прости меня, мой шумный город...
Прости меня, мой шумный город.
Я от тебя теперь устал.
Меня в конец измучил голод
По близким до тоски местам.
Теперь мне больше нет охоты
По пыльным улицам твоим
Бродить, ища в толпе кого-то,
Кем буду недооценим.
Я сяду в первый же автобус
И за забрызганным окном
Начну строчить "бессмертный опус"
В давно замызганный блокнот.
А мимо глаз ползёт безцветность
И грязь оттаявших дорог,
Дома, машины, скверы - бледность.
Пейзаж апреля сер, убог.
На остановке среди поля
Сойду, оставшись одинок.
Глотну пропитанный землёю
Родного воздуха поток.
Ну, здравствуй же, земля родная,
Высокий холм и Цна-река.
Ты у меня одна такая.
Я твой заложник на века.
И сколько б шумный яркий город
Меня б собой не покорял,
Хмельнее мне деревни солод,
Избушек скромненький наряд.
Здесь ствол берёзовый белее
И ярче синева небес,
Здесь даже слякоть мне милее,
И не вспугнёт угрюмый лес
Моих заждавшихся пегасов.
Дышу! Пишу! Рука легка.
Я здесь один-един, весь сразу.
Я здесь останусь на века.
Я от тебя теперь устал.
Меня в конец измучил голод
По близким до тоски местам.
Теперь мне больше нет охоты
По пыльным улицам твоим
Бродить, ища в толпе кого-то,
Кем буду недооценим.
Я сяду в первый же автобус
И за забрызганным окном
Начну строчить "бессмертный опус"
В давно замызганный блокнот.
А мимо глаз ползёт безцветность
И грязь оттаявших дорог,
Дома, машины, скверы - бледность.
Пейзаж апреля сер, убог.
На остановке среди поля
Сойду, оставшись одинок.
Глотну пропитанный землёю
Родного воздуха поток.
Ну, здравствуй же, земля родная,
Высокий холм и Цна-река.
Ты у меня одна такая.
Я твой заложник на века.
И сколько б шумный яркий город
Меня б собой не покорял,
Хмельнее мне деревни солод,
Избушек скромненький наряд.
Здесь ствол берёзовый белее
И ярче синева небес,
Здесь даже слякоть мне милее,
И не вспугнёт угрюмый лес
Моих заждавшихся пегасов.
Дышу! Пишу! Рука легка.
Я здесь один-един, весь сразу.
Я здесь останусь на века.