Аренда у легенд
Сдержавши приступ пушечного хрипа,
Мы ждем на разветвленье двух веков,
Окно, пробитое Петром в Европу,
Кронштадтской крепкой ставнею закрыв.
В повстанческих ухабах, слишком тряских,
Немало месяцев сломали мы.
Вот клочьями разорванной записки
Окрест лежат побитые дома.
Как ребра недругу считают в драке,
Так годы мы считали, и не счесть.
Чтоб мы слюной не изошли во крике,
Заткнута тряпкой окрика нам пасть.
Нам до сих пор еще не дали воли,
Как пить коням вспотевшим не дают.
Но нет!— Мы у легенд арендовали
Не зря упорство, холод, недоед.
Истрачен и издерган герб наш орлий
На перья канцелярских хмурых душ,
Но мы бинтуем кровельною марлей
Разодранные раны дырких крыш.
Наш лозунг бумерангом в Запад брошен,
Свистит в три пальца он на целый свет.
Мы с черноземных скул небритых пашен
Стираем крупный урожай, как пот.
И мы вожжами телеграфа хлещем
Бока шоссе, бегущего в галоп,
Чтоб время обогнать по диким пущам,
Покрывшись пеною цветущих лип.
Мы чиним рельсов ржавые прорехи,
Спринцуем электричеством село,—
Так обмывают дочери старуху,
Чтоб чистою на Страшный суд дошла.
1923
Мы ждем на разветвленье двух веков,
Окно, пробитое Петром в Европу,
Кронштадтской крепкой ставнею закрыв.
В повстанческих ухабах, слишком тряских,
Немало месяцев сломали мы.
Вот клочьями разорванной записки
Окрест лежат побитые дома.
Как ребра недругу считают в драке,
Так годы мы считали, и не счесть.
Чтоб мы слюной не изошли во крике,
Заткнута тряпкой окрика нам пасть.
Нам до сих пор еще не дали воли,
Как пить коням вспотевшим не дают.
Но нет!— Мы у легенд арендовали
Не зря упорство, холод, недоед.
Истрачен и издерган герб наш орлий
На перья канцелярских хмурых душ,
Но мы бинтуем кровельною марлей
Разодранные раны дырких крыш.
Наш лозунг бумерангом в Запад брошен,
Свистит в три пальца он на целый свет.
Мы с черноземных скул небритых пашен
Стираем крупный урожай, как пот.
И мы вожжами телеграфа хлещем
Бока шоссе, бегущего в галоп,
Чтоб время обогнать по диким пущам,
Покрывшись пеною цветущих лип.
Мы чиним рельсов ржавые прорехи,
Спринцуем электричеством село,—
Так обмывают дочери старуху,
Чтоб чистою на Страшный суд дошла.
1923