Отец (Повесть. II глава)
2.
Отец мне не снился до этой ночи - первой ночи после девятого дня. А что и снилось, то на утро уже забывалось. Но только не в этот раз. Этот сон я запомнил до мельчайших подробностей. Даже спустя столько лет он не отпускает меня. То, что произошло со мной во сне и сном назвать нельзя. Это, это…, а что это? Я долго искал объяснение этому явлению. Оно сродни откровению. Мне открыли то, что закрыто для остальных людей.
Едва уснув: ощутил, почувствовал, услышал внутри себя даже не голос, а мысль, разум. Этот всепроникающий, всеобъемлющий разум спросил меня, готов ли я помочь близкому человеку. Удивлённый и немного испуганный, я взял паузу для размышления. Первое, что пришло в голову было предположение, что это просто сон, но голос был настолько ясен, отчётлив и необычен, в нём звучала просьба и указание одновременно. «Ну, что я теряю, если соглашусь? А если моя помощь действительна кому-то очень нужна?» - рассуждал я, и следующей мыслью было дерзновенное предположение, а может это сам Бог обращается ко мне сейчас или кто-то из Его ангелов? От этой мысли мне сразу стало не по себе. От волнения сильней забилось сердце в груди и участилось дыхание, я буквально выпалил из себя: «Да! Готов!», и в тот же самый миг уже стоял посреди тенистой аллеи. Переход был таким резким, что сделав вдох на кровати в свое комнате, выдохнуть смог уже стоя в этом необычном месте. От этого дыхание сбилось, и я закашлял, слегка согнувшись по инерции вперёд. Продышавшись, сначала со страхом, а потом с любопытством осмотрел себя. Я был одет в обычную свою одежду: джинсы, рубашка, на ногах лёгкие полуботинки - ничего особенного. Далее, но уже с возросшими чувствами страха и любопытства осмотрелся вокруг. Справа и слева вдоль дорожки тянулись кряжистые высокие деревья с густой лиственной кроной. Сквозь просветы между ветками и листьями, образовавшие большой живой свод, пробивался белый дневной свет. Было тепло, но по спине бил озноб и бегали мурашки от волнения. С большой опаской, пересиливая страх, медленно оглянулся назад; чёрная, бездонная, словно дышащая холодом бездна зияла во всю ширь аллеи - жуткое зрелище, до липкого пота на ладонях и нервного озноба. Сразу же захотелось покинуть это место. До выхода из аллеи к свету было не больше ста метров. Разглядывая окружающие деревья, испуганно думал, что это? Яркий сон, но где я нахожусь, и что делать дальше? Не успев закончить эту мысль, получил ответное: «Тебе надо идти». Всё тот же голос, чувствуя мою неуверенность, как бы подтолкнул меня к решительным действиям. Неуверенно, с опаской, на ватных ногах, и главное не оборачиваясь, я медленно вышел из аллеи на довольно просторную, освещённую местность. Грунтовая дорожка шла дальше. Кругом было много сочных, зелёных и ухоженных газонов. Пестрели клумбы с цветами, за которыми ухаживали люди, а точнее мужчины. Одни сажали цветы, другие поливали растения из леек. Несколько мужчин просто прогуливались по дорожкам. Кто-то сидел на многочисленных лавочках. Чуть правее, в дали, сразу за клумбами стояло двухэтажное здание с двухскатной крышей. Оштукатуренное и покрашенное зелёной краской, оно имело весьма изношенный вид старого барака. Белые деревянные окна в два ряда тянулись вдоль вытянутого фасада. Здание имело два входа. Один центральный, который по всей видимости не использовался, и второй поменьше, располагавшийся с левого торца. Из него вышел мужчина и направился в мою сторону. Пока я стоял и осматривался, мысли непрестанно перебирали вопросы: куда идти, что делать дальше, как вернутся домой и так далее. За это время мужчина уже почти подошёл ко мне и явно просто хотел обойти справа и продолжить путь. Он был одет в больничную пижаму, которая от времени и от многочисленных стирок давно выцвела и обветшала, но была чистая. У меня возникло желание спросить у него об этом месте, но не успев даже осмыслить это, как тут же получил ответ: «Тебе нужно найти отца». Мужчина приближался, и я тоже сделал несколько шагов по дорожке к нему навстречу. Когда мы сблизились, я поздоровался с ним и заговорил первый, и у нас состоялся диалог:
- Мне нужно найти отца, не поможете? - мужчина ответил вопросом на вопрос.
- А что у него, в смысле чем болеет?
- У него был рак.
- А орган какой? Какой диагноз? - дополнил он свой вопрос.
- У него рак корня языка, - ответил я.
- Значит должен быть здесь. Зайди в корпус, там подскажут.
Он махнул рукой в сторону видневшегося двухэтажного здания. Поблагодарив его, я направился к корпусу и вошёл в боковую дверь. Пройдя маленький тёмный тамбур, остановился у белой двери, верней сказать бывшей некогда белой, а теперь потускневшей с пожелтевшей от времени эмалью. В верхней части она была остеклена. Сами стекла были затёртые и по краям заляпаны многочисленными слоями белой краски. С любопытством и страхом, я заглянул в это мутное стекло и ничего, кроме длинного коридора, освящённого тусклым жёлтым светом не обнаружив, осторожно открыл её и вошёл. Справа и слева длинного холла рекреации располагались такие же пожелтевшие и выцветшие, местами с отлупленной краской двери. Я шёл, озираясь по сторонам. Они были плотно закрыты, и лишь некоторые приоткрыты. Сквозь неширокие просветы виднелись больничные палаты с металлическими кроватями на которых лежали и сидели мужчины. Почти все пациенты этой больницы (а то, что это больница - у меня уже не оставалось сомнений) были перебинтованы. Забинтованные: руки, голова, грудь, живот мелькали в просветах приоткрытых дверей, но главное это лица – никто не улыбался. Мне было неловко тревожить этих людей, но как же искать отца? Эта мысль меня уже волновала сильней и сильней. В середине коридора горел свет настольной лампы. По всей видимость это был сестринский пост. В надежде узнать в какой палате лежит мой отец, я направился сразу к нему, но на посту не было никого. Постояв и подождав, я громко крикнул: «Есть кто-нибудь?», но никто ко мне не вышел и не ответил. Пост располагался ровно напротив центрального входа. За большими деревянными дверями со стеклами, чуть правее, виднелась лестница на второй этаж. Решив, что этажом выше должен располагаться такой же пост, я открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Лестница была обычная, как в старых домах. Бетонные ступеньки, выкрашенные в зелёный цвет с коричневыми широкими полосами по краям. В местах износа от постоянной ходьбы были видны все многочисленные слои краски. Поднявшись на верх, я вышел в рекреацию второго этажа. Пост был, но там тоже никого не было. Почувствовав, что время моего пребывания в этом месте постепенно подходит к концу, торопясь, я начал заглядывать в каждую палату. Предварительно постучав и открыв первую дверь справа от поста (если стоять к нему лицом), я вошёл и обвёл взглядом всех лежащих, не найдя отца, с извинениями вышел. Перейдя коридор, я продолжил поиски, но за второй дверью меня тоже ждало фиаско. Постучав в соседнюю, и войдя в третью палату я, почти сразу увидел его. Отец сидел на кровати. Подняв голову, он сразу меня узнал и на его глазах навернулись слёзы. Встав и сделав шаг мне навстречу, он развёл руки для объятия, и мы крепко обнялись. Уже оба не сдерживая слёз, мы стояли и буквально ревели навзрыд. Какое это было радостное чувство снова обнять отца зная, что он умер.
Спасибо Господи за то, что дал мне эту возможность. Отец закашлялся, и из трахеостомической трубки вылетели сгустки мокроты. Он отстранился, чтобы платком прикрыть отверстие. Немного успокоившись, я спросил у него:
- Батя, ты же умер, что я здесь делаю? - он не мог говорить и поэтому направился к тумбочке, чтобы взять карандаш и бумагу. Присев на кровать, он стал писать: «Они спросили, есть ли у меня на Земле, кто меня любит и поможет пройти, – стоя слева от него за спиной, привычным образом читал я слова, выводимые всё тем же размашистым почерком.
- А кто это – они? - спросил я.
– Они пока не просили рассказывать, и я обещал, – продолжал он писать. В этот момент он поднял голову и устремил на меня взгляд, полный надежды и тревоги. Тогда, без колебаний я ответил ему, что конечно помогу. Буквально сразу после этого всё тот же голос внутри меня произнёс: «Тебе пора назад».
Отец был такой же худой, измождённый болезнью, как и в последний день перед смертью. Он был ещё очень слаб и ссутулившись, неуверенно передвигал ноги. В принципе, он мало изменился со дня нашего прощания на Земле в день его смерти. Разве, что лицо и руки уже не страдали от обезвоживания. Он проводил меня до двери палаты, и я быстро поспешил к выходу. Подойдя к лестнице, машинально обернулся, а отец всё стоял, и смотрел мне вслед. Затем, выйдя на улицу, по той же дорожке поспешил обратно туда, от куда появился здесь - в аллею. Почему-то у меня была полная уверенность в том, что выход находится именно там. Войдя под своды деревьев и сделав несколько десятков шагов вглубь, её темнота обволокла меня, и я резко проснулся в своей кровати. Жена мирно спала рядом. За окном было ещё темно. Я лежал, и пытался понять, что это было? Только тогда меня накрыла волна панического страха. Я боялся снова заснуть. Таких подробных снов, я никогда не видел в своей жизни. Это был эффект полного присутствия. Я помнил всё до последней детали, и даже ощущение того воздуха, тех запахов не покидало меня. Это было очень сильное психологическое потрясение. Шло время, а я всё лежал, перематывая, как киноплёнку весь сюжет от начала до конца, и анализировал увиденное. Проснулась супруга, словно почувствовав, что со мной, что-то произошло. Подбирая слова, я попытался рассказать ей, что этой ночью я не только видел отца, но общался с ним, находясь в том мире, где смертным нет места. Я подробно рассказывал ей о нашей встрече, а слёзы непроизвольно всё текли и текли из моих глаз.
(Продолжение следует)