Свет и Тень. Часть III Глава 36
Предыдущая глава https://poembook.ru/poem/1816736-svet-i-ten-chast-III-glava-35
--------------------------------------------------------------------------------------------
Ну и снега намело в этом году! По колено нетопырихе, это уж точно! А вот морозы слабые, мягкие, только для того, чтобы снег не таял. После такой зимы будет бурная, дружная весна. Поля, сады и лес напоит талая вода, реки наполнятся до краёв. Урожай в этом году будет невероятно богатый. Год Коровы, не иначе, словно по заказу.
Жаль, что это давно безразлично... Все последние десять лет у неё сплошной год Крысы. И другого уже не приходится ждать. Да и недолго уже осталось: этот, пожалуй, последний. Весны точно не увидеть.
...Зимой так рано темнеет: чуть перевалило за полдень – и уже сумеречно, особенно в лесу, особенно, когда едешь без дороги. И дёрнул же Саший свернуть в чащу, почуяв близкое жильё! Дар, что ли подвёл? Ведь знала, что такое вполне может случиться в заснеженном лесу – и ведь нет же, всё равно свернула!
Опомнившись, она вздохнула.
Ей давно всё равно, где и когда умирать. Её жизнь давно уже закончилась. Просто в такие моменты забываешь обо всём, окунаясь в текущие проблемы и дела. А так...
Внезапно деревья расступились, и путница оказалась... Нет, не на опушке. На краю вески!
Всё же дар её не подвёл.
Оглядевшись, она заметила что-то непонятное, явно рукотворное, скорее всего, остатки дома. Да, это явно когда-то был дом. Весчане не оставили от него ничего, кроме каменного фундамента: наверняка, образующие стены брёвна растащили, где-то на дрова, а что-то, возможно, годилось и на ремонт собственных домов или забора.
Объехав остатки фундамента, она остановилась посреди широкого... двора? А если взойти вон туда, тогда...
Путница спешилась. Ноги, обутые в высокие кожаные сапоги на меху по колено ушли в снег. Повинуясь странному наитию, вызванному скорее воспоминаниями, чем даром, она, пройдя по снегу, влезла на фундамент и посмотрела перед собой на юг.
...Чернокосая девочка вышла на порог с кружкой ячменя.
– Цыпа-цыпа-цыпа, – позвала она, и стайка разномастных кур во главе с петухом, мгновенно бросив свои занятия, вроде подкапывания заборных столбов и купания в пыли, бросилась к её ногам, чтобы ни в коем случае не пропустить обед...
Где, когда она могла это видеть?..
А вон там... Там раньше был сарай, в котором хранились лопаты, грабли, бороны, сохи... Почему раньше: вон он! Весь насквозь пророс кустарником, но держится. Наверное, и старое дедово копьецо до сих пор там – кому оно нужно? Вот только заходить туда не стоит. Крыша вполне может рухнуть...
Эх, да когда ж ты привыкнешь, путница: нет тебе разницы, где умирать.
А там, позади, среди вымахавших за двадцать пять лет деревьев, теряются остова давно истлевших коровников. Если присмотреться, и столбы от забора остались, а вон там... Надо же, собачья конура уцелела!
Спрыгнув с возвышения в мягкий снег, путница подошла к нетопырихе, потрепала её по мордочке.
– Устала, моя девочка? Сейчас в веске будем. И поедим, и выспимся, – пообещала она. Голос у женщины был тихий, глухой, слегка с хрипотцой. Но приятный и своеобразный.
Проснувшись, зашевелился и вылез из-за пазухи крыс, потянулся мордочкой к её лицу. Этот крыс – не тот. Он не умеет говорить. Он не человек в теле крысы, а просто крыса. Не "свеча"...
Но уже почти четыре года – её единственный друг, и никто в целом свете не понимает её лучше, чем он.
– Тоже есть хочешь? – спросила женщина, – Потерпи, все хотят.
Ухватив за узду свою скакунью, путница потянула её вперёд, за собой. Если она права, и ей приходилось здесь бывать, если это – сгоревший хутор, то там, за бывшим забором, от которого остался вот этот обугленный столб, начинается дорога через небольшую рощу, которая выведет её в веску. А там за определённую плату можно и отдохнуть, и поужинать, и остаться до утра. Так, собственно, она и собирается сделать.
Умирать она не боится.
Она боится упустить что-то очень важное, какое-то пока неясное событие... Наверное, из-за него она и завернула в эту веску, которую за столько лет так и не удосужилась посетить.
* * *
Убрав посуду после ужина, Фесся зажгла лучину и присела за прялку.
– Не сходишь за водой, Рыся?– обратилась она к дочери, – А то завтра и умыться будет нечем.
– Да, мамочка, – кивнула девушка и сняла с гвоздя тулуп. Затем подхватила два ведра и вышла за дверь.
Женщина не успела приловчиться как следует к своей работе, как дверь с треском отворилась, и дочка, раскрасневшаяся от легкого морозца, влетела обратно в дом.
– Мама! – воскликнула девушка, – Там... там... Гости!..
– Кто? – откладывая в сторону веретено, спросила Фесся. Кого принесло на ночь глядя, она и представить себе не могла.
– Путница! Говорит, она твоя старая подруга!
Женщина, не понимая, нахмурилась..Она в жизни не то что не была знакома ни с одним путником, а даже близко к людям этого сословия не подходила. А женщин-путниц и в глаза никогда не видела. Наверное, подумала она, кто-то ошибся. С другой стороны, может это такой способ попроситься на ночлег? А вот это как раз прекрасно. У путников всегда есть деньги, возможно, заплатит за постой хорошо ( они, медные, никогда не лишние, хотя они с дочкой и не бедствуют).
– Ну тогда, зови! – развела руками Фесся.
Однако никого звать уже было не нужно: путница стояла за плечом Фессиной дочери, оглядывая хату жёлто-зелёными глазами.
– Проходите, – учтиво произнесла девушка и посторонилась.
Путница сделала ещё один шаг и остановилась, едва переступив порог.
"Саврянка, " – отметила хозяйка дома, когда капюшон чёрного длинного плаща упал с головы гостьи, явив светлые, убранные назад волосы.
Путница была уже немолодая: лет, наверное, на десять младше Фесси, за сорок, стало быть. Зато одежда на ней была явно городская – дорогая и красивая. И ещё – а в веске это и представить себе было невозможно! – на ней было не платье, а штаны! Как у мужиков, но тоже новые, из тонкой кожи, забранные в высокие, выше колена, сапоги. Из-за плеч путницы виднелись рукояти двух мечей. На безымянном пальце правой руки взблёскивало золотое колечко.
"Замужем она, что ли? Говорят, они замуж не выходят..." – подумала Фесся.
В том, что видит эту женщину впервые, весчанка теперь готова была поклясться, ибо если путники в их веску все же порой заезжали, то саврянки – уж точно никогда. И всё же кое-что смутило Фессю. Она не помнила где, но она определенно где-то видела эти жёлто-зелёные глаза. И уж совсем насмелилась было спросить об этом путницу напрямую ( в конце концов, хочется знать, кто собрался переночевать в твоём доме), как та улыбнулась знакомой улыбкой и прошептала:
– Фессенька... Здравствуй...
– Рысочка! – сама удивившись, как смогла вспомнить, всхлипнула Фесся и бросилась к своей припозднившейся гостье.
– Так вот, чьё у меня имя! Теперь поня-атно! – протянула девушка, многозначительно кивая сама себе.
...— Да, умер, давно уж... Рысе тогда и пяти лет не было. Ох, словно и не со мной было... – отмахнулась Фесся.
Она давно не плакала по мужу – то ли потому, что уже больше шестнадцати лет была вдовой, то ли оттого, что плохого с тех пор в жизни ее не случалось.
Старший сын весчанки, названный в честь отца Цыкой жил в Макополе, был удачно женат, растил уже двоих сыновей и вообще неплохо жил, работая на купца. Матери он, конечно, мало помогал, зато приезжал всегда с гостинцами для неё и сестры, а лучшим подарком Фесся считала то, что её внуки-погодки здоровы и сыты, а невестка ласкова и к своему мужу и к свекрови.
Дочка у Фесси замуж долго не выходила и даже, как мать в своё время, работала на хуторах, а в прошлом году просватали и её, как раз-таки за молодого парня с ближнего хутора, наследника большого, не менее, чем в своё время у Сурка, хозяйства, и свадьбу собирались играть по первому теплу.
– Плохо, конечно, одной-то будет, – вздохнула женщина, – Ну да ничего, переживу. Главное, чтоб дочка счастливая была! А я уж как-нибудь... Да и рядом тут все, соскучиться не успеешь...
Рыска лишь согласно кивала.
– Да, да... Пусть женятся. Невеста хороша, как ты в своё время, – повторяла она.
– И не говори, – махнула рукой Фесся и потянулась за бутылём с ледяным вином, затем плеснула в глиняные кружки, – Давай, подруга, давно не видела тебя!
Женщины выпили вина. Фесся немного поела квашеной капусты, Рыска не стала ни пить, ни есть. Она вообще не притронулась к еде за весь вечер.
– А у тебя как? Вы, путники, говорят, семьёй не обрастаете. Дети-то хоть есть?
Рыска усмехнулась.
– Чем путники не люди? – спросила, словно сама себя, – Конечно, есть. Трое родных, двое приемных. Всё как и у других, – ответила она.
– И где же они? – не поняла Фесся.
– Кто где... – вздохнула Рыска, глядя в тёмное окно.
Жаль, подумалось ей, она ведь их больше, скорее всего, не увидит... Как и всех остальных.
– А что с волосами-то твоими? – заглянув ей в глаза и нахмурившись, спросила Фесся.
Рыска улыбнулась.
– Поседела, – просто сказала она.
Весчанка лишь головой покачала, не представляя, отчего можно так поседеть – из чёрной стать белой!
– А вот... дети, говоришь, есть... А муж? Кольцо, вижу, на пальце...
Рыска вздохнула тяжело, горестно, погладила взобравшегося на плечо крыса и, заметив неудовольствие подруги, ссадила его на свои колени.
— Есть... – уронила она, – Вот только, где он?.. Я не знаю...
----------------------------------------------------------------------------------------
Следующая глава https://poembook.ru/poem/1816745-svet-i-ten-chast-III-glava-37
