В БЕЗДНЕ ВРЕМЁН 9
МАРИНА
Просмотрев альбом, я вздохнула и вскрыла конверт.
Батюшки светы! И когда это только мамочка моя сумела столько написать? Но делать нечего; все это требовало прочтения, хотя бы для того, чтобы понять все связанные с мамочкиной семьей заморочки.
И вот после прочтения И с п о в е д и я и приобрела головную боль № 2.
Оказывается дед мой, Петр Полозов, не был похоронен за семь лет до моего рождения. Да, и тело бабушки Юлии в гробу отсутствовало, следовательно, оба гроба были пусты. Дед в это время находился в психушке, а где была бабушка – одному Богу известно.
Дело в том, что дед изобрёл (или, точнее, был уверен, что изобрёл) не больше – не меньше, а машину времени. И первым человеком, отправившимся по волнам моря времени в неизвестность была… да-да, вы угадали!.. моя бабушка Юлия. Деда отправили в психушку, когда он стал с жаром уверять коллег, что путешествие во времени возможно, что вот вернётся Юлия, и тогда… Хотя вернуть он её вряд ли смог, поскольку установку, каковую он считал машиной времени, размонтировали.
Всё это он успел рассказать мамочке до того, как вызванные коллегами санитары из спецпсихушки КГБ, куда Софья Власьевна обычно упрятывала неугодных и диссиду, увезли его.
Самое же интересное, что он оказался живым (по крайней мере, на то время, когда мамочка это писала) и проживал, знаете где? В Бернгардтовке!..
Выходит, я проживала относительно недалеко от своего второго деда и даже не знала о нем.
Поэтому в первый же свободный выходной (свободный от медсестринской подработки!) я отправилась в Бернгардтовку, захватив тортик для деда и букет для Гумилёва. Да! У меня точно ч т о-т о с п а м я т ь ю м о е й с т а л о. Говорила о своей любви к Николаю Степановичу, а сама…
Дело в том, что каждый год в первых числах августа я езжу в Бернгардтовку и в лесочке, который я считаю местом казни его сотоварищи, прикручиваю скотчем букет из десяти роз. А так, как в этом году исполнилось 80 лет с этого горестного и позорного (для России) события, я ещё прихватила конверт и фотографию Гумилёва.
Найти дом, где проживал мой дед, большого труда не стоило; П е т ь к у-п с и х а знала вся Бернгардтовка.
Открывший мне двери хибарки-развалюхи старикашка в какой-то заплатанной одежонке ничем не напоминал блистательного профессора с альбомных фото. Подслеповато щурясь, он поинтересовался чуть слышным и каким-то дребезжащим голосом, чему обязан посещеньем и кто, собственно говоря, вы есть, прекрасная барышня.
Стоило мне представиться и объяснить, кто я такая, как подслеповатые глазки открылись до нужного размера, голос приобрел твердость и внушительность, и он, конечно же, пригласил л ю б е з н у ю в н у ч к у пройти в дом.
Внутри дом выглядел настолько отлично от его внешнего, что сначала я испугалась, а не начала ли действовать пресловутая машина времени.
Внутри было чисто, как в настоящей лаборатории. Стояло несколько столов, на которых стояли не только различные приборы, но даже компьютер, навороченный до предела. Все эти приборы соединялись с компьютером в единое целое сложной системой проводов.
Пока я не сводила глаз с этих вещей, дед поинтересовался, откуда я узнала о его существовании. Выслушав мой рассказ, он смахнул пальцем слёзы, выступившие в уголках глаз, и сказал, опять тем же надтреснутым голосом:
- Лизонька, доченька, как же я так, тебя пережил?
Потом позвал меня на кухню, открыл там холодильник («Стинол!!- удивилась я), достал непочатую бутылку «Гжелки», из шкафчика вынул два стакана, плеснул из бутылки в каждый по половине и сказал:
- Помянем Лизоньку! - Я резко жахнула свои полстакана, он тут же протянул мне порядочный кусок ветчины, как бы взятый из воздуха. Налил еще по полстакана.
- Ну, и Пашку тоже, братец все-таки! – пришлось жахать вторично, и вновь закушивать ветчиной.
- Я так думаю, Маринка, чем я занимался тебе известно? – вопросил дед, и в ответ на мой кивок продолжал:
- Вот все, что ты видишь на столах, это и есть машина времени. Сказать точнее, ее основной блок. Вспомогательный же человек, отправляющийся в прошлое, берет с собой, чтобы его можно было вернуть назад.
- А, что, в будущее, значит, попасть нельзя? – робко поинтересовалась я.
- В какое «будущее»? – сердито ответил дед. – Запомни, Маринка, будущего нет, пока мы его не создадим.
- А если кого-нибудь из прошлого переместить сюда? Это можно?
- Честно говоря, я и сам не знаю. Для них тогда будущего не было, но теперь-то оно существует. Трудно сказать, что из этого получится. А что, Маринка, есть у тебя кто-нибудь там, в прошлом, на примете?
Я помялась. Неизвестно, как бы отнесся дед к моему признанию в любви к Гумилёву. Он же, явно желая подбодрить меня, ехидно поинтересовался:
- Никак какого-нибудь выдающегося любовника из прошлого хочешь вытянуть?
Ну что сказать на это? Почти ведь в точку попал.
Пришлось рассказать деду про влюблённость в поэта – воина, путешественника, офицера и рыцаря.
В ответ на мою исповедь дед хмыкнул и заявил:
- Да уж, знавал я… - тут он выдержал такую паузу, что я готова была задохнуться оттого, что он знал самого Николай Степановича, но он уже продолжил. – Льва Николаевича, хороший был человек, царство ему небесное. Надеюсь, и отец был таким же. Ладно, уж, внученька, помогу я тебе. Только надо еще кой-какие детали подкупить.
