ФОРМУЛА ПРИТЯЖЕНИЯ
Ярость ночных звездных ветров, сотни чужих созвездий…
В этом живом море миров лучше держаться вместе.
Волны рычат, а не поют, якорь сорван – да Бог с ним!
Крепче сжимай руку мою и ничего не бойся.
Мачты крушит солнечный шквал, слабых зовут сирены,
Не устояв, рвется по швам тонкая ткань вселенной,
С вечных орбит сходят миры, стынут пустые пальцы…
Вновь будильник звенит навзрыд: мол, пора просыпаться!
Полсекунды – и Рин встает, свет на кухне включает,
Разгоняет внутренний лед крепким горячим чаем,
Смотрит в маленькое окно с голубем на карнизе,
А потом достает блокнот, карандашный огрызок
И уходит на три часа в интегралы и дроби –
Так бывает, когда азарт и никто не торопит.
Числа сами ложатся в ряд, словно что-то влечет их…
Рин из тех, о ком говорят: сумасшедший ученый.
Узкий бледный овал лица, тридцать четыре года,
Ум, настроенный отрицать все законы природы.
Графики скоростей и масс правит он на колене
И развинчивает каркас трех земных измерений.
Он узнает – числа не лгут! – где мы теперь и кто мы.
Ровно в полдень без двух минут Рин выходит из дома.
Маки слушает Jetro Tull, пишет стихи в тетради,
На резинке летит с моста ярких эмоций ради,
Верит в Шамбалу, третий глаз, ходит по ясновидцам.
Одинока, тонка, смугла, через неделю – тридцать,
На запястье ее впритык дюжина разных фенек.
Утром громко шипит с плиты разъяренный кофейник,
На карнизе полно пичуг, маленьких и забавных.
Маки пробует по чуть-чуть жидкий огонь губами,
Выдыхает, прикрыв глаза, кнопку плеера гладит
И уходит на три часа в недра своих галактик.
В нервных ритмах, нездешних снах, в дальней звездной системе
Ей откроется верный знак – кто мы теперь и где мы.
Сердце мается и томит, внутренний голос чуток,
Он подскажет ей в нужный миг координаты чуда:
Ровно в полдень без двух минут, дом девяносто восемь…
Крепко руки они сомкнут и ничего не спросят.
