Дай мне, Боже, его не коснуться.
А когда меня вскроет, бумага умрёт под стихом.
Будет рифмой кипеть моё небо и воздух искрить.
И проколы на сгибе — на внутреннем, локтевом,
Перестанут болеть. Может даже, я брошу курить.
Может, я перестану смотреться в его инстаграм,
Зная: складки у рта покрываются сетью морщин.
Отраженье, которое в фото ползёт по зрачкам,
Рассмотреть не стараясь, пойму: он уже не один.
Может, я перестану искать его в каждом из снов,
Даже в тех, где меня убивает его немота.
Да, я помню, как бился в агонии грубых толчков,
Прогибался под ним, красный с белым мешая цвета,
Как вскрывались ухмылкою вены, как он был моим,
Как по срезу иглы мы шагали в рассветный кошмар.
Я его так желал, так отчаянно был нелюбим,
Он был нужен… не мне. Сердце рвёт, пропуская удар,
С места прямо в карьер, чтоб разбиться о тонкую ложь
Его ласк, резанувших по памяти острым клинком.
Мне теперь с ним на сцену. О чём ты сегодня споёшь —
Так ли важно, когда мы друг друга опять проклянём?
И молюсь каждой ночью (как знаю, так и молюсь):
Сбереги меня, Господи, снова его узнавать!
Помню. Вкус его помню. Поэтому и боюсь.
Дай мне, Боже, его не коснуться — себе не солгать.
