Свет и Тень. Часть I Глава 23

-----------------------------------------------------------------------------------------
 
Рыска проснулась среди ночи от пустоты, пошарила рукой по кровати — и сердце её упало.
 
      События предыдущего дня мгновенно замелькали в сознании, затанцевали, подобно солнечным зайчикам, затягивая в свою пёструю круговерть и не желая никуда уходить.
 
      О, Хольга... Что же она натворила! И ведь не такая уж и пьяная была, всё помнила: утро, разговор на залитой солнцем улице, Жара, кормильню... варенуху... И всё то, что наговорила Альку.
 
      И, главное, сказала-то всё верно! Ни одного несправедливого обвинения!.. Но лучше уж было бы молчать или в самом деле всё забыть!..
 
      В темное послышался вздох.
 
      — Альк? – с надеждой позвала она вопреки тому, что подсказывал дар.
 
      — Да уехал он, — ответила темнота голосом Жара.
 
      — Давно? — девушка вскочила.
 
      — Лучин пять-шесть.
 
      — Дай свою корову!
 
      — На ней и уехал…
 
      Жар думал, что Рыска как всегда расплачется, но девушка внезапно притихла и улеглась обратно на кровать. Он долго ждал реакции с её стороны, не дождался и спросил сам:
 
      — Рысь, ты спишь?
 
      — Нет, — чужим каменным голосом ответила она.
 
      — Рысь, прости, но ты неправа была… Ты хоть помнишь, что было?
 
      — Помню, — тот же каменный голос.
 
      — А корову я ему продал, потому, что ты ведь знаешь его: он всё равно сделает, как решил, никто не помешает… Но я его просил, чтоб он не уезжал! — оправдывался Жар.
 
      — Всё равно, – был её ответ.
 
      Жар допустил оплошность: он не понял, что произошло с Рыской и не придал значения её ставшему каменным голосу, отвечавшему на всё только одной фразой:
 
      — Все равно.
 
      И поэтому, рассказав всё, – даже то, что проговорился по поводу ребёнка его отцу. А после и вовсе успокоился и уснул — на той самой шкуре у камина. А на утро просто поспешил по своим делам, радуясь, что не пришлось утешать подругу. Может быть, подумал он, ей и правда уже всё равно? Лично он не смог бы столько времени терпеть, а тем более, любить того, кто треплет ему нервы.
 
      Не заметил ничего и Крысолов, слишком занятый делами Пристани. Когда Рыска молча отдала ему ключ, он лишь спросил тихо:
 
      — Ну что, всё хорошо?
 
      — Хорошо, — с каменным лицом ответила девушка.
 
      — Давно уехал?
 
      — Вчера.
 
      — Когда ещё приедет?
 
      — Не знаю.
 
      — Ну ладно, — со вздохом заключил Крысолов, сделав вывод, что его ученики ни до чего не договорились, и отвернулся, поглощённый своими наставничьими заботами.
 
      Рыскиного состояния не заметили ни наставники, ни сокурсники, кроме трех девиц: они-то как раз порадовались, глядя на осунувшееся Рыскино лицо, почуяв, что с любимым она рассталась плохо. Да и нечего особо было замечать: девушка исправно посещала занятия, была как обычно сосредоточена, серьёзна и старательна...
 
      А через две недели пропала.
 
      ...Крысолов безуспешно постучался в тот вечер в её дверь и ушёл, несолоно хлебавши, решив, что Рыска спит. А на следующий день, не увидев её на занятиях и снова не достучавшись, пошёл к комендантше.
 
      — А нет её. Она ключ сдала, господин, — огорошила его женщина. — Ещё вчера, в обед…
 
      Крысолов был весьма озадачен.
 
      Жар тоже понятия не имел, где Рыска, но сразу догадался, что ничего хорошего тут быть не может.
 
      — Вот говорил же я, — злился он, — что от этого проклятого саврянина одни несчастья! Не было его, и всё хорошо было. Как явился, так всё, беда! Где вот теперь моя Рысонька?
 
      Жар не договаривал: за Алька он тоже переживал. Можно было бы спросить Крысолова, всё ли с ним в порядке, но, во-первых, было не до этого, а во-вторых, ему гордыня не позволяла интересоваться саврянином.
 
      Порасспрашивав знакомых стражников у ворот, Жар смог узнать: да, они видели девушку в темно-серой длинной шубе, вчера, ближе к закату. На чём? А не на чём, пешком.
 
      — Вот упрямая! — взбесился Жар. А у Крысолова возникло нехорошее предчувствие, или, вернее, возникло оно давно, а сейчас просто стало сильным и более определённым. Именно поэтому он и взял нетопыря из стойла, зная, что придется далеко ехать...
 
      — Ты не езди со мной, — бросил он Жару. — Я один лучше и быстрее справлюсь, – и, выехав за ворота, пришпорил своего скакуна, – только снег вокруг вихрем поднялся!
 
      И справился, как и обещал.
 
      ...Дар привёл его к Рыске. Она сидела под деревом в пятнадцати вешках от города, в стороне от дороги. Без помощи дара её трудно было бы заметить. Сказать, что она жива в полном смысле слова было нельзя. «Еле жива» подходило лучше.
 
      Припорошенная снегом и уже без сознания, весила она, казалось, больше, чем на самом деле. Хлопки по щекам, тряска и тому подобные действия не дали никаких результатов. Всё, что путник мог сделать, — это поскорее подхватить девушку на руки, сесть с ней в седло и, погоняя нетопыря, вихрем мчаться обратно в город. И хотя животное возмущалось из-за двойной нагрузки, доехали они быстро, ещё до заката.
 
      Сдав полумёртвую воспитанницу в лазарет, Крысолов пошел за Жаром.
 
 
 
      Весь следующий месяц они по очереди дежурили у её постели, но в сознание Рыска так и не пришла.
 
      А в один прекрасный день, ближе к вечеру, Крысолову принесли письмо, вернее, записку с жёсткими сухими словами:
 
      «Уважаемый господин путник, просим вас явиться в лазарет для обсуждения ситуации с вашей дочерью».
 
      Он кивнул, отпуская посыльного.
 
      Нечего тут было обсуждать. Всё и так было ясно. 
 
      Крысолов шёл в лазарет прощаться.
 
***
 
      Жар докурил и бросил «бычок» за ограду лазарета, поёжился, приподнял воротник. Ну и зима в этом году! Скорее бы уж потеплело.
 
      Жаль, не все до тепла доживут…
 
      Со вздохом толкнул он дверь здания. Развязка была ему ясна как день: тут и дара не надо, достаточно было взглянуть на Рыску, полумёртвую, какую-то зеленую… Кошмар, что он скажет её сыну, когда тот вырастет? Хотя, наверное, он и сам не доживёт: умрёт на месте от разрыва сердца, когда скажут, что Рыски больше нет…
 
      Крысолов сидел на лавке в гулком коридоре лазарета. Он словно постарел разом на десять лет. По лицу пожилого путника струились слёзы.
 
      Жар бросился к нему.
 
      — Умерла? — спросил он, схватив мужчину за плечи.
 
      — Пока нет. – мужчина вздохнул. – Но до утра уж точно не доживёт. Девять... из десяти… — выдавил он.
 
      Жар в сердцах треснул по стене кулаком.
 
      — Ну почему? — воскликнул он. — Почему?! Только не Рыска!.. А вы ей почему дорогу не подправили? — напустился он на путника. — Вы же такой сильный, всё можете! Почему ей не помогли?
 
      — Я же тебе объяснял, — устало уронил Крысолов. — Потому что путники и видуны друг на друга влиять не могут, даже незначительно…
 
      — А как же Альк с Рыской?
 
      Путник отёр слёзы, привалился к стене, задумался.
 
      — У них была особая связка. Она разорвалась, когда Альк разделился с крысой.
 
      — А вдруг нет? — с надеждой воскликнул Жар, даже не подозревая, насколько он близок к истине.
 
      — По-другому не может быть…
 
      Жар устало опустился на лавку рядом с путником.
 
      — Это всё из-за него! — прошептал он. — Ненавижу…
 
 
 
      Они, наверное, оба задремали, прямо сидя на лавке, потому что не слышали, как помощник лекаря подошёл к ним.
 
      — Господа! — тихо позвал он.
 
      Крысолов открыл глаза. Жар подскочил.
 
      — Ну? — вцепился он парню в воротник.
 
      Тот испугался, попятился.
 
      — Умерла? — прорычал Жар.
 
      Крысолов обратился в слух, подавшись вперёд. Голова у него разболелась, дар ничего не подсказывал.
 
      Парень лишь губами шевелил, не в силах произнести хоть слово.
 
      — Какого Сашия ты молчишь? — зло спросил путник.
 
      — Простите… господа, — обретя дар речи, пролепетал наконец парень. — Нет… Девушка жива… Очнулась… Ей лучше!
 
      Мужчины бросились в палату наперегонки. Впервые за месяц у них появился повод для радости.
 
      Конечно, бывает такое, что улучшение происходит перед смертью, но таких мыслей не возникло ни у одного, ни у второго: Жар этого попросту не знал, а Крысолов теперь как никогда ясно видел Рыскину дорогу. Он точно знал: его доча теперь выздоровеет.
 
      И мальчика с белыми косичками, бегущего через золотое поле навстречу своей матери, он тоже видел.
 
---------------------------------------------------------------------------------