Памяти кубофутуристов

С ногой безвинною во рту я разрываю хрупких.

Падите ниц! Я – новый ваш Г-сподь –

младенцев ласково швыряю в мясорубку

и тесаком крошу гнилую плоть.

 

Играю я шершавый чёрствый звук

на осторожной вилке,

и рассыпаются слова ребристые невдруг,

и буквы превращаются в опилки.

 

Вы, дурни в пиджаках и шляпах, лишь тупицы –

отдайте мне правления бразды!

Ведь у меня на иудейских сахарных ключицах

две шестилапых траурных звезды.

 

Зарезана луна нетрудным ступерком,

и стала Б-городица воровкой,

Исус же стал ростовщиком.

Купите мыло, табуретку и верёвку!

 

Меня – и дикого, и детски-всемогущего –

ни ветром не разбить, ни звоном ржавых роз.

Но сохнет на подошвах сущего

недерзновенный девственный навоз.

 

Перетекают куклы в зеркала;

глаз ада полон равнодушным и привычным срамом.

Блестят на солнце смегмяные купола

фаллических бугристых храмов,

 

и девочки – малютки чернобровые –

кроша́тся бренными безвольными частями

в левиафана пасть сапфирнокровую,

что сыплет бранью и чертями.

 

Под нёбом под седьмым растаял скучный мармелад,

что был когда-то хрящиком коленным.

Застыл уступами колец всемирный хлад –

теряет лепестки бутон Вселенной.

 

Из грузной тени наблюдаю я со стороны.

Горя в червлёной, чёрной, чёрмной и червивой бездне,

в чужие я проник кладбищенские сны.

Стол или гроб для Родины полезней?