистника в боевого мага и стала сильнее самой матери-ведуньи Изидоры! А сама мамочка! Ох и хороша!
Даже и не заметила, как ее собственная дочь стала взрослой сильной и настоящей ведуньей! Сильнее ее и самого Караффы вместе взятых!
Вот так сюрприз! - Изидора напрягла все свои силы, но все ее попытки докричаться до своей милой повзрослевшей дочечки так и не увенчались успехом – она молчала. Север также не отвечал.
Так! - лихорадочно соображала и пыталась привести в порядок свои растрепанные, после трехкратно пережитого неимоверного ураганного горя, мысли Изидора. Значит все-таки дочка что-то разузнала в Мэтэоре! –
Но что? Что она так ловко припрятала от любимой мамочки? И зачем??? ЗАЧЕМ???
И тут вторая догадка полоснула по сознанию! Зачем дочь припрятала, скрыла от Изидоры истинную цель своего возвращения из Мэтэоры? Да для того, что бы своей собственной жертвой – ценой собственной смерти спасти жизнь своей любимой мамочки! Но не просто ценой своей смерти «просто так», а СМЕРТИ ДЛЯ ПОБЕДЫ над этим монстром Караффой! Ведь победа над Караффой будет означать так же и его собственную смерть! А это возможно только в одной-единственной ситуации – на эшафоте во время казни!
Так вот почему дочурка так изощреннонагло провоцировала Караффу на ее собственную и немедленную казнь! Так вот почему она ему плюнула туда, что даже глупо назвать лицом, и так храбро, без всяких раздумий и колебаний, бросила безповоротный вызов собственной смерти! Да она не только была к этому готова, но и сознательно СТРЕМИЛАСЬ к этому!!!
Ах. Моя миленькая доченька! – пульсировала горячая, как кровь досада - Зачем ты это сделала?! Почему ты ничего мне не сказала? Мы бы все вместе что-нибудь придумали, ведь еще такого никогда не было, что бы Изидора не нашла выход из самой безвыходной ситуации! Да и, вконце-концов, я сама бы пошла на костер, но не отдала бы в эти кровожадные лапы смерти своего белокурого ангела Анюточку! Да и вдвоем, хотя бы вдвоем, ведь наших мужчин с нами рядом физически уже не было, хотя душой они всегда, или почти всегда, рядом, мы уж точно бы одолели этого монстра!
От осознания ошибки, той, что она тогда, еще при жизни своего белокурого чуда – Анны, не обратила внимания на эту ее реплику и выходку дочери и не растормошила ее вопросами, и совсем не догадалась, она – собственная мать своего собственного ребенка, не догадалась, что Анна что-то задумала, помутилось сознание и все вновь провалилось в темноту безсознания.
Очнулась она от ощущения, что что-то не клеилось. Все это время бредовое полуобморочное состояние было защитой от перегрузки воспаленного перегруженного многомесячной гонкой человеческого мозга. Мозг лихорадочно работал, ни на секунду не останавливаясь и не отдыхая – ведь она наконец-то нашла и схватилась за тот робкий краешек той, спасительной серебряной ниточки Ариадны, которая своим клубочком катилась и вела за собой к такой долгожданной и такой неизмеримо ценной победе! Ценной не потому, что за собственную жизнь, а фактически - за тысячи человеческих жизней и тысячи тысяч Просветленных еще не рожденных душ у тех, кто ходил уже сейчас под дамокловым мечом смерти, до коих еще не дотянулась кровавая лапа Папской «святой» инквизиции во главе с этим бешенным, отупевшим вкрай зверем Караффой, но на них уже был обращен сумасшедший взгляд Караффы!
Но чего-то явно не хватало в этой тонкой и смертельноопасной шахматной игре со смертью, которую задумала ее дочурка в Мэтэоре, и в которой она сделала самую безценную ставку – собственную такую юнную и цветущую жизнь. Что она недосказала? Что она не сделала?? Где она ошиблась???
В детстве Анна игре в шахматы предпочитала чтение книг. Просто практически любая игра заканчивалась неожиданно необычайно – а дочка видела все ходы наперед и смысл разрабатывания последующей стратегии противником терялся в самом начале игры. И дочь с улыбкой отправлялась читать книжки, в которых невозможно наперед что-либо поменять.
А какой шахматный ход с Караффой она недорасчитала? Где и на каком ходу она ошиблась? Снова и снова просматривая и тщательнейшим образом анализируя все движения и действия дочери перед казнью и там – на эшафоте, как бы Изидоре это ни было бы оглушительнобольно снова и снова это видеть и пропускать сквозь свое израненное, истекающее последними каплями крови и человеческого терпения материнское сердце, она уже четко видела, что дочурка действительно самостоятельно и всерьез по-взрослому что-то задумала, что она завела опаснейшую на земле игру, игру с самим Папой Римским! И явно не в поддавки! Но при этом никакого виду матери не подавала.
Но, что? Что же придумала ее малышка? Какую игру она затеяла? Это была ее собственная Анютина серьезная партия – О! Как она повзрослела!
Судорожно цепляясь за эти догадки Изидора постоянно звала дочь:
- Миленькая! Отзовись! Анечка! Как? Как ты видела его? Где у него слабинка? Где у него прокол? – но вместо дочери ей продолжала упорно отвечать тишина! Гробовая и колючая, холодная, как многотонный айсберг.
Изнеможенная мыслями-догадками Изидора снова провалилась в забытье, но даже в том, коматозном полуобморочном состоянии одна только мысть сверлила мозг – что не успела сделать Анна? Где она ошиблась?
В детстве, играясь со сверстниками, Изидора часто, на безопасном уровне, отрабатывала различные приемы боевой магии, как учил ее любимый отец, отец, которого, как сейчас оказалось, она в детстве недообнимала, недоцеловала, недослушала и недодорожила его такой, с высоты этих так быстро пролетевших лет жизни, отцовской любовью. Это те сокровенные родовые знания, часть которых впоследствии перекочевала в восточные единоборства - наследников исконнодревней Арийской Боевой Магии.
И один из основных принципов айкидо - перенаправление энергии атакующего против него самого, был одним из любимейших приемов Изидоры. Ведь не надо прилагать особых усилий противостоять атакующей силе – а ведь при этом необходима была сила, многократно более мощная, чем атакующая. А в айкидо - элегантным красивым движением отклоняешься, пускаешь атаку по орбите вокруг себя и – ву-а-ля! – атакующий получает в лоб свой же снаряд! И чем энергичнее атака, тем больший свой собственный развернутый против самого себя удар он получал! Это так просто и так здорово!
Этим методом-приемом можно так же и восполнять в себе силу во время боя, как аборигены Австралии при метании бумеранга – чем сильнее метнешь, тем сильнее собственная сила вернется в твои же руки. Необходимо только одно – правильно и осознанно получить ожидаемое! Тот, кто не умеет и не знает, как пользоваться бумерангом, может от него же и погибнуть, ведь он не знает, что его сила в случае промаха по цели вернется по кругу к нему же назад! Необходимо ее только снова поймать и для этого надо занять правильную позицию - подставить руки в нужном месте и в нужный момент. Если это не сделать, бумеранг вернется и угодит в бросающего с собственной силой. Замкнутый круг причинноследственных связей удесятеряет силу этого действия!
Так вот что не учла дочь? Она все точно и детально рассчитала вплоть до последнего своего вздоха! Но по своей неопытности и незнанию упустила один маленький, незначительный ньюанс, который обернулся трагедией – ее смерть не повлекла за собой смерть Караффы!
Анне не хватило одного-лишь приема! Да! - не успела Изидора дочурке рассказать и научить этому не особо-то и важному, но такому ценному в нужной ситуации магическому приему – возврат силы для второго повторного удара – «бумеранг».
И от увиденного собственного промаха гнусно защемила под ложечкой подлая змея досады и горечи – ответственности за такую еще юную и дорогую ей жизнь – жизнь собственной дочурки, которую она совсем недавно зажгла вместе со своим любимым Джироламо, как самую яркую звездочку на небосводе, с самой святой в мире верой, что их миленький ангелочек Аннушка счастливо проживет свою, подаренную ей предками и родителями, такую чудесную и прекрасную жизнь и к тому же еще и подарит им в награду за это шаловливых и смешных внучат-карапузиков!...
47 Анна..
Своим возвращением из Мэтэоры Анна была обязана отцу, который перед своей такой преждевременной и подлой смертью в мрачных, изрыгающих запах плесени и человеческой безвинно пролитой крови, инквизиторских подвалах Караффы краем глаза смог увидеть ту робкую, как тоненький лучик малюсенькой искринки-звездочки надежды, пробивающей свой нелегкий светлый путь в этом тягучем, как патока и чернющем, как смоль, мраке подземного царства забвения и отчаяния. Звездочку такой желанной и долгожданной надежды на победу над этим господином мракобесия и бесчинства безправия, с злобно шипящим змеей подлости и предательства словом – Караффа.
Но, к великому своему сожалению, не знал, как ее применить. И хоть он в самый последний миг своей земной бурлящей силой и желанием познавать этот мир жизни, все же успел понять то доныне неизвестное, что даст им эту желанную и такую долгожданную победу, но как это применить, так и осталось для него загадкой за семью печатями.
Да. Именно предсмертный эшафот – это как раз то самое и единственное в мире место и время, с которого и когда необходимо было атаковать! И только тогда можно было пробить такую крепкую, как непробиваемая метровой толщины необычайно крепкую непробиваемую железобетонную стену защиты главного палача инквизиции - Караффы.
Зря он об этом сказал Анне! Ох и зря!!!
Узнав об этом, в этой, до этого еще несмышленой, пока еще детской головке, во мгновение ока созрел план. Грандиозный план, о котором она не захотела говорить даже родной миленькой мамочке, - уж очень было заманчиво этим планом достичь недостижимого, того, к чему они все так упорно шли, нет правильнее было сказать, стремились и пробивались через эти непроходимые джунгли препятствий подлости, предательства, зла и обмана - победить Караффу! Почему же не сообщать об этом ключевом главном открытии?
Так ведь это же означало и то, что это автоматически и гарантированно спасает ее любимую мамочку от верной смерти! Вместе с тысячами обреченных на самую жестокую, какую только может придумать этот изверг Караффа, смерть!
Но малышка ясно понимала, что узнав об этом Изидора не позволит участвовать своей дочери в этом опаснейшем сражении с Караффой и пойдет на него сама. Но уж этого допустить самоотверженный, рвущийся в бой дух будущей ведуньи, никак не мог!
- Как это - без нее? И почему рисковать должна только Изидора? А она?
Она ведь уже взрослая – и этим ВСЕ сказано! Да к тому же не просто взрослая, а ВЗРОСЛАЯ ВЕДУНЬЯ!
И приняв это не погодам взрослое взвешенное решение молчать и действовать самостоятельно, не подвергая опасности жизнь самого дорогого ей человека – своей миленькой мамочки!, Анна поставила святейшую для себя задачу – сразиться с Караффой самостоятельно и попытаться спасти жизнь дорогой родименькой мамочки!
Такая ставка радовала Анну даже ценой собственной, хотя пока еще и детской, но уже осознанной жизни. Особая самоотверженность всегда отличала магов и ведунов от остальных смертных.
Но какой же энергией атаки победить Караффу? Любые атаки он, смеясь, отражал и все они гасли вокруг его злобной фигуры, как стая мелких ос в водовороте огня.
Анна уставилась на любимого дедушку с беззвучным вопросом: – КАК?
- Я перепробовал все! Он – непробиваем! Одно только мне удалось – там, подвешенный на цепях смерти, я успел испробовать последний свой прием, тот, которого он не ожидал – энергию возрождения, но к моему сожалению я неправильно им воспользовался и в неправильном направлении, а второй попытки мне уже никто так и не предоставил – подлая и невозвратная смерть вступила в свои безраздельные права.
- Да. Энергия возрождения с эшафота смерти – ВОТ ОНО! - Анна от неожиданности важнейшего в своей жизни открытия подпрыгнула в радостном крике – Вон оно! Теперь он мой! Теперь-то Я САМА с ним справлюсь!
Анна ликовала! Восторг и радость от только что так неожиданно найденной надежды на победу – такого драгоценного решения до сих пор никем не разгаданного кроссворда опьянил и до краев заполнил ликующее детское сердечко таким бешеным восторгом, что Джироламо и деду стало просто непосебе от такого дикого и доселе неизведанного ими чувства радости восторга за неожиданно найденное их чадом решения убийства. Каким бы оно ни было бы очищающим!
- Но ведь это НЕ УБИЙСТВО, А ЗАЩИТА СМЕРТЬЮ ОТ СМЕРТИ! Вы же меня сами этому учили! – прочитав этот беззвучный недоуменный вопрос на их лицах, возмущенно ответила Анна. - Все! Я наконец-то поставлю окончательную и финальную точку на этом сумасшедшем зверском потоке смертей, лившемся, как из рога изобилия, из кровавых лап инквизиции!
Стелла зябко передернула плечами: - Как она, такая хрупкая, неопытная крошка одолеет этого монстра Караффу???, если до сих пор его не смогли одолеть отец, дед и мать все вместе!
Этот же вопрос оглушительно пульсировал и в моей голове. – Куда ты, крошка, лезешь? – но Анна, не обращая внимание ни на что, продолжала:
- Спасибо вам мои любимые и дорогие папочка и дедушка! – как звоночек восторженно щебетала она: - С вашей помощью мы все вместе победим Караффу! Только об одном я вас прошу! Я вас просто умоляю и заклинаю – не говорите ничего об этом маме, ведь она не даст мне это сделать, а сама прыгнет в костер, чтобы избавить от Караффы нашу многострадальную матушку-землю-Мидгард! Поклянитесь мне, что вы ничего не скажите ей! Во имя любви к ней! Пусть она живет – ей так много еще надо совершить! Вы мне обещаете? И с этим вопросом Анна прямо впилась своим умоляющим взглядом в глаза отца и деда!
Они опешили и переглянулись. Что делать? Вот так оборот! В такое положение Анна - их дочь и внучка, еще никогда их не ставила.
У обоих одновременно мелькнула одинаковая мысль: - Если об этом рассказать Изидоре, то на костер помчат обое наперегонки и их, уж точно, ничто уже не сдержит, лишь бы скорее избавить человеческий мир от этого исчадия ада Караффы… И потеря будет вдвойне невыносимей и трагичнее.
А ведь для победы существует только одно обязательное условие – смертный эшафот, с которого назад в жизнь уже никому нет возврата!
Из двух зол выбирают неизбежное, и к кому бы ни была больше любовь – к Изидоре или к Анне, они, как бы им это не было тяжело, вынуждены были безоговорочно пойти на все условия Анночки – их любимого такого еще юного, но уже по взрослому боевого создания!
Анна ликовала!!! Ее душа рвалась из Мэтэоры и никак не терпелось как можно скорее расправиться с этим исчадием зла, которое так много горя принесло ее семье, так горячо и беззаветно ею любимым людям!
- Я возвращаюсь! Со спокойным отрешенным видом, что бы не показать восторг и ликование и предвкушение победы, той победы, какая не под силу даже самым сильным Волхвам Мэтэоры! – заявила Анна. Север недоуменно поднял брови от удивления!
- Но ничего не поделать! Мэтэора – дело добровольное и принуждать тут никого не дозволено!: – Волхв обнял на прощание малютку Анну, понимая, что она сюда уже никогда-никогда не вернется!
- Береги себя и мать – вам многое еще предстоит сделать!...
48. Музыка Неба.
Изидора снова очнулась! Но забытье не прошло даром! В подсознании звенело - вот она разгадка! У Изидоры участился пульс, ладони зазвенели, как это обычно было перед энергетической атакой. В предвкушении победы – любой ценой, даже ценой собственной смерти, у нее забурлила, как проснувшийся вулкан, кровь в жилах.
Да. Его можно достать только с одного места на всем земном шаре, во всей Вселенной – с предсмертного эшафота! Оставалось только одно – узнать у дочери, у ее миленькой Анюточки – где у Караффы прокол в защите? Там – на эшафоте выяснять, где прокол у Караффы совершенно не будет времени. Да и попытка дается один-единственный только раз!
Поэтому подготовиться необходимо заранее, идеально, без промахов и недоделок!
Ах! Ее милая Анночка! Она, наверняка, уже видела ОТТУДА, с предсмертного своего эшафота все проколы этой зверскинепробиваемой защиты Караффы. Обычный человек в этом никогда бы не разобрался бы – ведь ему не ведомы ведьмины знания. И горели безответно уже тысячами костры инквизиции так и не разгаданные до сих пор никем. Но Анна - необычайносильная ведунья и однозначно оттуда, сверху, с высоты своего предсмертного эшафота увидела все необходимое и, наверняка, все поняла.
- Где ты моя милая? Отзовись!
И тут Изидора заметила, что она не одна. Недалеко от нее стоял Север, как бы раздумывая, стоит ли ее беспокоить. Осторожно, что бы не выводить из этого задумчивого состояния, как бы извиняясь за вторжение без приглашения, он с легкой задумчивой слегка заметной улыбкой молча наблюдал за Изидорой.
Удивленно поглядев на него, он возмутилась: - Где же ты так долго пропадал? Мне так не хватает сейчас твоего присутствия, твоих экскурсий туда, где я еще никогда не была!
- Я почему-то не слышал, да и дел в последнее время поднакопилось…
В его голосе звучали какие-то загадочные нотки, да и весь его задумчивый вид явно свидетельствовал о каких-то его внутренних спорах, которые все явней и явней проявлялись в его поведении в последнее время.
Да. Ведунья, безусловно, кое что разбудила в его мире, до сих пор наполненном аморфным спокойным ожиданием всезнающего библиотекаря, который свято придерживается какого-то никому непонятного графика и предстоящий час «Х» открытия презентации новой выставки шедевров мировой письменности об Истинных Знаниях по его строгим правилам еще не наступил, не смотря на то, что библиотека уже потихоньку раскрадалась злодеями, но на эти сказанные с его позволения «ошибки» никто почему-то не обращал никакого внимания.
- Я должен перед тобой извиниться!
- За что? – с недоумением спросила Изидора.
- Мы действительно сейчас очень много теряем – сил, энергии, время, настоящих Избранных… Ты права! Только нам никто не давал права разменивать людей на Истинные Знания.
- Вы хотите сказать, что горы фолиантов, хранимые в недрах Мэтэоры ценнее хотя бы одной светлой Души, посланной в Неизведанное с этого последнего своего жизненного причала, называемого «огненным помостом инквизиции»???
Север молчал. Да и что он мог сказать?! Своим молчанием он снова и снова подтверждал правоту услышанного, которое прямо противоречило его убеждениям и убеждениям тех, с кем он хранил те Великие Тайны бытия, которые являлись обратной стороной медали с названием – суровая реальность.
Как бы беря таймаут для дальнейших определенных радикальных и очень важных размышлений, Север перевел тему:
- Куда бы ты хотела бы сейчас попасть и кого увидеть? Ах, да! Я знаю где ты сможешь восстановить свои силы – музыка! Да-да. Музыка, вот то, что тебе сейчас так не хватает.
Безусловно, он зацепил Изидору за живое. Музыка была ее второй сущностью – О, как она любила ее! Музыка и песни сопровождали ведунью везде и всегда. Вот только музыка никак на резонировала с Караффовскими кровавыми подвалами и инквизиторскими сжигающими заживо души Избранных кострами.
Вот поэтому ее утомленная душа, ее загнанная, как скаковая лошадь, сущность, так истосковались по Музыке, той настоящей музыке, которая вдохновляла и окрыляла, которая созидала и оживляла, которая удивляла и возрождала!
Впоследствии, в консерватории, окунувшись в многовековую историю музыки, которая НЕРАЗЛУЧНО сопровождала человечество, я вспоминала эти первые уроки Музыкальной Грамоты, которые я получила там, в своих видениях и путешествиях во времени, как бы это не резало своей необычностью обычный повседневный не привычный к этим странностям человеческий слух.
Вокруг все померкло и они очутились в темном полуподвале. Огарок усталой покосившейся свечи в глиняной плошке, служившей для нее канделябром, своими робкими, дрожащими от возмущения и отчаяния за эту безпомощность хоть каким-то образом разорвать эту оголтелую тьму, руками-лучами бросали мрачные блуждающие тени, перетекающие в углах в такой мрак, что хотелось немедленно, как можно скорее, вырваться из этого пугающего непроглядной темнотой места. Но как только глаза привыкли к полумраку, то оказалось, что тут не так уж и страшно и даже немного интересно - вокруг находилось множество непонятных необычных предметов, что глаза сразу же разбежались в поиске ответа - что же такое тут происходит и зачем это все тут находится.
За столом, на котором лежали какие-то инструменты, стоял Мастер и сосредоточенно что-то созидал. Рядом стоял подросток-подмастерье в оборванном одеянии и его глаза блестели в этом сумраке, как две яркие запоздавшие звезды на просыпающемся предутреннем ночном небосводе.
- Запомни, всем в мире дирижирует Резонанс, - не отрываясь от работы, спокойным тихим и таким приятнохрипловатым голосом вел он свой мудрый рассказ, - потому, что все в мире - музыка. И весь мир - это и есть Музыка! Великая Музыка Творца. И мы с тобой - лишь небольшие звонкие нотки в этой величествееной Симфонии Жизни. И надо суметь так зазвучать в своих творениях, чтобы Резонанс Света и Радости осветил все вокруг яркой радугой Творчества.
И как бы в подтверждение его слов скрипка, которую он держал в своих золотых от пота созидания волшебных руках запела Симфонию Жизни. И вся окружающая темнота мастерской вмиг исчезла в океане волшебного сияния и света мелодии, рождающейся под чудесными пальцами Мастера.
Как странно было слышать эти волшебные завораживающие звуки в этой темной мрачной мастерской. Подтягивая колки дивного своего создания, подтачивая инструментами последние заключительные штрихи в своем творении, и внимательно-завороженно ловя тот пресловутый Резонанс, о котором он только, что поведал своему наследнику мастерства, Мастер вылавливал и кропотливо, йота за йотой, убирал оставшиеся такие непослушные каверзные диссонансы, так упорно сопротивляющиеся этому великому слову - шедевр.
- Все вокруг - волны! И звук, и свет и мы с тобой.
- И музыка? - недоверчиво удивился малец.
- А ты сам посмотри: - и Мастер протянул юнцу какую-то непонятную трубу. - Это духовая труба с мембраной.
Он налил из кувшина туда воды: - А теперь - дуй.
Мастерская наполнилась монотонным низкочастотным звуком:
- Видишь по поверхности воды пошли круги? Это и есть - волны. Музыка - это волны разной частоты и чем выше их частота, тем тоньше и выше октава. Эти же самые волны ты увидишь на струне. И одна и та же нота различных октав отличается длинной ровно в 2 раза! И прижимая струну в определенных точках ты можешь получить ноты, которые будут похожи друг на друга, только живущие в разных октавах и они будут перекликаться Резонансом. Будут водить хороводы, переливаться всеми цветами Музы-радуги, откликаясь эхом в каждом человеческом горящем жизнью сердце. И только тому, у кого нет сердца - все это будет казаться шумом, который дорого стОит, ибо вместо нот он видит только денежные монеты.
- Ой как интересно! - заерзала и завертелась от восторга Стелла, но я приложила палец к губам: - Тихо! Не перебивай! - как бы боясь прервать этот удивительный процесс созидания, усмирила ее любопытство я. А Мастер спокойно и сосредоточенно продолжал:
- Скрипка, да и вообще любой музыкальный инструмент - это продлжение рук композитора. Продолжение его мыслей и продолжение его души. И они вместе - это и есть симфония! И вложив в эту симфонию частичку своей души он рождает Музыку Неба.
Но в этой симфонии бродят сердитые и злые "волчьи" нотки. Они режут слух и охотятся за Резонансом, что бы его разрушить и съесть. Их имя - диссонанс. Твоя задача - выгнать диссонанс из инструмента и сделать так, что бы он был зАмком за семью воротами для "волчьих" нот диссонанса.
- А как это сделать? - вопросительно уставился на Мастера юнец.
- Твой слух расскажет твоим рукам все! Ты только слушай и слушай не ушами, а сердцем! Оно всегда услышит, только не оглуши его!
- Чем?
- Ленью, Жадностью и Завистью! - загадочно улыбнувшись и потрепав головку своего любимца, ответил Мастер...
49. Трехлистник Ариев.
Как оглушительный гром с ясного неба прозвучал тихий и необычайно радостный и, конечно же – долгожданный, звонкий, как весенний звоночек, голосок любименькой доченьки! Громом он звучал, так, как столько много времени молчал, не взирая на ежеминутный зов матери уже на протяжении многих недель, счет которым уже потеряла эта исстрадавшаяся материнская душа!
- Наконец-то! Ты здесь!? - очнувшись от забытья радостно воскликнула Изидора!
- Где тебя носило, несносный ты ребенок! – как в добрые, но уже такие далекие времена сердито нахмурилась мать.
- Я уже не ребенок! – но, одумавшись, продолжила: - Ой! Извини, моя миленькая, любименькая мамочка! Я больше не буду! – как бы вспомнив, что мама всегда останется мамой, а родная дочь навсегда для нее останется маленьким несмышленым балованным карапузом, одумалась и попросила прощение за долгое отсутствие Анна.
- Нам стоило очень большого труда раскусить те хитрые выходки, на которые пошел этот ехидный злодей Караффа, для того, что бы мы с тобой не могли общаться! - продолжала она. - Но наконец-то этот блок разгадан, хотя и неизвестно, на какие еще ухищрения может пойти этот загнанный зверь! Главное – мы можем общаться, мамочка! Ой! Как я по тебе соскучилась! – визжала от удовольствия с нескрываемым детским, таким еще девчачьим восторгом Анна.
Не смотря на переполняющую ее, действительно детскую радость, ведь так несказанно и до безумия безгранично непосредственно могут радоваться почему-то только маленькие детки, Изидора приготовилась уже было отчитать свою провинившуюся дочь, как та сама опередила ее:
- Мамочка, милая! Ты только не ругай меня, но у меня почему-то ничегошеньки не получилось! – виноватым голоском лепетала она! А ведь я все так хорошо обдумала и просчитала! Да и папа с дедушкой мне подсказали…
Изидора непонимающе удивленно подняла брови!: - Как? И они – тоже? Они знали и ничего мне не сказали???
- Мамочка! Не ругай их – они не виноваты! Это я у них взяла обещание, что бы они ничего не говорили. И не сообщали тебе про трехлистник.
- Какой трехлистник? – недоуменно удивилась Изидора.
Анна включила сцену последней встречи расставания в Мэтэоре и Изидора увидела собственными глазами Белого Волхва:
- Вот, держи! – и Волхв протянул зеленый росток. Теперь он будет всегда с тобой! Это – трехлистник, символ силы и победы наших героических далеких предков-Ариев.
- Только во время казни его не было со мной! – щебетала виноватым голосом Анна – я его при нашей с тобой встрече забыла у тебя в комнате.
Он лежит на столе. Просто, я тебе о нем не говорила, что бы ты не расспрашивала о прощании с Мэтэорой и я тогда бы не смогла промолчать и все тебе рассказала бы, и все мои планы рухнули бы! Ты, я знаю точно, ни за что бы не позволила бы мне идти на костер, а пошла бы сама, что бы меня сберечь…
Да. Анна действительно была права и я ни в коем случае никогда бы не позволила бы добровольно Анне играть в эти опасные игры с собственной смертью и с самим Папой Римским: - подумала Изидора с жутким чувством досады и возмущения на саму себя за эти промахи дочери, как и все настоящие родители, которые никогда не винят в серьезных ошибках и промахах собственных детей потому, что, по большому счету, – это их собственные промахи в воспитании собственных детей.
Пригасив и подавив усилием воли это чувство досады, понимая, что уже ничего не изменишь, Изидора перебила этот обиженновиноватый лепет своей драгоценной дочурки вопросом:
- Так о чем тебе рассказал папа?
- Ой. Он мне сказал самое главное! – щебетала сущность этого самого святого для Изидоры создания: - он рассказал, что поразить такую сильную защиту, какая была у Караффы можно только с предсмертного эшафота!...
- Да! И ты немедленно сорвалась, - перебила ее Изидора – и помчалась сражаться с Караффой! И при этом совершенно забыла об этом сказать мне!
- Но я ведь хотела как лучше!...
Вот воистину во все времена дети и родители не меняются!
Изидора со слезами на глазах глядела на дочь, точнее ее милую безвинную детскую душу, и внимательно слушала и слушала этот милый лепет, впитывая в себя каждый звук, каждое слово своей милой Анночки, понимая, как же она сильно соскучилась по своей, такой еще юной и непосредственной дочурке!
- Ты мне чего-то не договариваешь! Что еще говорил папа?
- Это не папа! Это дедушка добавил, что энергия, которой надо атаковать Караффу, должна быть энергией жизни и возрождения!
- Так вот оно что! – воскликнула Изидора: - А мы ведь постоянно пробовали энергию смерти! И ничего не получалось – она не достигала своей цели предназначения!
Как громом пораженная, Изидора с улыбкой замолчала: - Вот теперь и все! – подумала она просебя. Теперь у меня есть все, чтобы наконец-то превратить ненавистного убийцу-Караффу в пыль!...
- Я тебя целую, мое золотце! До завтра! – поспешно попрощалась Изидора, хоть и, так сильно соскучившись, ее очень тянуло хоть целый день болтать со своей миленькой хохотушкой… но!
- Время пришло! – подумала она. – И разговоры разговаривать и болтать сейчас как раз и нет времени, пока самый злой бешенный зверь в истории нашей Мидгард-Земли жарит светлые, лучшие из лучших, человеческие души на кострах инквизиции.
Она откинулась на спинку кресла и стала тщательно обдумывать все сказанное Анной, не уставая приговаривать: - Какая она еще ребенок!, милая моя!
Тут в голову вновь пришли ее слова про трехлистник.
Да, он действительно лежал на столе, этот удивительный подарочек дочурки, оставленный маме перед своим самым главным экзаменом на свете, который она, к сожалению, не сдала и проиграла! Как жаль!
Но жалость никогда не была спутницей Изидоры и, рассматривая это чудо природы – трехлистник, Изидора напрягла всю свою память – все, что говорил милый ей отец об этом животворящем символе далеких предков - Ариев.
Скупые обрывки немногочисленных фраз кое-что раскрыли и напомнили ей, как очень давно она несколько раз использовала этот чудный подарочек природы в своей лечебной практике. К сожалению, он был очень большой редкостью и Изидора о нем даже почти позабыла, если бы не новая встреча с легкой руки дочурки, которой этот подарок достался из рук самого Белого Волхва.
Какой секрет он в себе хранил? – Она это чувствовала, но никак не могла понять! Что-то волшебное и притягательное, какая-то мощная, огромная сила гнездилась в этом небольшом зеленом кусочке природы, наполнявшем всю атмосферу комнаты какой-то чудной волшебной музыкой, которую хотелось слушать и слушать, не отрываясь, впитывая ее всеми фибрами своей души.
- Так вот оно что! – воскликнула удивленная Изидора, - он лечил ее израненную кровоточащую материнскую душу, так истосковавшуюся по чудесному источнику силы, каким был этот дивный росток!
Он прямо на глазах, и это ощущалось всеми чувствами!, затягивал все душевные такие глубокие раны души, и она откликалась ему, эхом вторя эту чудную мелодию возрождения жизни!
- О, чудо! Как давно ее саму никто не лечил и не восстанавливал ей силы!, а ей совершенно не хватало времени в этом водовороте событий заняться собой!
Дорогой и такой близкий ей, а сейчас уже далеко-далеко светлым лучем озаряющий ее небосвод, омраченный тяжелыми грозовыми тучами беды, окружавшей ее такой до этого светлый и полный счастья, а сейчас мрачный предгрозовой мир, - дорогой и горячо любимый ее Джироламо, ее милый Джироламо, уже так давно не согревал ее душу в своих горячих незабываемых мужских сильных ладонях, так бурлящих вулканом искристых золотых звездочек Любви и Тепла, не залечивал, тогда еще незначительные ее ушибы и травмы, ведь в те светлые счастливые времена их совместного плавания в каравелле Любви и Радости по прозрачным сияющим лучами восторга Познания и Созидания просторам океана Жизни и Добра, они еще не ведали, что бывают такие черные огромные пропасти боли и зла, и существуют травмы и раны, которые ни в силах одолеть никакая человеческая душа…
И, наконец-то, в полную силу, здесь, в Караффских покоях и сейчас, Изидора почувствовала, как она была истощена и ослаблена этим безконечным бешенным марафоном за жизнь и за победу над злом!
Как скаковая лошадь на ипподроме, на скачках, она незаметно для себя втянулась в этот бешенный аллюр, темп которому задавал этот, теперь уже явно насмерть раненный, в предсмертной агонии, бешенный зверь Караффа в своем стремлении успеть до начала конца овладеть самым ценным богатством – безсмертием! И эта бешенная гонка не давала ему покоя и остановки – смерть уже дышала ему в затылок своим неумолимым холодным скрежетом вечности, о вере в какую так нагло он врал всю свою сознательную жизнь не только всем окружающим, но и самому себе – а себя-то не обманешь!
Он все еще кормил себя иллюзиями и надеждами на получение долгожданного, магического чуда из рук Изидоры и только выжидал последнего и решающего подходящего момента, когда по психике Изидоры можно будет нанести решающий последний удар и, окончательно сломив сопротивление этой несгибаемой мадонны магии, получить контроль над ее психикой.
И почти все ему удалось, как он планировал, совершить. Последним его гениальным и хитрым ходом, который наконец-то поняла только что Изидора, это медленное продолжительное выматывание сил перед последней мощной психической атакой! И вымотать силы Изидоры ему почти, что удалось медленным тихим усыплением ее бдительности! Это почувствовала Изидора только сейчас – когда волшебный маленький, но такой необычайно сильный источник силы – трехлистник, начал пополнять ее полностью израсходованные жизненные силы и этот поток новых живительных струй показал Изидоре, как смертельно глубоко она была измождена и опустошена! Ни о каком сражении с Караффой сейчас не могло быть и речи!
В этот момент Изидора услышала голос Севера:
- Я пришел тебе помочь, Изидора!
- Чем ты можешь мне помочь, если все те, кому действительно ТОГДА необходима была твоя и всех Просветленных помощь, давно уже там, где они совсем не нуждаются уже в помощи! Поздно! – разбитым и изнеможденным голосом произнесла Изидора.
- Как знать, как знать: - загадочно промолвил Север, и тут в этот момент в комнату вошел Караффа:
- Как Ваше драгоценное здоровье? - и не дожидаясь ответа сразу же перешел в психологическую атаку:
- Вы хотели бы жить безсмертно, Изидора? Была ли у Вас такая цель?
- Ничто не портит цель так, как прямое попадание! – уклоняясь от ответа парировала Изидора: - Это прописная истина и спорить с ней безполезно! - закончила она свою мысль.
- Законы и истины – для того, что бы их нарушать! – не успокаивался он.
- Вы опять врете, ваше святейшее лживое порождение вашей такой же лживой святой церкви имени Исуса Христа, которая ничего общего с тем человеком, которого оболгала, не имеет!!!
Так нагло говорить святую правду в лживые глаза его "святейшества" Папы Римского еще никто и никогда себе не позволял, но Изидора, получив наконец-то давно искомый рецепт такой желанной победы, пошла в открытую атаку, вызывая огонь смертельной ярости Караффы на себя, уже без всякой боязни за жизни любимых людей, а они были уже далеко и недоступны кровавым лапам взбешенного этими словами инквизитора, ступила сознательно и безповоротно на свою последнюю ступеньку перед огненным инквизиторским эшафотом.
Дверь захлопнулась безответно, злобно, в унисон хозяину, скрипнув петлями вдогонку уходящему Караффе и Изидора поняла – это конец!
Но она ни капельки не боялась – ей необходимо было только успеть восстановить свои полностью израсходованные душевные силы и подготовиться к окончательной уже финальной схватке – или он, или я! – решительность наполнила все ее существо: - Возврата уже нет!
Опираясь на свою целительскую практику, Изидора посмотрела на себя со стороны и просканировала саму себя! О! Если бы это был кто-нибудь другой, то она безапелляционно сказала бы: – Полное истощение душевных сил - неделя на восстановление сил! Но сейчас нельзя было медлить ни в коем случае!
А этот маленький живительный источник необычайной живительной силы продолжал делать свое великое магическое дело – силы, хоть и медленно, но пополняли истерзанную душу ведуньи, откликаясь в самых потаенных уголках этого несгибаемого, непокоренного создания музыкой Жизни и Любви, любви ко всему окружающему ее миру – миру Жизни, Света и Радости!
Стелла вывела меня из этого заколдованного состояния созерцания, когда весь мир исчезает, растворяется в одном-единственном объекте созерцания, который подчиняет себе пространство и время, застывшее сосульками бездвижного льда в огромном пустом пространстве вечности, где звучит только эхо повествования, а все остальное уже просто не существует.
Звонкий колокольчик голоса Стеллы снова вернул меня к действительности:
- Смотри, смотри! Какая радуга силы расцветает над ним!
Я и вправду не могла отвести взгляд от этого замечательного кусочка чуда, расцвевшего таким великолепным цветком в руках Изидоры. Потоки разноцветных, закручивающихся вихрей энергетических пучков лучей вырывались вулканами и сливались в общий букет такого величественного свечения, перед коим меркла красота всех полярных свечений нашей матушки-Земли, хотя я и никогда их не видела, а только слышала о них в рассказах очевидцев-полярников.
- Так вот откуда у меня эти энергетические букеты, которыми я украшала мой мир! – восхищенно вскрикнула Стелла – это ТРЕХЛИСТНИК! Это он не давал покоя моему буйному воображению и своими красками завораживал все мое сознание!
Да, действительно! Невозможно было спокойно, без душевного трепета наблюдать эту очаровательную красочную завораживающую картину возрождения жизненных сил!
Опомнившись, я с ужасом подумала о возвращении: - Ой! Как бы мне снова не зависнуть в междумирье в вечности! Надо немедленно домой!, - и наскоро попрощавшись со Стеллой, извинившись перед очаровательной рассказчицей, я вернулась к себе.
Тихо, как всегда, тикали ходики, как ни в чем ни бывало, отмеряя минуты материи, которую мы по нашей земной привычке называем временем, солнышко бросало свои последние закатные, окрашенные в красноватый оттенок, лучики-зайчики на мягкие перины вечерних туч, и легкая вечерняя истома закрывала ресницы очередного дня, постепенно наполняя все вокруг звезднофиолетовыми видениями под названием ночь.
Я задумчиво сидела в удобном мягком папином любимом кресле, в котором мой милый папочка так любил со мной беседовать тихими вечерами, перед тем, как отправлял меня в кровать отдыхать с непередаваемым впечатлением после его интересных вечерних рассказов.
Перед моими глазами все еще стояла эта картина бурлящего энергетического букета трехлистника, увидев который хоть раз, никогда уже забыть невозможно, и чувствовала, как эти цветные потоки живительной энергетической силы наполняли сердце нежным теплом любви к жизни и звучали в моем сознании какой-то удивительной звезднонебесной музыкой! Как это завораживало своей неземной красотой!
Я очнулась от взгляда. Бабушка смотрела на мою улыбающуюся довольную физиономию и вся светилась от радости и покоя!
- Спокойной ночи, милая! – ни о чем не спрашивая, поцеловала она меня и крепко-крепко обняла. Все без лишних вопросов и так было ясно!
Я так же пожелала ей приятных сновидений и довольная нырнула под свое любимое одеяло в страну грез и снов…
50. Виолина – звездная дочь Виолы.
…Стелла восхищенно смотрела на меня своими лучистыми ясными глазами, как буд-то бы мы совсем и не расставались, и все снова продолжилось с той самой удивительной нотки, на которой рука Мастера приоткрыла свою восхитительную загадочную нотную тетрадь во время этой полной тайн и магии мистерии созидания новой эры - Эры Золотой Золушки-Скрипки, затмившей на сотни лет своим чудным волшебным голоском славу своей матери - виолы…
Мастер Андри задумчиво шел по утренней мостовой, полной грудью наслаждаясь и впитывая всеми веточками и лепестками своей загадочной романтической и такой музыкальной души эту, еле слышимую обычным человеческим ухом, гармонию живительной мелодии утренней сонаты, плещущуюся серебристой игривой рыбкой в голубом прозрачном, как алмаз, океане свежего воздуха, пронизанном радостными лучами солнечного света, мерно качающихся на легких бархатных волнах среди нежных волнистокучерявых завитушек адриатического, такого родного и привычного с детства ветерка, морской аромат которого никто всерьез не воспринимал в связи с повседневной привычностью этих ощущений.
– Люди никогда не умели ценить то чудо, которое они имеют сейчас, и только потеряв его, начинают горько об этом сожалеть!: - сетовал он.
Однако он, Мастер Андри, и умел-то по-настоящему ценить эту жизнь, не ту жизнь – «существование-ради-пропитания», где пропитание служило ради и для существования, а эту, настоящую безкрайне радостную и светлую Жизнь в этом Мире, центром которого был Он сам! И сейчас, внимая Зову Разума и сердца, его волновала только одна назойливая мысль - где же он, тот, достойный его внимания, драгоценный росточек безценного Дара, который можно будет обильно поливать из кувшина его личного, такого богатого, жизненного опыта, для того, что бы, повзрослев и возмужав, этот Дар, как Золушка, превратился в достойный его трудов и стараний величественный кипарис Таланта – наследника и продолжателя его действительно такого святого дела, Дела Музыки и Жизни, которому он посвятил свои лучшие годы.
Юнец-подмастерье, который помогал ему в мастерской, был таким еще маленьким несмышленышем, однако подающим уже, хоть и робкие, но надежды, ребенком, которого необходимо было сначала поставить на ноги, обучить всем элементарным азам жизни и музыки, что бы только после этого приступить к кропотливому и продолжительному процессу возращивания наследника ремесла, которое здесь, на его родине - Венецианской республике, вообще до сих пор, как таковое, и не существовало! Но Мастер Андри, точно знал, да и не то, что бы знал, он ВЕДАЛ, что это и есть то великое Начало Золотого века Лютерии (не путать с религиозным лютеранством***), которое даст начало триумфу той истинной Музыки, наконец-то откроющей глаза людям, и они обратят свои потухшие от горя и мрака отбросившей человечество на сотни лет назад кровавой инквизиции, свои взоры к Свету, Свету Радости Созидания и Счастья Гармонии Мира.
*** описанные события совпадают во временном ракурсе с религиозными - лютеранской Реформацией в Германии. Считается, что лютеранство отсчитывает свою историю с 31 октября 1517 года, когда католический монах из Германии Мартин Лютер опубликовал в саксонском Виттенберге 95 тезисов против злоупотреблений церковной власти, что дало начало этому религиозному понятию, не имеющему ничего общего с атеистическим смыслом Музыки.
Да, только Музыка, Настоящая, величественная, гордая и игривая, воодушевленная и лиричная, романтичная и волнующая, душевная и возрождающая Музыка сможет залечить эти опаленные кострами, кровоточащие глубокие душевные раны от страданий и зла «святой» инквизиции, которые перенесла и от которых так горько страдала его любимая Родина.
Привычно зайдя в мясную лавку, и, приветливо улыбнувшись хозяину Франческо и его красивой супруге Феломене, он бережно завернул в сверток свой драгоценный товар, присланный ему из далекой провинции Испании. Никто, кроме его, не покупал иной, чем мясо, продукт – бычьи жилы, разве, что ремесленники, использующие жилы, как нити для шитья.
Для драгоценных музыкальных струн годились только жилы ягнят, которые необходимо было тщательно вымачивать в щелочном растворе, приготовленном по особому рецепту, разрабатываемому Мастером всю его жизнь. И тем более - для «правильных» и «настоящих» музыкальных струн, а не тетивы лука, которая годится не только для боевых целей, но и иногда и для извлечения звуков, имеющих очень далекое родство с музыкой, подходили жилы только 7-8-месячных ягнят, причем лишь тех, что выросли в Центральной и Южной Италии. Ведь качество струн зависит и от района пастбища, на котором паслись ягнята, от свойств воды, которую они пили, и от времени их убоя, и еще от массы всевозможных факторов. Словом, сама Природа принимала активное участие в создании музыкального инструмента!
- А без того, чтобы научиться слышать и чувствовать Музыку Природы, искусство Лютерии безжизненно и является безполезной тратой времени и сил!: - терпеливо внушал своему ученику Мастер…
Амати.
Кремонская скрипичная школа Венецианской республики - школа Мастера Андри, перевернула весь музыкальный мир!
Родившись угловатой «девочкой-подростком» в мастерской Мастера Амати, синьорита Скрипка – удивительная Золушка-дочь Виолы, превратилась в руках Мастера в прекрасную «Мадону-Скрипку» с особым характером и неповторимым голосом - чувственным, страстным и, в то же время, нежным, бархатистым, просто - ангельским.
Злые завистливые языки ехидно перешептывались: якобы кремонские инструменты потому-то так и хороши, что сделаны из остатков Ноева ковчега!
За этот-то дивный голос музыканты простили мадонне Скрипке необходимость переучиваться, а композиторы - необходимость переписывать свои произведения.
Благодаря этим трем Династиям Мэтров настоящей Музыки, Виола ушла с подмостков, и на смену ей на сцене воцарилась величественная и восхитительная мадонна Скрипка: почти не изменившаяся за 400 с лишним лет, с тех седоволосых времен Амати, за время своего торжественного шествования по самой главной сцене самого главного театра - Жизнь. И сейчас, когда цены на инструменты с клеймом прославленного Мастера стоят баснословных денег, невозможно поверить, что были времена, когда играть на скрипке запрещалось инквизицией под страхом смерти!
Ни один из двух сыновей Андреа Амати, как ни старался, не сумел повторить успех своего выдающегося Мастера - отца, хотя, безусловно, им-то – своим дорогим наследникам, Он полностью открыл все свои профессиональные секреты. Да, они овладели искусством лютерии (скрипичным делом) в совершенстве. И все же старый уже Мастер Андри печалился: - А продолжать-то Дело некому…
Так и ушел 80-летний старик (ок. 1500-1580) - с досадной болью в сердце. Лишь через 16 лет после его смерти на свет появился его внук - Николо Амати (03.12.1596 – 12.11.1684), человек, который не только превзошел своего великого Мастера-деда, но и выучил сразу трех выдающихся скрипичных дел мастеров. Это Якоб Штайнер, Андреа Гварнери и Антонио Страдивари.
О первом широкой публике почти ничего не известно - хотя вплоть до XVIII столетия его скрипки ценились выше всех. Он умер в 1683 году, в австрийском Инсбруке, помешавшись из-за преследований все той же пресловутой злобной инквизиции, которая не прямо, так косвенно совершила свое злостное предназначение - убивать лучших из лучших. И как память об этом Мастере Якобе Штайнере до наших дней дошли всего-лишь около 20-ти его изумительных великих произведений-инструментов – и все они шедевры мирового уровня.
У Николо Амати (03.12.1596-12.11.1684) был только один сын Джироламо-второй Амати (26.02.1649 – 21.02.1740), названный в честь отца Николо - деда Джироламо (Иеронима) Амати (1561-02.11.1630), - да-да, тезки того легендарного Джироламо, любимого и мужественного супруга Венецианской Ведьмы, но истинное искусство Лютерии не давалось ему. Видно еще и поэтому Николо охотно брал учеников. К тому же, заказов в мастерской было невпроворот, а эти мальчишки готовы работать безоплатно – лишь бы овладеть ремеслом, ведь эта новое ремесло стало очень цениться - скрипичных дел мастера хорошо зарабатывали, а рекомендация «ученик Амати» в десятки раз повышала стоимость их услуг.
Старые мастера даже сейчас, в XXI веке, продолжают свято чтить цеховые традиции того времени: передавать секреты мастерства исключительно старшему сыну, а если того нет, то – с собой в могилу...
Но, к сожалению, на старших сыновей, да и на сыновей вообще, не всегда удается рассчитывать и положиться: на детях гениев природа, как правило, отдыхает. Выручают внуки, и, рано или поздно, любая династия прекращает свое существование, унося с собой те крохи и осколки знаний, что сумела постичь сама, но это уже совсем иная история…
- Так, что же, на этом и закончилась история скрипки? – возмущенная паузой, подскочила нетерпеливая Стелла.
Север, не обращая на эту реплику никакого внимания, продолжал:
ГВАРНЕРИ
- В подмастерья в школу Николо Амати брали только тех, кто прежде обучился столярному делу. Отец Гварнери был резчиком по дереву, так что его сын с юных лет знал все премудрости этого ремесла. Когда ему было всего 15 лет, он напросился в ученики к Николо. И еще 15 провел в его мастерской, работая за знания и еду, прилежно клеймя свои скрипки незамысловатым текстом: «Allumnis Nicolai Amati» - «ученик Николо Амати». К слову, иные посетители школы Амати так до конца жизни и оставались только «учениками», безликими работниками мастерской. Но Гварнери предпочел отправиться в самостоятельное плавание. В 1655 году он впервые сделал скрипку, гордо помеченную клеймом: «ex Allumnis Nicolai Amati» - «ех», то есть бывший ученик!
Высот, подобных тем, на которые поднялся учитель, он не достиг. Да, в финансовом отношении все было прекрасно: мастерская процветала. Но только за счет спроса на не слишком дорогие инструменты престижного – кремонского – происхождения. Гварнери убеждал себя, что это только «пока» - ведь сейчас у него другая задача: надо укрепить производство, поднять на ноги семью, а уж потом браться за высокое искусство. И если не он сам, то его сыновья точно сделают скрипки, которые запоют так, что Учитель Андреа Амати перевернется в могиле от зависти. Безусловно, это был искусный Мастер. Но лучшие из его скрипок все-таки появились благодаря Николо Амати: когда последний был слишком занят и не мог сам взяться за индивидуальный заказ, он отправлял к Гварнери богатого посетителя, готового раскошелься на штучный товар.
Из трех сыновей Андреа Гварнери (1626-1698) - родоначальника династии, который учился ремеслу в мастерской у самого Николо Амати, лишь двое стали скрипичными мастерами. Но со старшим Пьетро Джованни Гварнери (1655-1720) – (известен как Пьетро из Мантуи) – отношения не заладились, он покинул отцовский дом и уехал в Мантую. Некоторые инструменты были созданы им по собственной оригинальной технологии. Младший же - Джузеппе Джованни Гварнери (1666-1740) стал достойным продолжателем дела Гварнери: он превзошел отца, а в его поздних работах чувствуется влияние его сына Джузеппе, прозванного Джузеппе дель Джезу (1698-1744), который стал самым известным представителем династии. Этот истинный гений семейства Гварнери родился в августе 1698-го – в год смерти основателя династии – своего деда Андреа Гварнери. По иронии судьбы, в своей собственной семье Бартоломео Джузеппе Антонио Гварнери по прозвищу дель Джезу считался паршивой овцой. Гуляка праздный, повеса, пропойца. Из фамильной мастерской его выгнали с позором. То-то удивились все Гварнери, когда узнали, что их непутевого гуляку и повесу Бартоломео взял к себе в ученики не кто-нибудь, а сам Страдивари!
Лучшие скрипки, изготовленные Джузеппе дель Джезу Гварнери, не уступают лучшим инструментам Страдивари. На инструментах Джузеппе дель Джезу играли Н. Паганини, Ф. Крейслер. Сохранившиеся инструменты работы дель Джезу (10 альтов и 50 скрипок) представляют собой исключительную ценность. Младший брат Джузеппе дель Джезу - Пьетро Гварнери, известный как Пьетро из Венеции (14.04.1695 – 07.04.1762) стал последним из мастеров рода Гварнери и при изготовлении музыкальных инструментов уже совмещал кремонскую и венецианскую техники этих фундаментальных двух школ. Его первые собственные работы датируются 1730 годом. Его инструментов осталось немного, и они ценятся больше, чем инструменты его отца Джузеппе дель Джезу Гварнери.
Север снова на секунду остановился, переведя дыхание, как бы оценивая реакцию слушателей, которые, замерев, без дыхания слушали эту захватывающую, завораживающую историю рождения одного из главнейших музыкальных инструментов планеты.
СТРАДИВАРИ
Страдивари было всего 11 лет, когда он пришел к Николо Амати – внуку основателя династии Мастера Андри. Тот, едва взглянул на Антонио, распорядился взять его …посыльным. Несколько лет Страдивари пробегал по Кремоне – от поставщика дерева к мяснику, от мясника к молочнику, а потом обратно в мастерскую, таская свертки то с какими-то отвратительно воняющими бычьими кишками, то со старыми деревяшками, которые давным-давно уже и деревом-то не пахли с возмутительными вопросами: - И на что они только могли сгодиться?
Первым серьезным делом, которое поручили Страдивари, стало изготовление струн. Их делали как раз из тех кишок, некогда вызывавших отвращение мальчика. И теперь он, как и его учитель, терпеливо и настойчиво заставлял петь те деревяшки, которые его так раздражали, еще до того, как они стараниями рук Мастера, обильно политые его соленым потом, превращались в музыкальный инструмент. И не просто инструмент, а музыкального друга, который имел свою душу и мог петь и страдать вместе с музыкантом, подчиняясь каждому самому мельчайшему движению этих музыкальных пальцев, на кончиках которых жили чувства и эмоции. Его любимицами стали пахучие хвоей ели, выросшие в швейцарских Альпах: скрипки, сделанные из них, звучали так нежно, как эти головокружительные небесные горные запахи еловой смолы, и в то же время так мощно, как сами горы...
В учениках Николо Амати Страдивари проходил до 36 лет и только в 1680 году открыл свою собственную мастерскую. К этому времени он уже женился, завел пятерых детей - благо, заказы на его великолепные скрипки поступали со всей Италии.
Правда, все они были всего-лишь копией - калькой с работ учителя - все те же изящные формы и тот же желтый мебельный лак, тот же чарующий волшебный голос. Но заказчикам, казалось, того и надо было и другого они не желали. Все шло хорошо, пока чума, пришедшая в Кремону, не отобрала у Страдивари и жену, и всех детей. На тот момент ему было 54 года: по меркам XVII века – уже старик. Да и по современным – не мальчик. Он заперся в своей мастерской и целые дни просиживал в одиночестве, не притрагиваясь к скрипкам.
- Бедный Страдивари!: - не выдержала душа у Стеллы…
- Однажды к нему пришел плачущий ученик:
- Я пришел попрощаться. Проклятая чума унесла жизни моих родителей и теперь я сам должен зарабатывать себе на хлеб, а потому я не могу более продолжить обучение.
Антонио посмотрел потухшим от горя взглядом – ему, как никому другому было известно горе потери своих близких и дорогих людей и пожалел ребенка:
– Оставайся и твори...
Конечно, в нечто выдающееся, к сожалению, так этот ученик и не превратился, более того - даже имя его неизвестно. Но его визит пробудил Страдивари от забытья. Он взялся за работу с удвоенной силой. И именно теперь, разменяв шестой десяток, едва оправившись от страшной потери, он сумел превзойти своего учителя Николо! Через 20 лет после того, как он покинул школу Амати, его скрипки, скрипки Страдивари, наконец, зазвучали и обрели свое «Я», у них появился свой голос – голос Страдивари, даже свой цвет - красный...
Самые лучшие инструменты он создал в период с 1698 по 1725 гг. Но наилучшие - те, из-за которых потом совершались кражи века, сходили с ума, и оставались без гроша в кармане, - были сделаны в 1715 году. Всего-лишь один единственный год из всех 93-летней жизни был звездным часом для его неповторимых никем доныне Чудес Настоящего Музыкального Искусства Лютерии – Шедевров Страдивари.
Он снова расцвел, снова женился, и у него опять появились дети. Двое сыновей Франческо и Омобоно трудились подмастерьями у Антонио. Но, почему-то, как бы они ни старались, из их рук выходили «глухие» инструменты, прекрасные, но такие безжизненные. Он оглядывался на других своих учеников, и понимал: - Некому продолжать традицию...
И тут однажды ему в починку принесли изрядно потрепанную жизнью скрипку. Страдивари внимательно осмотрел ее и заворожено уставился на нее:
- Клеймо! Клеймо «IHS» означало такое известное ему - «Иисус Христос Спаситель». Так подписывал свои работы Джузеппе Гварнери, которого Антонио недолюбливал: - Что это за скрипичный мастер, который больше времени проводит в таверне, чем в мастерской! – сердился Мастер Антонио. Он привычным движением прислонил этот с виду грубоватый и неказистый инструмент к плечу и взял смычок:
- О боги! Как же он зазвучал!...
Сыновья роптали: - зачем отцу понадобилось тащить этого конченного пропойцу к себе в мастерскую? И только сам Мастер Антонио знал ответ: - Да потому что он, Джузеппе Гварнери, каким бы он ни был пропойцей, но как скрипичных дел мастер лучших рук – мастерством выше самого его - прославленного Страдивари, он до сих пор не встречал! И ему, известнейшему всей Италии Мастеру Антонио, есть чему поучиться у этого пропойцы и разбитного гуляки. А все потому, что на нем лежит печать Таланта, наложенная самим Творцом, не иначе...
Конечно, Джузеппе ни капельки не изменился со времени их последних встреч – как и прежде он добросовестно прогуливал в кабаках все деньги, полученные за скрипки, часто пропадал на несколько дней. Но, протрезвев, возвращался и с удвоенной силой снова принимался за работу – трудолюбия у него было - не занимать. Страдивари постоянно снабжал его заказами и не из жалости, совсем нет. Как же можно жалеть того, кем восхищаешься, кому даже немного завидуешь? Просто упертый старик Антонио был уверен, что Джузеппе не имеет права простаивать - он просто обязан делать скрипки. Настоящие скрипки – шедевры. И жизнь доказала правоту Мастера Антонио!
...Со смертью Страдивари Джузеппе Гварнери лишился последнего союзника. Да к тому же еще и этот местный священник - строчил инквизиторам на него донос за доносом: «Богохульник подписывает свои негодные инструменты именем Христа!» Вконце-концов, бедолагу арестовала все та же уже так нам знакомая своими злыми целями и черными кровавыми делами инквизиция. В тюрьме-то он и умер. И с его смертью закончилась двухсотлетняя жизнь кремонской и венецианской скрипичной школы... Но слава ее живет и поныне – ее шедевры – Скрипки радуются и страдают, поют и переливаются всеми голосами восторга и вдохновения, волнуют и бередят истинные светлые души, души слышащих, а не слушающих их, Просветленных ценителей Истинной Музыки Жизни.
- Такую вот удивительную историческую кашу заварил Мастер Андри, и, еще ни о чем не подозревая, спокойными уверенными шагами направился в свою мастерскую, совсем не ведая о том, что он шагает в свое бурное выдающееся будущее, будущее своей романтической музыкальной Мечты, являющееся неотъемлемой частью будущего всей нашей музыкальной планеты под этим волшебным именем – Мидгард.
- Я надеюсь, что тебя милая моя, хоть чуть-чуть отвлекло от этого гнетущего балласта тяжелых и мрачных мыслей о своем уже явно известном ближайшем будущем, мое повествование?: - вопросительно взглянул на Изидору Север.
Изидора задумчиво, как бы переваривая все увиденное, молчала.
Только неугомонная Стелла, эта милая щебетушка, очнувшись от завораживающей мистерии рассказа, начала бурно всех обсыпать, как новогодним серпантином, своими необычными многочисленными, ей только свойственными, детскими вопросами:
- А что же с виолой? А куда она делась? А что, сейчас так никто и не раскрыл секрет скрипок кремонской школы? А Секрет Страдивари? А что такое Вердиевский строй?...
=GrafBorisfen=01.07.7526 С.М.З.Х. (2018)
=далi буде...
