Не важно, о какой именно горячей точке планеты пойдёт речь.

Примерно год назад мой знакомый по долгу службы прибыл на место событий. Бой закончился ещё днём. На кроваво-чёрном ночном небе - ни звёздочки, зато поле было усеяно искорками, которые словно гирлянда - то зажигались, то гасли. Казалось, что звёзды, свалившись с небес, в агонии пытаются что-то сказать напоследок и когда становилось тихо, слышалась таинственная музыка - множество разных мелодий сливались воедино, чтобы исчезнуть навсегда. К восходу солнца звёздочки погасли и затихли. Оказалось - это были мобильные телефоны погибших и пока не закончился в них заряд, родные и близкие всё звонили... звонили...

Мой знакомый, совсем молодой парень, сохранивший не свойственную военным чуткость, долго не мог отойти от лежащего чуть в стороне от поля боя солдата. Тот крепко сжимал в руке потёртый мобильный, покрытый следами грязи. Мягкие черты его лица ещё не приобрели смертельную резкость и угловатость. Губы сохранили бледно-розовый оттенок, будто не желая отпускать память о дыхании.

С трудом разжав закостеневшие пальцы, молодой человек заметил, что на аппарате оставалось немного заряда. Нажал ненароком, безотчётно, на кнопку вызова. В верхней строке вдруг бросилось в глаза имя – «Танюша».

«Любимая? Кому же ещё пытаются набрать, когда грядет бой, из которого, ты понимаешь, вернуться назад не суждено» - мысль всплыла сама собой, бессонная ночь давала о себе знать сузившимся сознанием.

Уже собираясь вернуть телефон застывшему на земле хозяину, парень отчего-то медлил…

Огрубевшим за месяцы службы в этой жаркой, покрытой невидимой всепроникающей пылью стране, пальцем он нажал зелёную кнопку и приложил телефон к уху. Зелёный цвет пластика, как противовес той безжизненной, черной пустыне, в которую превращаются поля сражений. Зелёный цвет, как свежая трава и листва, пробуждающаяся весной в родной стороне. Не для всех… Для него (он взглянул на застывшее лицо мужчины) уже нет…

Гудки. Гудки в тусклом багряном рассвете этого безликого дня. Дня, утратившего человечность, оставившему растаявшей ночи столько жизней. Распахнувшего свой свет другим, не тем, кто так сильно хотел жить и знал, что это почти невозможно.

Гудки… долгие, как скорость света, что посылали к земле ночные звёзды…

«Папа? Папа! Как хорошо, что ты научил меня читать», - зазвенел, затрещал щебетом детский голос на том конце линии, - «Папа, ты слышишь меня?... Ты только приезжай скорее… Мама сказала, что у нас будет братик… Папа!?..»

В матово-сером небе затухала последняя бледная звезда…