Антигуа

Губернатор Антигуа и Барбуды Хьюго Реджинальд Остин знал цену случаю. Как его отец Арчибальд. Оба они понимали: человека, вышедшего из грязи в князи, миссис Грязь в любой момент может затребовать обратно.

 

Став на склоне лет губернатором островов, папаша Арчи, конечно, ясно понимал, что сие есть пик его карьеры и помышлять следует не о её продолжении, а, единственно, об упрочении. Да мог ли он, сын шеффилдского лавочника, отсидевший в молодости в тюрьме за избиение викария, сметь мечтать о должности облечённого властью наместника!

 

В том, какие чудеса с людьми может творить смутное время, он смог убедиться памятным августовским утром 16… года, когда нежданно для себя и всей улочки был вызван резиденцию грозного лорда-протектора Оливера Кромвеля. Чудеса вообще-то начались ещё с того, что те, кто явился за ним, сообщили ему, почти уже потерявшему со страху рассудок, что его старший сын, Клиффорд Остин, отличился в сражении при Марстон-Муре..

 

Кромвель сдержанно выразил благодарность отцу героя (батарея, в которой служил юный Клиффорд Остин, приняла на себя и отразила удар конницы роялистов, что и решило исход баталии), и без обиняков спросил, чем он мог бы отблагодарить безутешного отца, будучи уверенным, что речь сейчас наверняка пойдёт о каком-нибудь опустевшем земельном наделе и поместье, коих немало появилось в Англии на третьем году гражданской войны. Однако мистер Остин с неожиданной для самого себя внятностью заявил, что готов служить Республике и Парламенту на… Ямайке. «Отчего именно там?» — недоумённо вскинул брови Кромвель. И в самом деле, почему? Благодатный климат, быстро преумножаемые состояния колониальных чиновников? Мистер Остин сделал упор на климат. Ну и, знамо дело, отечеству послужить!

 

Кромвель усмехнулся, однако тотчас обмакнул перо в чернильницу и написал короткое письмо новоиспечённому и покудова не убывшему на место генерал-губернатору Ямайки, только недавно отбитой у испанцев, с указанием определить верного слугу Парламента, отца павшего героя, и прочее…

 

Губернатора мистер Остин удивил, а затем утомил своей говорливостью и бестолковой суетливостью, и он поспешил отделаться от него, услав с глаз долой на острова Антигуа, резонно полагая, что сэр Оливер давно уже забыл как героя-артиллериста, так и его неугомонного папашу.

 

На Антигуа под дланью мистера Арчибальда Остина были полсотни солдат берегового форта, полусгнивший блокгауз, заложенный ещё во времена Колумба и сохранивший название «Форт Паскуаль», пара десятков белых чиновников с тёмным, как карибская ночь, прошлым да две сотни чернокожих рабов, привезённых с Ямайки дли работы на сахарных плантациях, но поскольку плантаций на острове не было, живших непонятно чем.

 

***

Младший сын мистера Арчи Хьюго, был сперва, в трёхлетнем возрасте, наскоро перекрещён в Оливера, в честь благодетеля, затем же, полтора десятка лет спустя, выкрещен обратно, в Хьюго: благодетель, лорд-протектор Кромвель к тому времени помер от малярии, в стране начались сумятица и бардак. Фавориты и ставленники диктатора спешно уходили в тень, распродавали поместья и фактории, бежали в колонии.. Восемнадцатилетний Хьюго, почуяв мясистым носом сквознячок перемен, убедил папашу Арчи, тоже изрядно перепуганного, уйти с миром на покой. И тут же уговорил, наобещав невесть что, впадающего в детство генерал-губернатора Ямайки назначить его преемником своего папаши. Хьюго умел добиваться своего. Отсутствующий дар красноречия он компенсировал лошадиным нахрапом, неотвязностью, умением сочетать грубую лесть и скрытые угрозы.

 

Вскоре он без труда соблазнил тридцатипятилетнюю содержанку бывшего генерал-губернатора мадам Гаэтан Лефевр. Самого же мистера Адамса спровадил на Барбуду, где тот с удовольствием предавался ловле бабочек, кормлению ягуара в клетке и чтению скабрёзных книжек. Десятилетнюю Элинор, дочь мадам Гаэтан мистер Хьюго удочерил, но проявил к ней такую нежную заботу, что папаша Арчи пригрозил запороть его плетью, ежели он пальцем к ней прикоснётся. Хьюго знал отцовский норов и счёл за благо отступиться. Благо мадам Гаэтан вскоре преподнесла ему вторую дочку, наречённою Ванессой…

 

***

{Девушка сидела обхватив руками колени, раскачиваясь, то глядя в пол, то вскидывая на него расширившиеся глаза, в которых лишь ужас и ненависть. Одета в короткую блузу и длинную свободную юбку. Так одевались состоятельные креолки в испанских колониях. Покрой изысканный, ткань дорогая. Однако у блузы почти напрочь оторван рукав, а у кожаного пояса пряжка. А юбка вообще разодрана в лохмотья. Стало не по себе, хотя он и ожидал узреть нечто подобное.

 

— Я — капитан голландского флота, — намеренно монотонно произнёс он, для чего-то откашлявшись. — Моя фамилия ван Стратен. Андреас ван Стратен. Я не сделаю вам ничего дурного.

 

Ответа не последовало. Лишь тот же бессмысленный напевный полустон. Капитан, спохватившись, повторил то же по-английски. Ответ, однако, был таким же.

 

— Вы англичанка?

 

Тихий, сдавленный вой на какое-то время стих.

 

— Вас зовут Элинор Остин?

 

В ответ тонкий горестный всхлип и затем вновь долгий, прерывистый стон, и невыносимо было его слышать.

 

— Мисс Остин, прошу вас, поверьте мне. Я не причиню вам зла. Я не знаю, что вам пришлось перенести. Но, прошу поверить: те, кто причинил вам страдания, уже получили своё, вы их больше не увидите никогда… Давайте выйдем на палубу? Вы всё увидите…

 

Капитан уверенно шагнул было к ней, но тут произошло нежданное — девушка взвилась, издала яростный горловой клёкот и что-то швырнула ему прямо в лицо. Капитан едва успел отстраниться, большая деревянная плошка угодила в дверной косяк и раскололась надвое. Капитан не успел прийти в себя, как в дверь снаружи кто-то трижды постучал. Девушка вновь сникла, закрыла руками голову и зашлась в отчаянном вое. Капитан отпрянул в сторону и, знаком приказав девушке молчать, вытащил из кожаного чехла итальянский четырёхгранный стилет.}

 

***

Капитана ван Стратена губернатор принял самолично, однако не в своей резиденции, а на набережной Сент-Джонса. В гавани покачивалась на волнах «Сивилла». Губернатор был приветлив и, как всегда, словоохотлив.

 

— Наслышан о ваших злоключениях, — сочувственно вздохнул, напряжённой цепкостью оглядывая его с головы до ног. — Эти бандиты вовсе обнаглели. Хорошо ещё, что вовремя подошёл наш фрегат! Иначе бы не миновать беды, сохрани Господи!

 

— Да, — капитан криво усмехнулся, — фрегат подошёл как раз вовремя. Ни минутой раньше.

 

— Эти злодеи, — продолжал губернатор, метнув на капитана быстрый взгляд, — просто звереют. Я ведь и сам, как вы наверное, слышали…

 

— Да, слышал, ужасная история. Но, к сожалению, не могу сообщить ничего утешительного. Главное, спросить теперь не у кого. Вот если б ваш фрегат пришёл не вовремя, а чуть пораньше… Но на судне её не было. На судне вообще не было ничего, что могло бы вызвать интерес.

 

— Да почём вам знать-то, что может вызвать интерес, а что не может?! —сипловато и отрывисто выкрикнул губернатор, однако осёкся и сменил тон.

 

— Кто знает, кто знает, — протянул он, машинально комкая в руке так и не пригодившийся носовой платок.

 

— Вас интересуют трюмы?

 

— О нет, что вы. А скажите-ка… не было ль чего-нибудь интересного в капитанской каюте? Ну, к примеру, бумаги, судовой журнал, прочее.

 

— Возможно, и было. Но каюта выгорела дотла.

 

— Вон как. И что, всё сгорело?

 

— Вообразите, всё. Вообще, я не сильно интересуюсь бандитскими каракулями.

 

— И правильно делаете, что не интересуетесь, — похвалил губернатор. — Совать нос в чужие дела дело скучное и небезопасное. И вообще… Я тут только что беседовал с капитаном Спенлоу. Вы очень грубо разговаривали с ним. Напомню, что Френсис Спенлоу — коммодор английского флота. В будущем, возможно, станет контр-адмиралом. За что вы оскорбили его?!

 

— Этот ваш Спенлоу, — капитан вдруг взорвался. — Этот ваш хвалёный коммодор — подлец и трус! Не завидую флоту, в котором заправляют такие контр-адмиралы!

 

— Довольно! — бугристый, похожий на древесный гриб, нос губернатора угрожающе побагровел. — Что это вы себе позволяете! Вы ещё Бога благодарите, что я не велел арестовать вам вместе с судном. Я не позволю всякому голландскому купцу устанавливать свои порядки в наших водах! Ступайте, господин капитан, ступайте. Был о вас лучшего мнения. В портовой конторе найдёте мистера Кристофера Херста, получите документы и карантинное свидетельство. Куда вы сейчас направляетесь, в Европу?

 

— Да. Но сначала на Бермуды, в Гамильтон.

 

— В Гамильтон. Хорошо. Надеюсь, там вы проявите бо́льшую учтивость. До свидания. Не скажу, что был рад познакомиться с вами.

 

Капитан коротко козырнул, повернулся и торопливо сбежал вниз по лестнице к причалу.

 

***

{Дверь с треском распахнулась настежь.

 

— Э, да тут шумно? — Тёмный силуэт человека в треуголке стоял, слегка покачиваясь у порога. — Командор, я вас не вижу, чёрт побери!

 

— Эрмоса, это ты! — капитан облегчённо рассмеялся. — И опять пьян. Я ведь приказал…

 

— Так оно и было, командор. Но! Тут, на этом чёртовом «Трапезунде» матрос Кристианс нашёл целую бочку барбадосского рома! И что? Прикажешь отдать его англичанам?! Но! Мы не о том говорим. Там, — он кивнул вглубь помещения, — та, о которой шла речь?

 

— Похоже, что так.

 

— И что, разговор не клеится.

 

— Не клеится. Она мне не доверяет! Она вообще, похоже, никому не доверяет.

 

— Не доверяет! О чём ты говоришь, командор! Какое ещё, к чёртовой матери, доверие? О каком доверии можно говорить с человеком, который вышел из ада? Для неё любой мужчина — воплощение сатаны. Запутанные проблемы решаются простыми вещами… Эй, мисс! Простите мой английский. Итак, мисс, сдаётся мне, вам очень хочется пить. Но! Вы стесняетесь об этом попросить. Не так ли?

 

Девушка тотчас смолкла, шумно сглотнула и широко раскрыла рот.

 

— Ну да. Вижу, что так. И вопрос решается просто. Сейчас мы все вместе выйдем из этого душноватого помещения. Заметьте, мне совершенно не нужно, чтоб вы мне доверяли, мисс Остин. Доверие эфемерно, а кружка холодной воды материальна. Вы сможете выйти сами?

 

Девушка вскинула левую руку, она была натуго перетянута у локтя грубой смоляною верёвкой, привязанной к криво вбитой в стену скобе.

 

— Ну, это тоже легко решаемо. Командор, не одолжите ваш стилет?..}

 

***

Разгрузка «Сивиллы» почти закончилась. Из трюма выкатили последний бочонок и коротконогий негр с круглым, похожим на переспелую виноградину лицом проворно вскинул его на мокрый от пота загривок, хрипло выдохнул «хей-ла!» и засеменил вниз по трапу. У трапа сгрудились матросы, затянувшаяся разгрузка под раскалённым солнцем успела всем опостылеть. Между ними и слоняющимися по причалу без дела солдатами с форта завязалась насмешливая, беззлобная перепалка на презирающем падежи и спряжения лоскутном портовом жаргоне южных морей.

 

— Виллем, — сказал капитан вертящемуся возле него боцману Бремеру, — на берег никого из команды не отпускать, будем готовиться к отплытию.

 

— Да, но…

 

— Бремер, ты уже давно испытываешь моё терпение! — капитан в бешенстве ударил кулаком по перилам. — Я ведь ясно сказал: на берег никто не сойдёт. Я оформлю бумаги и мы тут же поднимаем якорь!

 

— Не стоит, право, так торопиться, — услышал он вдруг совсем рядом чей-то голос. — Всё оформлено. Осталась ваша подпись. Можно прямо здесь.

 

Капитан обернулся. Неподалёку стоял незаметно подошедший человек, капитан вспомнил, что видел его ещё там, на набережной. Он стоял тогда на почтительном расстоянии от них и увлечённо бросал низко летящим над водой чайкам куски галеты. Был он невысок ростом, плотно скроен, одет в поношенный, даже протёртый на рукавах камзол, шляпу с широкими полями, лицо его можно было бы назвать даже привлекательным, ежели б не глубокий белёсый шрам, пересекающий левую щеку и поминутно накатывающая волной судорожная гримаса тика. Говорил он по-голландски с сильным акцентом.

 

Приблизившись, он протянул ему стопку бумаг, выросший, словно из-под земли маленький, коротконогий, подвижный, как мячик, негритёнок услужливо сунул ему в руки чернильницу и заёрзал в ожидании.

 

— Но мне сказали, что мне надлежит встретиться в портовой конторе с неким мистером Кристофером…

 

— Херстом, — незнакомец широко улыбнулся и тотчас почтительно поклонился. — Он сейчас перед вами.

 

Капитан пожал плечами и бегло пробежал глазами документы. Херст искоса внимательно наблюдал за ним.

 

— Прошу простить за навязчивость, — улыбнулся он, когда капитан поставил наконец свою подпись и негритёнок, расплёскивая чернила, помчался в сторону блокгауза. — Хотелось с вами побеседовать. Без лишних свидетелей.

 

— У вас тоже ко мне претензии?

 

— Только одна, — подвижное и улыбчивое лицо Херста вдруг разом окаменело, словно на него разом надели маску, — вздёрнув Трёхпалого, вы сделали то, что обязан был сделать я.

 

— Питера Флетчера, если я не ошибаюсь?

 

— Да нет, как раз ошибаетесь. Питера Флетчера вот уж семь лет нету среди живых. Что с ним сталось там, в шлюпке близ Саргассова моря, про то никто не знает… Позвольте, однако, представиться: сэр Персиваль Ллойд Вернон, капитан шлюпа «Трапезунд». Бывший капитан.

 

ИСТОРИЯ КАПИТАНА ВЕРНОНА

 

С ним был тогда небезызвестный Сарагоса и ещё пятеро. Я их взял в команду, хотя одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это за птицы. Да они и не старались выглядеть паиньками. Злобой, порочной злобой были пропитаны, как губка уксусом. Зачем взял? Наверное, дурацкий гонор, ребячество. Мне, вообразите, даже лестно было, что под моим началом будут конченые головорезы. И даже когда стало очевидно, что они замышляют недоброе, я пальцем не шевельнул, чтобы выбросить их за борт или ссадить на каком-нибудь островке. Я втайне даже желал этого бунта, мне живо рисовалось, как я подавлю его железной рукою красиво и эффектно. Жалкий позёр. А кончилось всё мерзко до смешного. Меня попросту сволокли ночью с постели, потащили полуголого из капитанской каюты и пинками под зад погнали на бак. А там шла бойня полным ходом. Человек десять команды примкнули к мятежниками. Прочих они прикончили. И не просто прикончили. Страшно и отвратительно вспомнить, что вытворяли те извращенцы. Казалось, в них разом вселилась вся скверна, обитающая на свете.Мне уже накинули на шею петлю и подкатили бочонок под ноги. И вот тут появился Трёхпалый. «А вот этому я, пожалуй, подарю жизнь. Если он доведёт шлюп до Виргин. А? Жизнь, кэп! Подумай. У тебя одна минута». Не знаю, что может быть омерзительней, чем человек, упивающийся своей подлой безнаказанностью.

 

Позднее я узнал, что они то же предложили и штурману, но тот отказался. Они обвязали его линём, бросили за борт и смотрели, как его рвут акулы.

 

Я же согласился, ублажая свою совесть вздорными фантазиями, мол, заведу их в какую-нибудь хитроумную ловушку и уж поквитаюсь за всех разом. Я даже решил взять себе имя убитого штурмана, Кристофера Херста.

 

Ночью меня разбудили двое матросов и шёпотом сообщили то, чего, в общем-то и следовало ожидать: Трёхпалый лгал. Как только «Трапезунд» дойдёт до Виргин, меня прикончат. Они сказали, что у них приготовлена шлюпка и запас воды и галет, благо на судне в ту ночь все были поголовно пьяны, да и сами-то они едва ворочали языками. Я предложил им уплыть вместе, и один из них тут же согласился. Что стало со вторым, сказать не могу, боюсь, что его убили, потому что нас вскорости хватились, даже выслали шлюпку вдогонку, но стояла темень и лил проливной дождь, и они повернули обратно. Через трое суток мы добрались до берегов Антигуа. Так вот и случилось, что я — работник портовой конторы по имени Кристофер Херст. А через полгода безупречной службы я узнал, что Трёхпалый получил каперское свидетельство*…

 

***

— Каперское свидетельство? — капитан рассмеялся. — Так он был капер?

 

— А вот вообразите себе. И он, и Сарагоса.

 

— Кто ж ему выдал свидетельство?

 

— Не догадываетесь? А его превосходительство, господин губернатор Антигуа и Барбуды самолично и выдал. Он ведь, да будет вам ведомо, в десятке самых состоятельных людей британской Вест-Индии. И несчастный мой «Трапезунд» тоже немало потрудился во славу его мошны. С другой стороны, что ему остаётся делать? Бессилие, помноженное на алчность и приправленное наглой безнаказанностью, вот что такое мистер Остин.

 

— Губернатор знает, кто вы на самом деле?

 

— Нет, что вы! Если бы знал, меня бы прикончили в тот же день. Для него я Кристофер Херст, лейтенант с потерпевшего крушение корвета «Эвенджер». К числу его достоинств относится то, что он не интересуется чужими биографиями.

 

***

{…Когда ей подали медную кружку, до краёв наполненную водой, она, пятясь, отошла к борту, словно боясь, что её отнимут. И пить начала не сразу, долго глядела на воду, желая, верно, убедиться в её реальности. Пила поначалу медленно, то и дело отводя кружку в сторону, зачарованно любуясь водой. Затем — жадными, шумными глотками, наслаждаясь реальностью. Допив до половины, она вдруг отошла от борта и, осторожно приблизившись, подала кружку капитану.

 

— Но… Благодарю, мисс, я не…

 

— Возьми кружку, командор, и пей, — прошипел сквозь зубы штурман. — Ты ведь хотел доверия? Так вот оно тебе, доверие. Плещется в кружке. Кстати, обрати внимание: кружку она протянула тебе, а не мне.

 

Капитан неловко взял в руки кружку, поклонился и сделал несколько нарочито шумных глотков. Хотел было вернуть кружку девушке, но та отрицательно покачало головой и кивнула в сторону штурмана. И в это мгновение едва уловимая тень улыбки легла на её лицо…}

 

***

— А его дочь? — спохватился вдруг капитан. — Как её там, Элинор Остин. Что там произошло?

 

— А вот как раз об этом-то я и хотел с вами поговорить. Вы сказали, что её на судне не было. Хотелось бы кое-что уточнить, — капитан Вернон глянул с пронизывающей пристальностью. — Её действительно не было на судне?

 

— Что бы хотели услышать?

 

— Вы уже сказали. Хочу сказать: если девушка у вас сейчас, пусть она у вас и остаётся. И никто, никто здесь не должен об этом знать. Да и не только здесь. Это очень важно, поверьте. Вы уже знаете её историю?

 

— Только то, что сообщил бравый капитан Спенлоу. Сама девушка молчит. Уж не знаю, почему. Ни слова не произнесла. До сих пор. Только смотрит с ужасом и дрожит.

 

— Скверно. Неужто губернатор добился своего. Теперь остаётся надеяться, что время исцелит. Ибо больше не на что.

 

— Я, признаться, не очень понимаю, о чём речь…

 

— Дело в том, что чуть меньше года назад отошёл в лучшие миры старый сэр Арчи, папаша нынешнего губернатора Антигуа. Помер в собственном поместье в Дувре. Все знали, что он в последние годы сильно недолюбливал сыночка, и даже как-то за семейным ужином незадолго до уезда отметелил его тростью при жене и прислуге. Уж чем-чем, а силой его боги не обделили. Зато нежно боготворил внучку Элинор, которая, между прочим, была лишь падчерицей губернатора. Знаете, — тут Вернон неожиданно улыбнулся, — ведь она в самом деле была как ангел во плоти. Красива, добросердечна. К родной же внучке Ванессе относился прохладною

 

А через полгода стало ведомо о завещании сэра Арчи, в коем он всё своё состояние, до последнего пенса, оставил Элинор. Видимо, зная подлый нрав сына, старый сэр Арчи оговорил в завещании, что в случае её неожиданной смерти, всё наследство, до последнего пенни, до́лжно будет передать в казну города Шеффилда, в коем он явился на свет, и в монастырь Святого Духа, в коем скончалась его матушка. Сказать, что Хьюго Остин был в ярости, почитай, ничего не сказать. Он даже и скрыть не пытался — рвал и метал при всех. Проклинал отца кабацкой руганью. Посему, когда за неделю до предполагаемого отбытия Элинор в Лондон на прогулочную яхту «Скайларк» напали бандиты Трёхпалого, никто даже не удивился. Тогда на яхте чудом уцелел только один матрос, негр по имени Калигула. Заполз под канатную бухту и остался незамеченным. Вернулся на остров на шлюпке, но тут и дня не проходил по городским кабакам, как нашли его под мостом зарезанным. Правда, не до конца. Мой человек оттащил его в безопасное место, там его выходили.

 

Он рассказал, когда пришёл в себя, что Трёхпалый, когда выволок оцепеневшую от ужаса девушку из каюты, сказал так: «вот вам девка, целочка, она ваша на один день. Но! Ежели девка отдаст богу душу, пеняйте на себя — лично кожу сдеру с живого, вы меня знаете». Кормить её велел сырой солониной, а воды давать по одной кружке в день. Так вот, именно сегодня Трёхпалый должен был, по моим сведениям, высадить измученное, истерзанное создание на болотистом, необитаемом мысе на севере острова, где, как я понимаю, её должны были как бы случайно найти рыбаки. И всё благополучно свершилось бы: потерявшая рассудок девушка (а с ней напоследок поработали бы чернокожие ворожихи из маронских** деревень на севере Барбуды), отправилась бы с отцом в Англию, где её непременно признали бы умалишённой. Добрый папа стал бы опекуном. И сколько бы после этого прожила Элинор — бог весть.

 

И вот тут явились вы со своим флейтом. Трёхпалого как и всех подобных ему, сгубила алчность, он, видимо, счёл вас лёгкой добычей, которая сама идёт в руки. Что ни говори, жадность, может быть, хороший кок, но скверный лоцман … Однако поговорим о вас. Вы как я слышал, идёте на Гамильтон?

 

— Вы чертовски информированы, мистер Вернон, — капитан усмехнулся и покачал головой. — Да, на Гамильтон. Затем на восток, в Европу.

 

— Информированность для меня главный залог выживаемости. Да и слышимость на море лучше, чем на суше, уж вы-то знаете. Гамильтон… Послушайте моего совета, забудьте вы про Гамильтон. Это для вас верный путь к гибели. Во-первых, Сарагоса. Он скоро узнает о конце своего названного брата и наверняка пожелает с вами встретиться. А главное – господин губернатор. Уж он-то наверняка не поверил, что падчерицы его не было на шлюпе и предпочтёт встретиться с вами в открытом море, а не на многолюдном рейде Сент-Джонса. Едва ли вам это нужно. Итак, слушайте: когда выйдете из гавани, берите курс зюйд-ост, в сторону Бермуд. С вами будет лоцман, некто Чарлз Гудмен, старый, стукач с большим опытом. Поморочьте ему голову, не подавайте виду, что вы чем-то встревожены. Будьте подчёркнуто доброжелательны и беззаботны, болтливы, расспрашивайте его о Бермудах, короче, поваляйте с ним дурака. Только не переиграйте. Уверьте его, что идёте именно на Бермуды. А как только шлюпка лоцмана скроется окончательно из виду, поворачивайте на восток.

 

— У меня неважно с провиантом. И воды всего тридцать анкеров.

 

— Это плохо. Однако придётся потерпеть. Как-нибудь дотяните до ближайшей суши. До Азорских островов. Там, в Понта Дельгада подкрепитесь. И главное — лучше бы вам на некоторое время… исчезнуть. Как доберётесь до Роттердама, постарайтесь не слишком там задерживаться, берите любой фрахт и уходите как можно быстрее и как можно дальше, в Батавию, в Капланд, куда угодно. Вам придётся стать чем-то вроде корабля-призрака. Почему? Вы не догадываетесь. Потому, что вы попали в скверную историю. Не по своей воле, да. А кто попадает в скверные истории по своей воле? Так вот, если генерал-губернатор Ямайки потребует вашего наказания за убийство подданных королевства, а он потребует наверняка, ибо мистер Остин крепко держит его за горло, так вот тогда ваши соотечественники скорее всего не станут возражать. У Голландии крепкие интересы в Вест-Индии. Дело и без того пахнет войной, а она нынче Голландии вовсе не надобна. Стало быть, так получается, и вы ей не надобны. Это нормально, в таком положении можно жить. Я вот живу.

 

— Мне следовало дать Трёхпалому себя повесить?

 

— В общем, да. Вот если бы вы погибли, тогда другое дело! О вас бы скорбели, требовали бы к ответу виновных, клялись отомстить. Нынче не любят незапланированных героев. Так что и вы, и я существуем как бы вне закона. Ну и вести себя нам следует соответственно.

 

— Время работает на нас или против?

 

— Отвечу столь же риторически: скорее против. Но его можно обмануть. Греха в этом нету, мы живём в поганое время и оно того вполне заслуживает.

 

— Можете плыть со мной. Доберётесь до Европы. Вы, как я понял, там, в Англии были человеком небедным. Далась вам эта портовая контора.

 

— Благодарен за приглашение. Но у меня остались дела здесь.

 

— Сарагоса?

 

— Именно. Но не только. Среди тех, кто уцелел на «Трапезунде» был девятилетний мальчик Том, сын штурмана Херста. Кристофер вёз его домой, потому что мать его умерла от холеры в Бриджтауне. Попробую его сыскать.

 

— Но как вы можете это сделать… сидя в портовой конторе?

 

— Смогу. Я ведь сижу не только в портовой конторе… Теперь вот что. У вас есть возможность укрыть девушку там, в Голландии?

 

— Боюсь, что нет, — подумав ответил капитан. — У меня ведь и дома-то нету. Есть отец, есть сестра. Дома нет. Так бывает.

 

— Бывает, я знаю.

 

— Однако я, кажется, знаю, где можно до поры спрятать девушку. Но это не в Голландии. Дело в том, что у меня когда-то…

 

— Стоп. Не рассказывайте мне об этом. Право, мне полезнее не знать. Я уже знаю так много чужих секретов, как бы не пойти на одно от перегруза. Теперь прощайте, капитан. И не забудьте всё то, что я вам сказал.

 

— Прощайте. Жаль, больше не увидимся, скорее. Всего. Благодарю вас, господин Вернон.

 

— Херст, капитан, Херст! Покудова я — Кристофер Джеймс Херст. Сэром Персивалем Ллойдом Верноном эсквайром я стану не раньше ноября…

 

***

 

{— Элинор, вот теперь слушай меня внимательно, — начал капитан, когда девушка наконец утолила жажду. — Ты ведь понимаешь меня?

 

Девушка некоторое время молчала, переводя дыхание и вытирая залитый водой подбородок, затем осторожно кивнула.

 

— Ты понимаешь, что здесь тебе оставаться нельзя?

 

После долгой паузы девушка кивнула вновь, глянув затем на покачивающийся на фор-стеньге силуэт висельника.

 

— Ну да. Хотя он-то тебе вреда уже не принесёт. Но есть много другого на свете, девочка. Поэтому, Элинор: мы сейчас сядем на шлюпку и переберёмся на наше судно. Вон оно, посмотри, стоит на якоре.

 

Капитан ткнул пальцем в сторону кормы, однако девушка даже не повернула головы и лишь смотрела него с тревожным вниманием.

 

— Там тебя никто не обидит. Мы снимаемся с якоря и уже через три-четыре часа будем на Антигуа, — капитан широко улыбнулся. — И ты вернёшься домой, в Сент-Джонс. И всё для тебя закончится. Понимаешь?

 

Он торжественно взмахнул рукой, будто волшебник, совершивший чудо. Однако реакция девушки была поразительной: она вдруг, разом изменившись в лице, негромко, но отчаянно взвыла, обхватила голову руками и в ужасе затрясла головой.

 

— Погоди, — опешил капитан, — ты не поняла. — Мы идём туда, где твой дом. Там отец, он тебя ждёт. И мама. Ты скоро их увидишь.

 

Услышав последние слова, девушка, казалось, пришла в полное неистовство. Взмыла в мановение ока на перила борта, вцепилась пальцами в леерный канат и вновь яростно затрясла головой.

 

— Элинор, постой! – закричал капитан теряя самообладание. — Ты опять не поняла! Дело в том…

 

— Да всё она поняла, чёрт побери! — зарычал Эрмоса. — В том-то и дело. Эй, мисс Элинор! Давайте спокойно. Вы не хотите возвращаться домой. Так? Это нормально. Не всем непременно хочется возвращаться домой. Я вот сам не хочу возвращаться домой. Вы, ежели не хотите, можете не сходить на. берег. Никто не станет неволить Хорошо?

 

Элинор медленно кивнула. Затем ткнула себя обеими руками в грудь и тотчас плотно зажала ладонями рот.

 

— А! Я, кажется, понял, мисс! Мы не должны ничего говорить о вас. Так? А мы так и поступим! А теперь сойдите, пожалуйста с перил. Ветер усиливается, качка на море. Я уже не говорю об акулах. Мне бы не хотелось, чтобы…

 

Девушка нахмурилась, качнула было головой, однако затем, глянув вниз за борт, осторожно, не сводя с них внимательного и беспокойного взгляда, бессильно сползла на палубу. «Совсем истощена девчонка», — полушёпотом произнёс штурман…}

 

***

 

Когда через четыре недели в Азорском порту Понта Дельгада капитан ван Стратен услышал интересную новость — кровавый бич Вест-Индии флибустьер по прозвищу Трёхпалый наконец получил по заслугам. Его судно было отважно атаковано британским фрегатом «Сент Пол» и потоплено, сам же морской разбойник был казнён именем короля, — он не удивился. Да и не до удивлений было. Команда «Сивиллы» была сильно истощена, пятеро суток непрерывного штормового дрейфа в центральной Атлантике, а потом почти три недели раскалённого, сводящего с ума мёртвого штиля. «Мы живём в поганое время», — только и ответил он португальскому офицеру Серториу, сообщившему сию интересную новость, с чем дон Серториу Сантуш охотно согласился.

 

В Роттердаме капитан ненадолго отлучился с судна дабы навестить отца. Но привратник после необыкновенно долгого отсутствия сообщил ему, что баас Томас сейчас нездоров и просил прийти послезавтра. Впрочем, неопрятный и нетрезвый с утра человек, коего капитан принял за привратника, оказался мужем его сестры Доротеи. Чаевые тот, однако, принял, даже пересчитал для верности.

 

Прошло, однако, добрых три недели, прежде чем «Сивилла» с грузом пороха и шерсти вышла из Роттердама и двинулась привычным курсом вдоль побережья Африки в жаркую Батавию. Путь ей, как и всегда, пролегал через маленький порт Санта Крус, что на островке Тенерифе…

 

 

 

_____________________________________________

 

* Каперское свидетельство — документ, выдававшийся судовладельцам на право нападать на неприятельские суда. По сути — легализовал пиратство.

 

** Мароны — потомки беглых рабов, перемешавшихся с индейцами, сохранившие свои верования.