ВИТЯ И МУСЯ

«Сострадание правит миром»

Древнеиндийский афоризм

 

 

На-днях в Интернете, в «Одноклассниках», я случайно наткнулся на переписку керчан, которых интересовало исчезновение примечательной в городе пары - Вити и Муси. Их знали абсолютно все жители города. Не проходило дня, чтобы они не появлялись на главной улице города в любое время дня и ночи. Это длилось не один год. Сначала в городе появился Витя, а через несколько лет к нему присоединилась женщина, которую звали Мусей. Они были неразлучной парой, считали себя мужем и женой. Никто никогда их не видел поодиночке. Они вместе появлялись в городе, чаще на улице Ленина, или у церкви Иоанна Предтечи. Переписывающихся керчан интересовал вопрос: откуда вообще в нашем городе появился первым Витя. Как я понял, вопрос остался открытым. Думаю, что уже не осталось тех, кто Витю знал с детства. Я один из тех, кто знал его с подросткового возраста. Поэтому хочу написать о том, что знаю, и что помню.

 

Сразу после освобождения Керчи от немецких фашистских захватчиков наша семья немедленно вернулась в родной город из одной крымской деревни, где прожили всю оккупацию. Наша квартира по улице Свердлова 38, в которой проживали до войны, оказалась занятой какой-то семьёй. Нам оставалось искать в городе более или менее сносное жильё. Такое отыскалось в доме 20 по улице Ленина. За углом этого дома начинался Почтовый переулок. Кроме нас в уцелевших квартирах дореволюционной постройки поселилось несколько семей. Пацанов во дворе всего было трое, я и два родных брата погодка. Один из них был моего, десяти летнего возраста. Его родной брат был на год младше нас. К нам часто приходил мой двоюродный брат, с которым вместе были в оккупации. Развлекались, как могли. Зимой обычно у кого-нибудь в квартире читали вслух раздобытые книжки, а летом весь световой день лазали по развалкам и проводили много времени на море.

 

Очень обрадовались, когда к одинокой женщине, жившей в конце нашего двора, стал приходить её племянник нашего возраста. Мы были уверены, что он составит нам компанию. Однако этого не случилось. Он быстро проходил мимо нас, заходил к своей тётке, а через некоторое время покидал её. На наше предложение поиграть с нами, молча отмахивался рукой, или не совсем разборчиво говорил: «Не хочу! Чего пристали?» и быстро выходил со двора. От его тётки, которая была замкнутой женщиной, не поддерживающей ни с кем из соседей каких-либо отношений, мы узнали, что её племянника звали Витей. Она же нас предупредила о том, чтобы мы не смели приглашать её племянника на игры, так как он болеет. Чем он болеет, нам не объяснила. Наши родители также говорили, чтобы мы не приставали к Вите, так как он является бедным мальчиком, страдающим психическим заболеванием. Мы и сами стали понимать, что с Витей было что-то не так. У него был какой-то странный взгляд, а из уголков рта часто бежали слюни. Когда он открывал калитку ворот, появляясь во дворе, мы старались не попадаться ему на глаза, чтобы он мог спокойно пройти к своей тётке.

 

Через несколько лет мы переехали жить на другую улицу, и я перестал видеть Витю. Когда я вырос, отслужил армию, как-то в городе встретил Витю. Я его остановил и спросил, может ли он вспомнить меня. К тому времени от своих родителей я знал, что Витя из Керчи никуда не уезжал. Жил вместе с мамой и родной старшей сестрой по улице Пролетарской, недалеко от центрального рынка. Обе женщины торговали рыбой. Витя нигде никогда не работал. Он не ходил в школу, поэтому не мог читать и писать. Чтобы Вите легче было меня вспомнить, я напомнил ему о его тётке, с которой когда-то проживал в одном дворе. Насколько правдиво ответил, не могу сказать, но он заверил в том, что хорошо меня помнит. Я видел, что у Вити не очень большой словарный запас. Но в целом с ним можно было поговорить на простые темы, о здоровье, хлебе насущном, и о подобных вещах

 

С Витей стал часто встречаться, когда из Орджоникидзевского РОВД был переведён в УВД города. Хотя в УВД я начинал свою милицейскую деятельность оперативником уголовном розыска, иногда, надевал милицейскую форму. По этому поводу Витя откровенно завидовал мне. Интересовался моим званием. С некоторых пор стал называть меня не по имени, а только по званию. Просил меня взять его на работу в милицию, в крайнем случае, хотя бы дать ему милицейские погоны. Они, с его слов, будут защищать от хулиганов, которые иногда к нему пристают. Однажды Витю ко мне в кабинет пропустил оперативный дежурный по УВД. Витя снова стал просить дать ему погоны, чтобы он мог сам бороться с бандитами, раз не хотят его брать на работу в милицию. Работавший со мной в одном кабинете оперативник Миша Горовой тут же вручил ему новенькие золотистые праздничные милицейские погоны. Витя очень им обрадовался. Но обиделся на нас за то, что они оказались без звёздочек. Миша сказал, что это погоны генеральские, поэтому звёздочки на них не цепляются. На другой день в городе я встретил Витю, у которого на рубашке красовались косо пришитые подаренные нами погоны. Он весь светился от счастья. Показывая на меня пальцем и обращаясь к прохожим, Витя стал кричать, что это я, как друг, сделал его генералом. Мне стоило большого труда его успокоить. Он иногда при разговоре возбуждался так, что переходил на истеричный крик, отчего слюни летели в разные стороны, а речь становилась бестолковой с плохо выговариваемыми словами. В такие моменты он даже мог на всю улицу выражаться отборными нецензурными словами. Успокаивать его было бессмысленно. Надо было его оставлять одного, и тогда он быстрее успокаивался.

 

Начальник УВД полковник милиции Родин, увидев на Вите милицейские погоны, дал команду дежурным по управлению любым способом снять их с Вити. Однажды им удалось его остановить на улице Ленина. Когда они попытались сорвать с рубашки погоны, он такой поднял крик, что вмешались прохожие, встав на защиту Вити. Просили не лишать его, может быть, единственной радости в жизни - ношение золотистых погон. И ребята не стали исполнять распоряжение своего главного начальника. Через несколько дней я встретил Витю в другой рубашке без офицерских погон. Со слезами на глазах Витя рассказал, что у него нищие, которые бывают возле церкви, украли дорогую для него рубашку вместе с погонами. Просил снова присвоить ему звание генерала. Я убедил Витю в том, что генерал дважды не присваивается, иначе могут сесть в тюрьму, кто вручил второй раз погоны, и кто их незаконно носит. Больше никогда Витя не просил присвоить ему звание генерала.

 

Я всегда интересовался у Вити, на какие средства он живёт. Говорил, что только за счёт подаяний. Обычно попрошайничает с такими же нищими, как он, возле церкви Предтечи. Но оттуда его почему-то выгоняют его друзья по несчастью. Как он пояснил, лучше всего просить подаяние на кладбище во время похорон. Он там бывает ежедневно. Ему достаётся много денег, и разная еда. Так как я с друзьями часто обедал в столовой «Маричка», расположенной на Ленинской, то встречал там Витю. Работники столовой подкармливали его бесплатно. Ко мне с просьбой дать ему денег обращался очень редко. Это, как правило, происходило тогда, как пояснял Витя, когда мало было захоронений.

 

Однажды Витя утром пришёл в кабинет и заявил, что поздно ночью его напоил какой-то мужчина, отвёл домой на улицу в районе горы Митридат, и изнасиловал. Когда он с подробностями рассказывал о ночном происшествии, его нельзя было узнать. Его трясло, как в лихорадке. Он стал совершенно невменяемым. Присутствующие при рассказе Вити оперативники предложили ему показать квартиру насильника. Они взяли с собой Витю, и пошли на розыски злодея. Пришли ни с чем через несколько часов, так как Витя не смог вспомнить двор и квартиру, в которой ночью стал жертвой насильника. Потом поступила оперативная информация, что якобы Витя стал себя предлагать за деньги молодым парням. Однако эта информация не нашла объективного подтверждения. Жалоб от него больше по подобному поводу не поступало. Оперативники решили, что у Вити сработала фантазия, связанная с его психическим расстройством личности, и он придумал насильника.

 

Примерно месяц спустя я встретил Витю возле УВД. Не все дежурные по управлению пускали Витю в здание. Он ожидал меня, чтобы попросить денег на обед. Во время нашего разговора Витя обратил внимание на проходящего солидного мужчину в очках в красивой роговой оправе. Он тут же уцепился за прохожего, и стал кричать, что он его изнасиловал. При этом, не стесняясь в выражениях, громко объяснял, в чём выражалось изнасилование. Мужчина пытался вырваться из цепких рук Вити, называя его больным придурком, но тот его не отпускал. На крик Вити выбежал оперативный дежурный. Вместе с ним мы доставили изменившегося в лице случайного прохожего оперативникам уголовного розыска. С нами был и Витя, который продолжал настаивать на своём, пытаясь при этом задержанного мужчину стукнуть кулаком по голове. Витю, успокоив, отпустили домой. Оперативники принялись устанавливать личность человека, в котором Витя опознал своего насильника. Оперативникам удалось его «расколоть». За ним числилось несколько преступлений, связанных с развращением несовершеннолетних и другие преступления сексуального характера, которые были им совершены в разных городах полуострова. Расследование проводил один из следственных органов Крыма. Виновный понёс заслуженное наказание. Начальник управления дал мне деньги, чтобы я их вручил, как он сказал, моему другу, оказавшему милиции помощь в раскрытии преступления. Вручая Вите деньги, я сказал, что он зачислен в тайные сотрудники милиции, о чём никто не должен знать. Его радости не было предела. Но когда у него возникали с кем-либо ссоры, обидчикам не забывал сказать, что работает в милиции, и потому отомстит им, посадив в тюрьму.

 

Иногда Витя надолго исчезал из города. Ходили слухи, что его помещают для лечения в психиатрическую больницу, расположенную за пределами Крыма. Появлялся он совершенно неожиданно. Однажды после длительного его отсутствия встретил Витю возле УВД. Как оказалось, он ждал меня, чтобы попросить денег на свадьбу. Сумма, требуемая на свадьбу, оказалась незначительной. Я понял так, что ему просто потребовались деньги на обед. Конечно, я ему дал гораздо больше, чем он просил. Витя сказал, что теперь сможет сыграть свадьбу с некой Мусей, с которой познакомился в больнице во время своего лечение. Он вернулся домой, а она ещё лечится. Скоро у них будет ребёнок, так как Муся от него забеременела. Я это воспринял, как навязчивую бредовую идею Вити. Постарался перевести разговор на другую тему. С ним нельзя было ни в коем случае вести разговор по поводу половых взаимоотношений между мужчинами и женщинами. Я однажды вовремя его не остановил, о чём тут же пожалел. Он начал на всю улицу рассказывать, как провёл ночь с какой-то женщиной. При этом его от своих же слов стало так трясти, что казалось, ещё немного, и он свалится в конвульсиях на землю. При этом он применял очень грубые и непристойные слова. Я оказался в неловком положении, так как тогда находился в милицейской форме. Пришлось срочно расстаться с Витей. Он очень обиделся, что я его не дослушал. Потому мне вдогонку послал пару нецензурных слов.

 

В город после отпуска я вернулся через месяц. В первый же день моей работы, в обеденный перерыв, на улице Ленина я встретил сияющего Витю. Он был с какой-то женщиной невысокого роста. Было похоже, что она одного возраста с Витей. К груди женщина бережно прижимала какой-то свёрток из одеяла. Витя с гордостью сказал, что это его жена Муся, с которой он повенчался в церкви. На слова Вити женщина реагировала тем, что в подтверждении его слов всё время, молча кивала головой. От неё я услышал только одно слово «да», когда спросил, действительно ли её зовут Мусей. Витя с необыкновенной радостью сообщил, что Муся на-днях родила ему ребёночка, который сейчас спит, но я могу осторожно на него посмотреть. Муся бережно отвернула край одеяла, и я увидел большую куклу с открывающимися глазами, завёрнутую в цветное полотенце. Витя не спускал с меня глаз, явно ожидая от меня восторженных высказываний. Я сказал, что девочка очень красивая, похожая на своих родителей. Здесь уже и Муся не удержалась, и улыбнулась счастливой улыбкой. Витя сказал, что как только они с Мусей соберут деньги, то обязательно в церкви окрестят своего ребёночка. Пришлось мне раскошелиться. Витя заявил, что я буду крёстным отцом. Я обратил внимание, что Витя и Муся почему-то куклу называли не мальчиком и не девочкой, не по имени, а только ребёночком. Подумал, что это, видимо, связано с тем, что у куклы нет половых признаков. Витя и Муся с родительской радостью и гордостью показывали своего ребёночка не только мне, а также многим прохожим. Большинство жителей города, хорошо знавшие эту неразлучную пару, внимательно рассматривали куклу, нахваливая Витю и Мусю, у которых родилась такая славная девочка. Те же, кто впервые с ними сталкивался, крутили пальцем у виска, стараясь поскорее от них отойти в сторону. Иногда обиженные «супруги», вслед таким прохожим начинали кричать на всю улицу: «Сам дурак!» или «Сама дура!»

 

С тех пор, сколько бы я ни встречал эту странную пару, я всегда видел, как Муся бережно прижимает к груди свёрток из одеяла, в котором продолжала лежать кукла с открывающимися и закрывающимися голубыми глазами. Они очень радовались, когда я спрашивал о здоровье их подрастающего ребёночка. Даже Муся, прерывая обет молчания, в ответ на моё внимание говорила только одно слово «спасибо».

 

Я, как коренной и постоянный житель города, уже не представлял его без Муси и Вити. С каждым годом город всё больше менял своё лицо, особенно его центральную часть. Не менялись только Витя и Муся. Они как бы застыли в одной поре. Я точно знал, что выйдя на улицу Ленина, обязательно в какой-то его части встречу этих нашедших друг друга, не расстающихся людей.

 

Когда однажды оба неожиданно исчезли, этому не придал особого значения. Предполагал, что, скорее всего, обоих поместили в очередной раз в какую-нибудь психиатрическую клинику, что пройдёт какое-то время, и они снова появятся на улицах города. Время проходило, а они не появлялись. Я наконец понял, что уже не появятся никогда. Если я выхожу на улицу Ленина, мне кажется, что в праздно гуляющей толпе горожан, увижу как издалека мне навстречу идёт старый знакомый Витя, а рядом с ним женщина маленького роста, бережно прижимающая к себе свёрток из одеяла.