Альцгеймер
В Интернете есть клип про бабушку и Альцгеймер, и не то чтоб его возможно смотреть без слёз. Человек живёт по закоротившей схеме, человек не воспринимает себя всерьёз, собирает углы и по ним собирает крошки, и одно из имён господних твердит, твердит, не отличает вилку от, скажем, ложки, и ногами вперёд выносят ему вердикт. Эта старая женщина роется в старых сумках, и сберкнижка воспоминаний горит в огне; эта старая женщина роется в старых сутках, и плодами Тантала память плывёт над ней. Непонятно, в чем божья авторская задумка, почему эта женщина падает и встаёт, снова падает головой в табуретный угол; кто-то в церкви поёт: "Да святится имя Твоё".
Я пытаюсь представить жизнь её до момента, на неё обвалившего крест, что она несла. Вдруг она умела играть на трёх инструментах, никому не жалела добра, не желала зла; вдруг пахала - в прямом и в переносном смысле; паковала посылки на фронт, находясь в тылу. А теперь у неё ни о ком ни единой мысли, и она лежит на холодном своём полу. Дети где-то в других городах, на иных планетах, и смеются они, и заводят своих детей, а быть может, что никого у неё и нету, и глаза у неё - пустой и ещё пустей. В клипе видно, как муж (или брат, или врач) приходит, и с холодного пола к кровати тащит её. И уходит из кадра, а беженка в переходе всё поёт и поёт: "Да святится имя Твоё".
В Интернете есть ролик про дедушку и Альцгеймер. Или, может, про бабушку. Бабушку, точно, да. Я не помню, чем различаются гей и геймер, почему сегодня не кончится никогда. И мне сорок лет, а детей моих - ни в проекте, ни в помине, я здесь одна как перст, но почему-то по комнате скачут дети, я пеку пирожки, почему-то никто не ест. Я торгую на рынке вязаными носками. У меня есть медаль и гордость не за себя. На обоях - рисунок внука, почти наскальный. Фотографии в чёрных рамках опять не спят. Я передам, что мы победили немцев, и за билет, конечно же, передам. Восемьдесят четыре, проблемы с сердцем, заплатить за свет, из крана течет вода. На каком ты фронте, гаснет слеза в плафоне, кто приходит, на полу лежать не даёт.
И невидимый голос в сломанном патефоне всё поёт и поёт "Да святится имя Твоё".
