Ломкое

Клыкастая цепная цифра

бесстыдно сожрала ребёнка,

которым я когда-то был,

поэтому когда-нибудь, когда по своду мира

ручьи нечистых слёз струиться будут,

и опустевшие дома гробами станут в небо –

усталое, и утлое, и узкое, и низкое –

глазеть, как будто что-то зная,

 

и стаи плотоядных ног помчатся

по серым этажам и скудным коридорам

познания и скорбь преумножать,

на грудь положат мне

два жёлтых и шестиконечных,

замученных и замусоленных нарцисса.

Они разрушат воздух, и луну,

и время, и пространство, и любовь, и убеждённость,

 

и тихий, жёлтый, желчный,

железный, золотой, зелёный, злой

вихрастый ад несказанных когда-то слов,

и беды, реки, руки, ноги, ночи –

подробно-любопытно-пучеглазые, цветные.

Останется лишь Слово полноводно-голубое

и угольки стихов, как шрамы от снарядов

в граните. Разве смерть – великий грех?