Раритет
Створки шкафа, стоящего по соседству, тяжело хлопают.
Кто-то выбрался на свободу. Даже завидую. Меня не доставали отсюда уже долгое время. А ведь раньше хозяйка, /"хозя-ааааааааайка" - сипло и протяжно вырывается из груди стон, вторя скрипу дверных петель/, носила меня с собой на танцы.
Я - маленький черный ридикюль. Замшевый, кажется, но... Так затёрт, что уже не помню, из чего я, кто меня сшил и зачем. Я храню хозяйкину тайну. И пыль.
Годы идут, а про меня совсем не помнят. Или не хотят вспоминать. Я храню в себе секрет, который горчит, если к нему прикоснуться.
Раньше хозяйка часто доставала меня, и долго смотрела на содержимое. Иногда плакала. А потом убирала меня обратно, в глубину стола, где я задыхался от пыли - среди ненужных книг и старых ингаляторов.
Мать хозяйки меня почти не касалась, а когда я видел её в последний раз - была седой и полубезумной. Бедная женщина. Я жалел её. А потом меня переселили в шкаф и забыли.
Хозяйкина дочь мной почти не интересовалась. Хотя, я слышал краем своей ручки, ей просто запретили меня искать. Она и не искала. Или искала не там. Я только помню, что не видел её довольно долго, а когда встретил - она была уже взрослой. Ни хозяйки, ни её матери уже не было в живых, и я скорбел вместе со всеми. У меня стало на одну тайну больше.
Но лучше всего я помню внучку хозяйки. Кучерявая русая головёнка, косичка, глазищи...
Она нашла меня в шкафу и тайком открыла. Любопытная была мелкая...
Жаль, что она узнала о тех секретах, которые я прятал. Ей не стоило находить их так рано.
Потом она приходила ко мне ещё пару раз, но уже не открывала. Ей было лет восемнадцать на тот момент, и она очень тосковала по хозяйке. Грела ладонью мой бок и молчала, глядя в стенку. Я тосковал вместе с ней.
Моей тайной были фотографии с похорон её дяди и ещё пары родственников, которых она так и не запомнила. Она слишком рано узнала о смерти, ещё когда ей было пять.
И с тех пор всегда помнила.
Они не достают меня из шкафа, потому что хотят забыть о боли. Но не могут выбросить. Потому что память выбросить нельзя.
Но зато однажды я переезжаю.
Теперь я вижу свет сквозь стеклянные дверцы тумбочки. Мимо носится кот, маленький, полосатый... Наверное, это и есть жизнь.
Её вкус горчит, если всегда помнить о смерти. Но какой же он... Яркий...
