Свет и Тень. Часть II Глава 24

------------------------------------------------------------------------------------
 
Дождь. Снова дождь.
 
  Рыска была права: вероятность они перепутали. Только одного она не знала: такое случается лишь тогда, когда ошибся не один, а оба. Она не могла этого знать. Это было личное наблюдение Алька за их связкой. 
 
  Как же плохо ему было без неё! Вот сейчас бы обнять, прижаться к ней, да просто почувствовать, что она где-то рядом – и сразу стало бы легче. Голова, снова разболевшаяся с утра, прошла бы. И ещё с ней он смог бы спасти брата.
 
  За вчерашний вечер и сегодняшнее утро Альк ещё трижды пытался уговорить Эдгарда никуда не ездить, но тщетно. Чем дальше, тем сильнее брат закусывал удила, теперь твердо решив ехать Альку на зло и совершенно не отдавая себе отчёта, что это ни при чём. В итоге путник махнул рукой.
 
  Жаль, от головной боли так же легко не отмахнёшься.
 
  ...Два гроба, большой и маленький, занесли в фамильный склеп. Каменные створки со скрипом закрылись.
 
  Кто-то о чём-то его спросил, а он не понял. Голова болела всё сильнее.
 
  – Как мальчика назвать, сынок? – прорвался в сознание голос матери. Женщина дотронулась до руки сына и вздрогнула, словно ожёгшись – такой холодной была его рука. – Ты слышишь? – переспросила она.
 
  Альк взглянул на мать и увидел её словно сквозь дымку.
 
  – Как хотите... – через силу произнёс он и поспешно ушёл за подстриженные высокие кусты, обрамлявшие некрополь.
 
  Не успел он скрыться за живой изгородью, как кровь хлынула из носа потоком, вмиг пропитав одежду и волосы, обагрив руки и траву, на которую он опустился, чтобы не упасть. А самое главное, стала ясна причина этого.
 
  Альк привалился к стволу дерева, не замечая совершенно промокшей земли под собой, превозмогая боль, попытался сосредоточиться.
 
  Вдруг перед ним снова возникла мать.
 
  – Что с тобой? – спросила она и, увидев кровь, зажала рот рукой. – Опять? – догадалась она.
 
  – С ней беда... – прошептал путник, тяжело дыша, – Там, в сумке у меня... Бутылочка чёрная... Принеси...
 
  – Твоя сумка в замке!
 
  – Принеси, я потерплю... Побыстрей!.. – простонал он.
 
  Мать не стала больше задавать ему вопросов, сразу понеслась на выручку.
 
  Чёрная бутылочка... Случайно попалась вчера на глаза... Рыска подложила, не иначе. Знала, что понадобиться...
 
  Пол-лучины показались Альку вечностью. К головной боли и кровотечению прибавились судороги. Силы оставляли его. Он почувствовал себя немощным стариком, когда попытался и не смог подняться. А кровь всё текла – обильно, толчками. Так ведь и вся вытечет...
 
  Мать вернулась, запыхавшись. Не юная уже, за шестьдесят ей... Хотя еще вполне держится.
 
  – Вот, – протянула она сыну пузырёк тёмного стекла.
 
  Альк улыбнулся из последних сил побледневшей до синевы матери.
 
  – Отойди, пожалуйста, – попросил он, – Не отвлекай меня. Всего пара щепок...
 
  Мать шагнула за деревья, а он попытался сосредоточиться на Рыске.
 
  Альк увидел её в тюремной камере, среди бродяг. На виске у неё запеклась кровь. Улегшись на нары, она закрыла руками лицо. Даже в таком виде она выражала не растерянность и страх, а злость и желание бороться. Губы её шевельнулись.
 
  – Помоги мне, Альк!
 
  Он услышал её голос так отчетливо, словно она стояла рядом. Точно так же он слышал её мысли в моменты сильных потрясений.
 
  — Хорошо... Так легче, – прошептал он и взялся за ворот... И в тот же миг его сознание стало проваливаться, уходить, гаснуть. Он словно в вату, медленно погружался в обморок. Из последних сил он успел отхлебнуть из склянки.
 
  "Не сдохнуть бы", – подумал он в последний момент.
 
  ...Когда госпожа Хаскиль вновь склонилась над сыном, он с облегченным вздохом открыл глаза.
 
  – Тебе лучше? - обрадовалась мать, – Давай, провожу тебя в замок.
 
  – Сам дойду, – совершенно нормальным голосом, будто ничего и не было, произнёс Альк и поднялся с мокрой земли. Одежда на нём по случаю похорон была чёрная, на ней это было незаметно, а вот белые косы насквозь пропитала кровь. Проведя под носом пальцем и почувствовав запекшуюся корку, он вытер лицо рукавом. – Спасибо, мам, – сказал он. И ... извини.
 
  – Не за что! – радостно – ведь сыну полегчало! – ответила женщина.
 
  – Это пока не за что, – пробормотал Альк себе под нос. 
 
  Но этого мать уже не услышала.
 
                                                                                 * * *
 
  Когда Альк проснулся, солнце сияло вовсю. Наверное, за полдень уже, подумал он, потянулся, сел на кровати... Опа, не на кровати. На полу!
 
  В следующий момент Альк вскочил на ноги и замер с открытым ртом.
 
  То, что он увидел, потрясло его до глубины души. Хорошо хоть до башни дойти ума хватило, а не прямо посреди гостиной расположиться...
 
  Покрывало с кушетки и две подушки валялись на полу. А на всём этом великолепии возлежала та, с кем он делил сегодня эту импровизированную постель. Её одежда, да и его тоже, была расшвыряна повсюду. Вот тебе и побочный эффект!
 
  Эта женщина работала в их замке на кухне ещё с тех пор, когда Альк был ребёнком. Он помнил её молодой девушкой, и она была старше его лет на пятнадцать, грубо говоря, годилась ему в матери. В детстве она иногда рассказывала ему сказки, в юности была предметом эротических фантазий.
 
  Что ж, исполнил мечту. Наверное...
 
  Он ничего не помнил с тех пор, как вчера открыл дверь на кухню... Зато тело помнило: болела каждая мышца, видимо, от невероятного старания.
 
  Альк хотел тихо исчезнуть, но не успел. Женщина открыла глаза, улыбнулась довольной улыбкой, закинула за голову руки.
 
  – Прости, пожалуйста, – глупо брякнул он.
 
  – За что? – улыбнувшись ещё шире, спросила женщина, – Я уже семь лет вдова. У меня этого так давно не было. А чтоб с такой страстью – и вообще никогда. Зря я тогда, лет двадцать назад отказалась, да ещё и пощечину тебе дала. Если б я знала... Это ты меня прости!
 
  Альк не краснел уже давно. Наверное, те самые двадцать лет. А сейчас захотел прямо-таки сквозь землю провалиться. Такой случай в его жизни действительно был... 
 
  Он сцапал свои штаны, надел их и отвернулся, чтобы не видеть зазывно торчащих сосков. Судя по всему, служанка была не прочь прямо сейчас повторить. Либо просто издевалась.
 
  – Я понимаю, что спрошу сейчас глупость, но всё же ответь, – проговорил он, присев на кушетку. – Что вчера было? После того, как я пришёл весь в крови. Я был пьяный, я не помню, – пояснил он.
 
  – Что было? – она сладко потянулась, зевнула. – Ты попросил горячей воды, умылся... ну как умылся? Руки вымыл, лицо чуть-чуть обтер. А потом... – она умолкла.
 
  – Что – потом?
 
  — Ну... как тебе сказать? Взял меня прямо на кухонном столе, – заключила она.
 
  – Кто-нибудь это видел?! 
 
  – Что значит – кто-нибудь? Это все служанки видели. Ты и их приглашал, но я решила, что мне нужнее. Увела тебя сюда, ну и... Сам понимаешь.
 
  – Какой кошмар!!! – Альк закрыл руками лицо.
 
  – Кстати, вином от тебя не пахло. Но это так, к сведению. Но глаза были безумные, я даже сначала испугалась, – произнесла служанка.
 
  – А... господа где были? Из них кто-нибудь видел?
 
  – Нет, не волнуйся, – успокоила она. Поднялась, начала одеваться. – Когда мы сюда пришли, они только с некрополя назад развернулись, вон по той дороге, – она кивнула на окно. – Да не переживай ты так, ну было и было! От меня не убудет. Служанкам я языки подкорочу, будут молчать, – она подошла ближе, посмотрела ему в глаза, участливо спросила, – Плохо очень было?
 
  И Альк кивнул.
 
  Женщина натянула платье, обулась.
 
  – Когда привезёшь сюда свою, я лично каждой голову оторву, которая про это ляпнет, – пообещала она, – Надо же понимать, что можно говорить, а что нельзя... А ты не рви сердце. Всё прекрасно было. Мне даже очень понравилось, – она опять улыбнулась, без похоти, скорее, с благодарностью. – Пойду прикажу воды для тебя согреть. Лучше хоть стало? – спросила она.
 
  – Да, – не поднимая глаз, произнёс Альк. Голова у него больше не болела, хвала Хольге. – Поесть мне что-нибудь там сообрази, – попросил он.
 
  – Слушаюсь, господин, – поклонилась она. А потом подошла, на миг обняла его одной рукой, поцеловала в макушку. – Перестань умирать от стыда! – посоветовала она, – Всё правильно. А то хватил бы удар – и всё!
 
  – От чего? – Альк, наконец, смог посмотреть на женщину. 
 
  – А вон от того, – она кивнула на валяющуюся в углу бутылку с открытой крышкой, судя по всему, пустую. – Считай, легко отделался.
 
  – Откуда ты про такое знаешь?
 
  – А у меня сестра – знахарка.
 
  Женщина давно ушла (ему показалось, что вприпрыжку сбежала по лестнице; напевала так уж точно), а Альк еще долго сидел на кушетке, копаясь в себе. Потом махнул рукой и оделся. Всё это мелочи, решил он. Главное он сделать смог, остальное – ерунда. 
 
  Обернувшись на пороге, он вдруг понял: если Рыска умрёт, он не сможет этого не почувствовать. Дед был прав: оставшись без Рыски, он тут же либо сдохнет, либо сойдёт с ума, и уж лучше первое.
 
  Ну как всё не вовремя!..
 
* * *
 
  Когда полностью готовый он спускался по лестнице, время было далеко за полдень, а точнее, ближе к вечеру. Выезжать на ночь глядя, да ещё и после бессонной ночи не хотелось чрезвычайно, но выбора ему не оставили: брат с племянником уехали ещё утром, и Альк должен был теперь спешить, если хотел их догнать.
 
  Чувствовал он себя так, словно на нём вспахали надел целины. Вчерашняя усталость после суток скачки показалась сущим пустяком.
 
  – Папочка! – окликнул его детский голосок. Альк обернулся. Иоланта бежала к нему по лестнице.
 
  Путник улыбнулся и, чуть наклонившись, подхватил дочку на руки.
 
  – Ну, что, моя красавица, как у тебя дела? – ласково спросил он.
 
  – Всё хорошо! – защебетала девочка, – Мои куколки уже поужинали, и я уложила их спать. А где мама? Бабушка сказала, что она уехала.
 
  Альк пристально посмотрел в голубые глаза, продолжая улыбаться. Потом перевёл взгляд на мать, стоящую на лестнице. Она отрицательно покачала головой: не говори!
 
  – Да, Иоланта, мама уехала, – подтвердил он, – И я тоже сейчас уезжаю. Поэтому иди к бабушке, мне пора в путь.
 
  – А когда ты вернёшься? – беззаботно, спросила дочка.
 
  – Скоро, дорогая, ты и оглянуться не успеешь, – сердце у него сжалось от собственных слов. Так тяжело обещать ребёнку то, во что ты и сам не веришь.
 
  – А мама когда вернётся? – серьёзно спросила девочка, – Тут служанки болтают, что она умерла. Этого ведь не может быть, правда, папочка? – в чистых глазах была такая надежда, что другого ответить он не смог:
 
  – Конечно, не может быть. Не слушай глупых женщин. Слушай только то, что говорю тебе я. – он помолчал, снова на миг встретившись взглядом с матерью. – Мама уехала далеко и надолго, но она обязательно вернётся. Просто у неё теперь такая работа... – он и сам не заметил, куда его занесло, а вот девочка сделала свои выводы:
 
  – Такая же работа, как у тебя? – тут же догадалась Иоланта.
 
  – Да, как у меня, – подтвердил Альк.
 
  – Она что, теперь тоже путница? 
 
  Отступать было некуда, и пришлось ответить:
 
  — Тоже.
 
  Иоланта немного подумала и закапризничала:
 
  – Я хочу к ней! Хочу к маме! К маме!..
 
  – Ты должна ждать! – перебил её Альк, – И её, и меня. Ты ведь уже большая и умная девочка. А когда мы с ней приедем, будет большой праздник. Ты будешь ждать?
 
  — Буду, – грустно ответила Иоланта, – А потом, когда вы вернётесь, вы больше не уедете?
 
  Альк вздохнул. И так уже заврался дальше некуда!
 
  – Когда ты вырастешь, мы будем брать тебя с собой, – пообещал он. Затем крепко обнял дочь, поцеловал в лоб и поставил на пол. – А теперь иди. Мне уже пора, – и, кивнув матери, вышел за дверь.
 
  По дороге Альк решил подойти к склепу – хоть так попрощаться.
 
  Но когда увидел новую табличку, крайне возмутился. Хотелось даже вернуться и поругать родных за глупость и такое напутствие, но действие это было бы бессмысленно: всё равно ничего уже не изменишь. К тому же, его спрашивали, как назвать мальчика, а он просто отмахнулся.
 
  На большом фамильном склепе, выполненном из серого камня, среди целых полей цветов и рядов раскидистых зелёных деревьев, появилось ЕГО имя. Тут любой несуеверный станет таковым, а уж если дар подсказывает...
 
  – Ну что ж, один есть, второго не будет. Не дождёшься! – бросил он склепу и решительно отправился в путь.
 
  Горевать об умерших он будет после. Нынешний момент был для того, чтобы попытаться спасти живых.
 
------------------------------------------------------------------------------