Свет и Тень. Часть II Глава 5

--------------------------------------------------------------------------------------
 
Господину Румзу, наместнику Зайцеграда, всегда нравились блондины, особенно вот такие, высокие, широкоплечие, с жёстким выражением мужественного лица, от которых явно веет силой. А уж от саврянских кос просто дыхание перехватывало.
 
      Но красавчик пришёл вовсе не за тем, чего господину наместнику хотелось бы от него получить. Даже шансов никаких, так, полюбоваться… Ну и по делу тоже. А если высказать неприличное предложение, тут, похоже, одним только мордобоем не обойдется: мечи-то у саврянина явно не для красоты, хотя смотрятся эффектно. Ещё отрубит башку, не посмотрит, что наместник.
 
      В последние годы найти себе красивого парня Румзу Косому становилось всё труднее, даже на одну ночь, даже за деньги. А о том, чтобы любовник был ещё и умным или благородным, вообще давно не было речи. В основном на такое теперь идут с голодухи или за услугу. Но, как правило, бестолковая, отбившаяся от рук молодежь, а это всё не то. Ах, вот если бы себе такого красавчика за тридцать или даже ближе к сорока, явного аристократа… Да, это давно из области мечты. В последний раз от подобного он получил кружкой в лоб, ещё и принародно — обидно и унизительно. Он же не хотел ничего плохого! Так, песенки послушать… Но его не поняли.
 
      Вот с тех пор и осталось собирать шваль да терпеть выходки Лео, своего постоянного, но весьма неверного, так сказать, друга…
 
      — Проходите, господин путник! Я давно вас жду! — радушно улыбнулся Румз Косой.
 
      Альк с неприкрытым отвращением его оглядел и без приглашения уселся в кресло.
 
      «Неужели, ты, сволочь, меня не узнаёшь?» — пронеслось в голове.
 
      Однако связываться не хотелось. Провались ты пропадом, гад, ты своё получил. Если сейчас не тявкнешь что-нибудь не то, отвечу на твои вопросы, получу деньги и уйду. Городом ты правишь нормально, не хуже и не лучше других. Если корона тебя терпит, то я тоже не судья. Да и народ жалко: жареным здесь пахнет и в прямом, и в переносном смысле… Но жутко хочется убраться из этого проклятого города!
 
      — По злату за вопрос, — сразу заломил Альк.
 
      Выщипанные брови поползли вверх.
 
      — Помилуйте, господин путник! Это же… грабеж! Я же на благо города! — «Эх, я б для тебя и ста не пожалел, но за другое!»
 
      — Ну как знаете, я вас не заставляю, — Альк поднялся из кресла, но был остановлен. Выбирать наместнику особо не приходилось: летом Зайцеградская Пристань пустела. Большинство наставников разъезжалось, равно как и адепты, кроме тех, кто проходил практику — всем хотелось повидаться с родными, а то и подзаработать за лето, что в весках намного проще, чем в городе. Те, кто остался, были уже слишком стары, чтобы чем-то помочь. Одна надежда была на заезжих.
 
      Саврянский путник заехал в город отдохнуть и перекусить, ещё вчера, и остановился в кормильне, хозяин которой тут же доложил наместнику. Румз побоялся его упустить и прислал за ним своего поверенного.
 
      У Алька не было никакого желания снова общаться с Румзом, но дар вдруг подсказал две вещи: во-первых, несчастный город и правда стоял на пути надвигающегося пожара, а во-вторых, его самого ждало в резиденции наместника что-то хорошее, нужное… Что-то, чего не следовало упускать. И он нехотя явился пред бесстыжие наместничьи очи.
 
      — Нет-нет, господин путник, я согласен! — Румз не был дураком и прекрасно знал, к чему может сейчас привести торг с видуном: этот уедет, а следующий может прибыть лишь на пепелище. А Альк прекрасно понимал, что наместнику некуда деваться.
 
      Засуха в этой части страны стояла ужасная: с самой середины весны не упало ни капли дождя с раскаленных небес. Посевы погорели, ближайшая река практически пересохла. То, что городу и окрестным вескам грозит голод в ближайшую зиму, не подлежало и тени сомнения. Казалось, хуже быть уже не может. Но Сашию мало было для полного счастья. Две недели назад поднялся жуткий ветер из степей, с запада, горячий и злой. Всё, что не высохло, досохло за неделю.
 
      А потом начались пожары.
 
      Сначала сгорела веска, вешек на пятьдесят западнее города, причём сгорела подчистую, в головешки, не уцелел почти никто из жителей.
 
      Следом огонь перекинулся на лес. Долго тлела подстилка, с переменным успехом сдерживаемая весчанами с лопатами, а потом пал поднялся выше, на сосновый бор. И хотя до Зайцеграда было ещё далеко, наместник забил тревогу. Ветер, нагулявшись, слегка стих, но хорошо просушенная ветром и солнцем древесина и так уже прекрасно горела, неизменно приближая пожар к городу, за последние годы разросшемуся и подступившему к лесу чуть ли не вплотную. Полыхнуть могло со дня на день, тем более, что несильный, уже ставший ласковым ветер нёс с собой запах гари, что не добавляло хорошего настроения ни наместнику, ни горожанам.
 
      Немудрено, что путник был на сегодня единственной надеждой города, и никто не собирался на нём экономить.
 
      — Итак, я вас слушаю, — произнёс он и, не мигая уставился на Румза Косого жёлтыми глазами.
 
      — Я хотел бы узнать, скоро ли пойдёт дождь? — начал наместник.
 
      Альк подумал, пожал плечами и равнодушно ответил.
 
      — Не раньше конца лета. Раз.
 
      — А… ветер не стихнет?
 
      — Нет. Два.
 
      — Может быть, направление поменяет?
 
      — Нет. Три.
 
      — О, Хольга, что же делать?.. А если свалить ближайшие к городу деревья, это поможет?
 
      — Ненадолго. Четыре.
 
      Альк отвечал на вопросы, одновременно думая, кто посадил эту образину и идиота на такой ответственный пост? Ведь если здесь так ждали путника, могли бы подготовиться к его приезду заранее, продумав, что спрашивать стоит, а что — бесполезно, какой вопрос выбросить, а каким заменить сразу несколько. Да любой весчанин поступил бы мудрее! Сам ведь себе, идиот, расходы увеличивает! Но если врать Румзу у Алька и в мыслях не было, то и облегчать ему задачу — тоже. Моральный ущерб за один весьма неприятный случай.
За то, что это косое недоразумение так и не поплатилось кое за чью смерть…
 
      — Может, объявить переселение? Это поможет? — продолжал тем временем наместник.
 
      — Поможет, только как вы себе это представляете? Это ведь не веска, а большой город. Народ наверняка не согласится, — дал пояснение путник. — Двадцать два и двадцать три.
 
      Румз про себя выругался, отметив внимательность белокосого: не запутаешь!
 
      — А корона может нам помочь? — безнадежно спросил наместник.
 
      — О чём вы раньше думали? Теперь уже вряд ли. Если только…
 
      — Что?
 
      — Пепелище расчистить. Двадцать четыре.
 
      Повисла тишина.
 
      — Так что же делать? — пролепетал наместник, забыв пялиться на Алька и схватившись за голову.
 
      Путник холодно, самодовольно и как-то по-волчьи улыбнулся.
 
      — Ясное дело — дорогу менять. Кстати, можно было и сразу догадаться. Двадцать пять, — с удовольствием припечатал он.
 
      — Нет, но это уже не счита-а-ается! — по-бабьи взвыл наместник. — У вас вообще совесть есть?
 
      — Нет. Двадцать шесть.
 
      Румз открыл рот, но Альк, отсмеявшись, смягчил приговор.
 
      — Ладно, шучу по поводу последнего. Двадцать пять, — он снова, не мигая уставился на наместника. — Ну что, дорогу меняем?
 
      Румз Косой вздохнул, прикинул ущерб от пожара, соотнёс его с затратами на путника – эх, хорош, стервец, как с картинки! — и махнул рукой, соглашаясь.
 
      — Тогда… — Альк подумал немного — не над вероятностями. Их он давно уже знал. — Примерно два к девяносто семи. Довольно трудный случай, вполне могу погубить «свечу». Так что за всё про всё — сто пятьдесят златов.
 
      — Господин путник, я уже и не знаю…
 
      — Или двадцать пять сейчас — и счастливо оставаться, — он снова посмотрел в глаза Румза, не мигая.
 
      — Согласен, — со вздохом произнёс наместник.
 
      — Деньги вперёд, — Альк протянул руку ладонью вверх в таком царственном жесте, что наместнику на щепку показалось, будто он не у себя в кабинете, а на аудиенции у его величества.
 
      Пришлось Румзу, скрепя сердце, расстаться с деньгами.
 
      — А если не получится? — попытался возражать наместник, с тоской глядя на златы, исчезающие в кошельке саврянина.
 
      — Получится, — заверил путник.
 
      И в этот момент дверь наместничьего кабинета распахнулась, впустив стройную, черноволосую девушку, увидеть которую здесь, да ещё и в таком виде Альк не ожидал, не смотря на все подсказки дара. На ней было надето что-то такое, что раньше можно было представить разве что на цыпочках из курятника: рубаха с коротким рукавом со шнуровкой почти до пупа спереди и облегающие штаны длиной до колена, всё в светло-зелёных тонах. Косы, её чёрные косы, как всегда перевязанные веревочками, отросли ниже ягодиц и были сцеплены друг с другом чем-то блестящим. А раньше она не носила побрякушек…
 
      — Добрый день, господа, извините, что без приглашения и без стука, — начала она. Голос тоже был другой — не стало девичьей звонкости. И смотрела она словно сквозь собеседников — не отводила глаз, не опускала их долу, но всё равно, словно не видела, с кем разговаривает. В первый миг показалось — может, не узнала? Но тут же стало понятно: узнала, просто восторгов по этому поводу не испытывает.
 
      Из-за двери на наместника испуганно смотрел его поверенный:
 
      — Я пытался её остановить, господин… — начал оправдываться он. Господин Румз лишь зло махнул на него рукой — иди отсюда! Затем слегка скривился, как от зубной боли. Женщин он терпеть не мог, а путниц, тем более сразу с двумя клинками — подавно.
 
      — Слушаю вас, госпожа путница, — кисло произнес он.
 
      — У меня дело к господину Хаскилю. Поручение его величества, — Рыска подошла к столу и швырнула перед наместником тсарскую грамоту, кивнув на Алька.
 
      Румз лишь метнул взгляд на грамоту. Не она его теперь интересовала. Он думал о другом — о событиях десятилетней давности. О бесследно исчезнувшем из тюрьмы саврянине… О том, что этого путника он уже когда-то где-то видел. И девушку — тоже. И фамилию Хаскиль слышал…
 
      То, чем теперь Румз мог заплатить за свои действия, было намного хуже пожара. Можно было вполне лишиться не только своего поста, но и головы.
Что господа путники его помнят, сомнений у наместника не вызывало. Поэтому, когда черноволосая девушка повелительно произнесла:
 
      — Оставьте нас, пожалуйста, нам нужно пообщаться наедине, — Румз вышел за дверь без разговоров.
Единственной его надеждой было то, что, возможно, путникам сейчас не до него, и если он будет молчать, беда обойдет его стороной.
 
      Итак, выйдя из кабинета, он осторожно притворил дверь и приложил к ней ухо, молясь, чтоб обошлось.
 
      Оставшись одни в кабинете Зайцеградского наместника, Альк и Рыска некоторое время смотрели друг на друга. Как давно они не виделись! Как давно…
И расстались не самым лучшим образом.
 
      По логике вещей гордому господину полагалось сразу подняться, гордо вскинуть голову и уйти. Но почему-то ему совершенно не хотелось этого делать.
 
      Ему снова хотелось обнять девушку, давно ставшую ему чужой, просто так, без причины, не думая о том, кто она ему. Кто они друг другу…
 
      Наверное, Альк так и сделал бы, ведь на самом деле, не было причин поступить иначе, но Рыска, с усталым вздохом опустившись в наместничье кресло, вдруг холодно произнесла:
 
      — Добрый день, господин Хаскиль.
 
--------------------------------------------------------------------------------