Половина четвёртого... Скоро проснётся Зверь...
Мне почти ничего неизвестно о том июне,
с соловьём воскресавшем в туманной рассветной стыни,
убаюкавшей терпкую душу степной полыни,
пока день не ворвётся в него – суетлив и шумен,
как цыганская юбка пёстр и как бубен звонок,
с молодецким задором рванёт на груди рубаху
и впоследствии станет кому-то крестом иль плахой,
предавая анафеме иль превратив в икону.
Скорый поезд истории мчал, не сбавляя ход,
и швыряло страну молодую на стыках лет.
Из отпущенных ста отмечал сорок первый год,
век двадцатый, съедая за завтраком щи – рассвет.
Он хотел накормить сотни тысяч голодных ртов,
проникая прохладой туманной в любую дверь.
Но в четыре утра, поступив, как Пилат с Христом,
цепи сна оборвав, казнь рассвету устроил Зверь.
И дожди из свинца выбивали по стенам дробь…
Разносила в лохмотья секира стальная плоть…
Оказался бессилен Аллах, спасовал Господь,
по земле покатилась с церковным набатом скорбь.
С алтаря войны Зверь лакал свой бульон мясной…
и щетинился в холке, напав на размытый след…
На пять лет провоняла страна гробовой сосной…
Урожай собирала Смерть пять кровавых лет…
Зверь насытился вдоволь и пламень войны угас…
брюхо в тёплое логово, туго набив, унёс…
Но сейчас, видишь, Боже!?, в крови утонул Донбасс.
И укрыт круглый год скорбным цветом венков погост.
Ночь угасла... Бессонница… Утра сырого стынь…
И июньский рассвет в жизнь мою открывает дверь…
Чай остывший горчит… На губах и в душе – полынь.
Половина четвёртого… Скоро проснётся Зверь…
