Свет и Тень. Часть I Глава 3

Предыдущая глава https://poembook.ru/poem/1793313-svet-i-ten-chast-I-glava-2

-----------------------------------------------------------------------------

 

Ему показалось — щепка прошла, на самом же деле, не меньше, а то и больше десяти лучин пролетело с тех пор, как он решил на мгновенье закрыть глаза, чтоб отдохнули, и потому, когда Альк наконец проснулся на диване в кабинете отца, за окном было совсем темно.

 

Сначала он не мог понять, где находится, но внезапная мысль вырвалась откуда-то из подсознания, как бывает, когда человек со сна не может сообразить, что произошло, но помнит или где-то понимает, что ничего хорошего.

 

— Рыска! — вспомнил Альк и вскочил. Да уж, вот это вернулся вечером!..

 

Не так-то всё просто оказалось: видимо, спал как убитый — рухнул и даже ни разу не пошевелился, поэтому у него одеревенела каждая мышца, да ещё и в голове шумело. Сам виноват: зачем было пить на голодный желудок? Правда, ему всегда казалось, что два бокала крепкого алкоголя для него не доза, но тут, видимо, усталость и натянутые до предела нервы сделали свое дело.

 

Альк немного постоял на месте, размялся, соображая, что же делать.

 

Судя по тсарящей тишине, весь дом спал. Он подёргал дверь и обнаружил, что отец запер её на ключ снаружи по привычке. В этом не было ничего удивительного: в кабинете всегда находились горы важных документов, некоторые из них — государственного значения, и потому господину послу приходилось быть предельно осторожным.

 

Но, тем не менее, так или иначе, Альку надо было срочно отсюда выбираться.

 

Быстрее и разумнее всего оказаться на воле получилось бы, если постучать и покричать, но тогда весь дом встанет на уши. Его, конечно, выпустят, но тогда от расспросов на тему «куда он собрался один в такой час», а также советчиков и помощников отделаться будет невозможно. И Альк решил, что лучше всего вылезти в окно, тем более, что в детстве и юности он не раз так делал, а когда опыт есть, не помешает и темнота.

 

Недолго думая, Альк осуществил свой план: и пары щепок не прошло, как он оказался во дворе. Кабинет отца, конечно, находился на втором этаже, а стена под ним практически не имела выступов, но, неоднократно ходивший таким путём, Альк прекрасно его знал.

 

Одна лишь мысль неотступно терзала его ещё до конца не проснувшийся и слегка затуманенный алкоголем и снотворным рассудок: как там Рыска? Не дай Хольга, обиделась за задержку и ушла! Вот этого он себе не простит.

 

И то ли со сна, то ли с похмелья, то ли от отцовских слов он ощутил вдруг острую тоску по ней. И сомнения как будто развеялись: да, он хочет на ней жениться!

 

Да ещё и новое открытие прибавилось: они, оказывается, ни разу не расставались, во всяком случае, надолго, с тех пор, как она подобрала его возле трупа нетопыря и до сегодняшнего утра, если, конечно, не считать тот случай с разбойниками… Но тогда он был так зол, что ничего кроме своей злости не замечал. А вот всё остальное время они даже спали рядышком, так или иначе: всегда находилась причина, чтобы лечь поближе друг к другу. И хотя девушка здорово стеснялась, по сути-то ни разу его не прогнала, а в последствие и сама стала моститься поближе. Что-то ведь это значит?.. Да конечно! То самое и значит!

 

Альк легко, так же, как много лет назад, не попадаясь на глаза страже, перемахнул кованую ограду, увитую плющом, и направился к кормильне, где оставил Рыску. По ночному времени пришлось обойтись без кареты, но да ничего, прогуляется пешком, тут недалеко, лучину идти, не больше, заодно и проветрится немного, а то в голове туман какой-то. Вот тебе и дорогой алкоголь, запасами которого отец так гордится: ничуть не лучше, а то и хуже дешёвого весчанского самогона, если судить о вкусе напитка, а по последствиям, — так и хуже, а потому, прогулка определённо пойдёт на пользу, и накрапывающий небольшой дождик только кстати.

 

Неплохо бы, конечно, в зеркало на себя где-нибудь посмотреть, а то ведь как вскочил, так и пошёл, весь помятый. Нет, конечно, Рыска и не таким его видела: и грязным, и мокрым, и в кровище, и пьяным с бабами, и даже крысой… но сегодня-то случай исключительный: не каждый день девушке предложение делаешь!

 

Альк на щепку остановился и снова задал себе тот вопрос: уверен или нет? И ответ на него снова был неоднозначен: не уверен, но так будет правильно. Ведь если кто и достоин стать супругой молодого господина Хаскиля, так только та, которой этот самый господин обязан жизнью. И вообще, тут все дороги ведут в один пункт: ему ведь никогда не нравились столичные красотки, расфуфыренные и подчас чересчур уж пропахшие своими духами — так вот и выход! Весчанки, конечно, ему были не по статусу, но они, по крайней мере, намного честнее. И… он ведь всегда стремился к неординарности? Отлично, вот и неординарность, черноволосая такая, зеленоглазая, по уши в него влюблённая, хоть и не признаётся в этом.

 

Альк вздохнул. Да нет, он всё же был здорово не уверен в правильности своего решения, но, тем не менее, шёл дальше, на ходу расплетая свои косы и разбирая пальцами спутавшиеся пряди: пусть лучше так будет. А что делать, он на месте решит.

 

Да, решишь тут…

 

Ох, как же это всё оказалось непросто!.. Он даже не предполагал, как трудно определиться: стоит быть с ней вместе или нет? Вроде и без неё оставаться не хочется, и вдвоём непонятно что будет. Дар, как назло, выдаёт пятьдесят на пятьдесят, да и чисто логически: все за и против — пополам.

 

Память услужливо подсунула видуну эпизод из детства: рассказ дедушки о древнем роде воинов, непобедимых, сильных, практически неубиваемых, — таких, что если они шли в бой в арьергарде, за спинами других, враги, лишь завидев их, в ужасе обращались в бегство, ибо победить даже не рассчитывали и предпочитали уж хотя бы шкуру свою сберечь. Один такой воин стоил нескольких сотен, десяток вполне побеждал всю вражескую армию. И всем те воины были хороши, кроме одного: как только завершалась война, начинали они пить, гулять, непотребством заниматься, девок портить, свои же деревни жечь, и так расходились, что люди уже просто мечтать начинали о войне. В общем, к мирной жизни те воины были совершенно не приспособлены. Что там с ними было, куда они делись, неизвестно, — кажется, собрались люди все вместе и, превозмогая страх, обратились к героям с просьбой грузиться на корабль и уплывать далеко и навсегда.

 

Где в этой истории правда, где ложь — неизвестно, но, похоже, прародитель Хаскилей принадлежал к тому знаменитому роду, — во всяком случае, Альк чувствовал в себе такое начало, всегда. Так было и раньше, — наверное, потому и решил стать путником; так происходило и сейчас: беда осталась позади, и его снова потянуло на приключения. А вот женитьба не вписывалась в эту картину ни с какого бока… С другой стороны и то, что девушка, с которой так странно свела его судьба стала за последнее время нужна как ни кто другой, не подвергалось сомнению.

 

И Саший знает, что в такой ситуации делать? Может, это уродство какое-то моральное? Или умом слегка тронулся, побыв «свечой»? Разве может такое быть: чтоб одновременно хотеть чего-то и не хотеть, признавать правильность поступка, и при этом так колебаться перед тем, как его совершить?

 

Уже подходя к кормильне, Альк нашёл, наконец, решение.

 

Рыска была с ним честной? Что ж, он ответит ей тем же, пусть даже ей будет больно от его слов. Но лучше уж — просто от слов.

 

***

 

 

 

Рыска проснулась ближе к ночи, в сумерках и сразу почувствовала: в комнате она по-прежнему одна. И было это одиночество таким непривычным и неприятным, что ощущалось физически. Она отчаянно заскучала по людям, с которыми провела эти месяцы, а по Альку — особенно. Присутствие же крысы до того радовало, что вспомнив свою нелюбовь к этим зверькам, Рыска лишь усмехнулась: так немного времени прошло с окончания её тёмной весчанской жизни, где она равно боялась крыс и саврян, а кажется уже, будто и не было этого, а крысы и савряне — это просто те, кому и полагалось быть в её жизни всегда, с ними неразрывно, от самого её рождения была связана эта данная ей Хольгой дорога, но иной она теперь не желает.

 

Только вот от чего кажется, будто дорога эта подходит к концу?..

 

Тряхнув головой, девушка постаралась отогнать навязчивую мысль.

 

— Сейчас Альк придёт! — бодро произнесла она, чтобы услышать хоть какой-нибудь голос, а заодно убедить в этом саму себя.

 

Затем она встала, оделась, расчесала волосы и заплела косы. Так как становилось всё темнее, пришлось зажечь масляную лампу, что стояла тут же на комоде, и от её огонька девушке стало хоть немного веселее.

 

Кормилец словно под дверью ждал: почти тут же принёс ей ужин прямо в комнату. Есть не хотелось совершенно, но девушка заставила себя это сделать, однако стало только хуже.

 

Обойдя комнату несколько раз от нечего делать, Рыска присела в кресло, но продолжала чувствовать себя как на иголках, да и сердце билось в груди так, будто хотело выскочить из неё. Насильно проглоченный ужин настойчиво просился обратно.

 

А потом она принялась выглядывать, не идёт ли Альк. Сначала бегала каждую лучину, затем каждые поллучины, следом — каждые десять щепок, а в конце концов открыла одну из створок, уселась на подоконник и стала неотрывно смотреть в окно, благо оно выходило на кусок улицы прямо перед крыльцом кормильни.

 

Время шло. С наступлением настоящей темноты повсюду загорелись огни, и снова стало светло не хуже, чем днём. Звуки города сменили окраску на вечернюю: стало тише, и всё реже теперь слышался цокот копыт по мостовой, хлопанье дверей в ближайших домах, исчезли крики торговцев с рыночной площади, что находилась неподалёку — зато в наступающую тишину стали вплетаться мелодии песен, изредка — смех, завывание котов на крышах, топот стражников по брусчатке да бренчание оружия. Постепенно с улицы исчезли люди: даже шлюх и пьяниц не осталось. В огромном городе становилось непривычно тихо, — да и пора было, ведь судя по всему, перевалило за полночь, но и это оказалось ненадолго: откуда ни возьмись, налетел северный ветер, зашелестев в кронах ближайших деревьев, и от того, что принёс он весьма ощутимую прохладу, девушке, пришлось закрыть окно.

 

Теперь, когда с улицы было ничего не расслышать, Рыска стала различать, что происходит в самой кормильне. Шум в зале для гостей, доносившийся всё это время снизу, давно стих, а затем и вовсе прекратился, уступив место скрипам, шорохам, тихим шагам да разговорам где-то за стеной. Почему-то в такой, странной, наполненной осторожными звуками тишине, было холодно и неприятно — прямо как спать одной на огромной кровати.

 

Какие только мысли не одолевали бедную девушку! И хотя о том, что Альк снова попал в беду, среди прочего она тоже думала, первейшее, что пришло ей на ум — это то, что он бросил её здесь, в сердце чужой и враждебной для неё страны, без денег и какой-либо возможности вернуться домой. А когда она подумала, что теперь ещё и за кормильню должна, Рыске совсем поплохело.

 

Подведя итог своим мытарствам, бедная девушка чуть не заплакала. Отлично получалось: денег нет, дара, с которым можно было хоть рассчитывать на заработок — тоже. Корова — и та чужая… А попала в такую ситуацию она исключительно из-за собственной глупости: ведь Альк звал с собой, а она отказалась… дура! Вот поехала бы с ним — была бы уже при деньгах; тугой, звенящий кошель был бы сейчас весьма кстати. И что там Альк сказал кормильцу? Может, «вгоните её в долги и продайте в курятник»?

 

Вздохнув, Рыска невесело усмехнулась и откинулась назад, облокотившись об откос окна. Да нет же, нет… И не об этом она переживает.

 

За долги, в конце концов, можно оставить и корову, на которой она приехала сюда: не своя, ну и ладно; хватит в честность играть, ничего хорошего из этого не выходит, да и заслужила она эту корову, вполне заслужила! Так вот, можно оставить её, если что, да ещё и разницу потребовать, — да, потребовать! — и на неё добраться до дома, а там уж она не пропадёт, ибо дом есть дом…

 

Но беспокоило Рыску совсем не это, а кое-что другое, куда более серьёзное.

 

Альк её не бросит: на такую подлость, насколько она успела понять, он неспособен. Он, конечно, порой зловредный и циничный, но при этом всегда честный и благородный, а уж с теми, с кем прошёл огонь и воду поступить мерзко он не способен. Он несомненно придёт, теперь, вероятно, утром, так что не стоит его сейчас ждать. Лучше лечь и попытаться снова уснуть: завтра, скорее всего, придётся ехать, нужно набраться перед этим сил. И не думать, ни в коем случае не думать о том, что так беспокоило её все эти дни: о том, что будет после расчёта.

 

Рыска в который раз тяжело вздохнула… Вот Альк придёт, отдаст ей деньги, — и что? Пожелает удачи, похлопает по плечу и попрощается с ней навсегда?.. Нет, конечно, она может поселиться и в Саврии, дружить с ним… И снова — что? В гости друг к другу ходить? О погоде и неурожае беседовать? Да это просто смешно, даже если не так преувеличено! Не того уровня у них отношения. Не получится никакой дружбы, сколько другом его не называй: слишком много пережито, передумано и сказано, и потому после расчёта либо всё… либо уже ничего. Либо они вместе идут по жизни, либо расстаются, тоже — навсегда, третьего тут не дано, и, к сожалению, второе намного вероятнее первого.

 

И вот тут-то Рыска наконец-то смогла честно себе ответить: ей не нужны никакие деньги, и не за ними она поехала с Альком. Она просто не хотела с ним расставаться, до жути боялась, что это произойдёт и как могла оттягивала этот момент!

 

Альк за прошедшие месяцы стал не просто нужен ей, а необходим как воздух, вот такой, какой он есть, нужен и всё, — только он, а не всё, что к нему прилагается! И при этом совершенно непонятно, как он относится к ней и зачем взял с собой.

 

Но ломать себе голову, что да как, нет смысла: вот он придёт, она сама его спросит, кто они друг другу и что дальше. И если ему и в голову ничего такого не приходило, тогда, разумеется, умирая от стыда, она возьмёт пару златов (до дома доехать хватит) и уйдёт. И забудет обо всём, как о страшном сне. А уж если она верно догадалась, и у него к ней что-то есть, тогда… Тогда ничего не будет. Она просто умрёт от радости на месте — и всё.

 

Рыска вздохнула. Размечталась она что-то… Скорее всего, ей показалось: ну не может такому, как Альк, понадобиться такая, как она!

 

Поднявшись с подоконника, девушка вернулась на кровать и улеглась, заложив руки за голову. Мысли снова вернулись в отправную точку.

 

Да нет же, она не ошибается на счёт него, он определённо к ней неравнодушен, но, похоже, и сам себе в этом никогда не признается. И как с этим бороться — неизвестно. Почему у мужчин это так сложно? Вот если б он её спросил, как она относится к нему, она бы ответила…

 

Одну щепочку: а что бы она ответила? Как это называется? Что с ней происходит? По сути понятно, а поименовать это состояние, наверное, язык не повернётся. Как странно: ей постоянно хочется видеть его, а стоит ему подойти близко — и она вздрагивает, как от страха. И ещё такое ощущение в низу живота, словно жжёт что-то… И дышать тяжело становится. И сердце как бешеное бьётся. И голова кружится…

 

А ещё с той самой ночи в Лосиных Ямах, когда она рассказывала сказку в кормильне, она стала думать о его волосах. Момент, когда она попеняла Альку, что служанка плела ему косу, а он взял да и предложил ей тоже поплести, Рыска прокручивала в голове на разные лады раз, наверное, тысячу, одновременно ругая себя, что отказалась и понимая, что если б согласилась, то это выглядело бы странно. Но если б ещё раз предложил, она бы точно согласилась, взяла бы гребень, расчесала белые пряди… ох!.. Аж руки затряслись!

 

Но неужели она всё-таки ошиблась? Ну не может быть, чтоб такое — и просто показалось!..

 

Только бы он поскорей вернулся! Какие там деньги: она бы и жизнь за него отдала.

-----------------------------------------------------------------------------

Следующая глава https://poembook.ru/poem/1793333-svet-i-ten-chast-I-glava-4