Медицина


*
Исходил седьмым потом больной и, хватаясь за сердце рукой,
усмехался и плакал,
болея,
прислонялся спиной к батарее,
всё нашёптывал чьё-то имя –
мимо, только эхо гуляло по стенам,
отражаясь от синей краски. И не слышали, будто бы рады,
квадраты
больничной палаты.

*
Я ведь сам приходил на приёмы,
доставал статоскоп врач мудрёный,
и уверенный рот свой прятал
за марлей,
важно слушал
и важно вздыхал:
я пропал. «Что ж, голубчик, диагноз не нов:
у вас в сердце я слышу любовь…» Дальше как будто сон –
рассеялись догадки.
«Влюблён» –
приговор
почерк корявый проявил на справке…

*
Вылетали в открытые окна
телефонов моих звонки,
чтоб потом в операционной
не пролёживал я позвонки – Ты ж закрыла ладонями уши,
чтоб не слушать. Как Орфея божественный дар,
были встречи наши случайны;
проклятье! отчаяние! –
вновь нам в разные города!.. … Место
согласно билету займёшь,
и в окне увидишь дикую рожь,
и деревни как старые пни,
что возле ж/д легли… Песенку тихо шепнёшь,
улыбнёшься, чему-то вздохнёшь,
и нажмёшь,
нажмёшь на «отбой»
прощальный звонок мой –
с ним останемся мы одни. ,И снова за днями дни.

*
Но должно же всё быть не так! По плевку каждой луже,
                                     по слову
каждым стене и забору,
каждой кепке – по ветру,
                                    морю каждому –
по закату алому, влажному. Бог создал вселенную парой.
Почему же тогда нет лекарства
мне?
Нет мне пары?
Беда с медициной в России,
с медициной –
если помощи ждать нельзя
от вакцины… Медицина совсем бессильна,
коль не хочет лечить вакцина.

*
… Дальше я, стоящий на перекрёстке,
прямо по середине дороги;
мимо – батоны и буханки автобусов,
охапки ЗИЛов,
мощь и комфорт авто-иностранок;
люди, люди, люди…
вот перемигиваются друг с другом светофоры,
через дорогу ждёт зелёного
пара влюблённая –
в город, весну и родину,
вот их больше и больше,
они заполняют собой все тротуары,
дразнят меня своим видом,
вытекают немного на асфальтовые полосы,
как вода из перелитого стакана;
я вижу и чувствую
в груди
горящий комок –
зависть,
(никто от счастья не замечает меня),
а Солнце весело смотрит на взаимные взгляды,
поцелуи.
Время вокруг меня
(или я сам?)
сначала будто бы брыкается, пытается остановиться,
как испорченный Avi-файл,
а потом вдруг
начинает течь с утроенной скоростью –
в пять раз быстрее – в десять – в двадцать четыре…

*
Эх, симпатическая моя система,
я любимой несимпатичен;
оттого и взор мой – волк серый.
Не находит того, что ищет. Разгуляются нервы по памяти,
от угла до угла хожу, будто пьяный.
От угла до угла всё мне кажется,
застилает туман густой рьяно И стены, и стулья; окно –
давно как маяк при шторме.
Я зову, но тебе всё равно.
А что кроме?..

*
Суета пожирает всё.
Суета – самый дикий хищник.
Взгляни на часы: где время твоё? –
в суетской утробе лишь сыщешь. Суета поедает обеды,
суета запивает чем,
после – жрёт кабинеты,
офисы, мимоходом брошенное «скучаю», Суета пожирает друзей,
глотает обиды и слёзы,
школьные знания, ямб и хорей
тоже однажды терзались ею; Суета поглощает политиков.
Суета поглощает политику,
войны, ЖКХ, геев,
штрафы, кино.
                       Млеет
от удовольствия, паскуда,
за щёки – всю одежду, посуду,
суета повсюду!.. Суета захватила районы,
города, страны;
какие там нынче гос. планы?
Какой там нынче доллар?
Всё это уверенно, плавно
поедается в одну морду. Суета пожирает больных.
Толпятся в суете у двери –
ждут приём – посмотри… Суета пожирает веру!.. Бог устал на седьмой день,
Он прилёг отдохнуть – и что же?
В тот же миг, верно, отбросилась тень
всепоглощающей рожи!.. И хрустит, словно курицей гриль,
суета нашим миром, Вселенной.
Кто что бы там ни говорил,
он сам давно уже съеден. Кричите вы, не кричите –
не слышно ей ваших слов.
Суета поедает главное!
Суета
поедает…
!!!

*
… Скальпель, пинцет, пассатижи
на хирургической прозрачной столешнице.
Тяжёлая комната
с тёмными сине-голубыми стенами.
(За окном, должно быть, тепло, весна и Солнце.)
Я лежу на кушетке
посреди кабинета.
Лопатки чешет холод,
он забирается выше и выше,
проводит неприятной рукой по рёбрам и останавливается
у солнечного сплетения.
Проникает внутрь,
и от этого хочется кашлять.
Всё вокруг исполнено каким-то ожиданием;
я не знаю, который час
и какой день недели.
Со странным спокойствием
я понимаю,
что мне уже всё равно.
В этот момент скрипит дверная петля
и на пороге появляется
он.
Опять белый халат, опять марлевая повязка.
Но
на бейджике
я увидел…
нет, не какой-то Василий Петрович! –
на вшивой картонке
ровной рукой
выведено: «ВРЕМЯ». Вот так сюрприз!
Я чувствую: на мне дыхательная маска.
Я спрашиваю: «Как долго будет длиться наркоз?
Когда закончится операция?» –
и врач усмехается в кулак.
«Прошло много лет.
Неужели ты её не помнишь?
Неужели ты вправду ЕЁ не помнишь?..» О чём говорит это существо?
Кого я должен помнить?
Передо мной появляется моя память,
она похожа на книгу
тридцатилетней давности.
Я начинаю перелистывать
с последней страницы,
углубляюсь внутрь,
дальше,
сквозь стихи, концерты,
долги, кредиты,
сквозь ви́ски и женщин;
дальше – начальство,
контракты,
служба, вновь стихи,
издательства,
дальше – юность, спорт,
сигареты, учёба, зачёты…
ТЫ!.. Я немею. Забыл… Тут в окно врезается птица.
Это заставляет нас вздрогнуть.
(Книга захлопнулась сама собой
и канула куда-то в комнатный мороз.)
А она,
бестолочь,
будто бы размазалась от удара по стеклу,
и не падает, и не стекает вниз;
на какой-то доле секунды
она готовилась,
собиралась с духом,
как бы расправляла плечи,
и вдруг
выговорила
на чистом человеческом (!): «Время излечит от безответной любви!
Время – лучшее в мире лекарство!» И тут я встаю с кушетки,
и тут я всё вспоминаю,
И ТУТ Я ВСЁ ПОНИМАЮ.

*
Спустя годы, спустя города,
уйду – не вернусь никогда. Тяжёлый ли груз отпустил,
а за то, что любил – прости. Я узнал способ отвертеться –
ампутация души от сердца;
Но не пусто в моих глазницах,
всё равно ты всегда со мной:
словно выписка из больницы
моя память о любви былой. (05.04.2015)