Страх 

Мир лесных запахов не прост. Иногда задумываешься, где ты чувствовал те или иные из них. Частенько попадаются уже потухшие и бледные, реже совсем незнакомые. А этот был, да! Волчий! Я даже, почти увидел, как мелькнул грязно-серый бок, там впереди. 
                   Позвольте, однако, сперва рассказать, что я чувствую, соприкасаясь с этим ... По жилам течет огонь. Нет, во мне нет того внешнего спокойствия, которое ощущаешь, выжидая, высматривая из-за кустарников добычу, ничего не подозревающе-праздно шатающуюся невдалеке. Во мне появляется то, что волки называют предсмертной агонией, судороги изнутри наружу. То момент начала и противостояния. Как дерево вспыхивает от попавшей в него молнии, так и чувства во мне, взрываясь, воспламеняют внутренности, оставляя впоследствии приятное, непоколебимое тепло действия. Все началось... 
                  Сейчас же, кроме прохладного ветра где-то у себя в глубине, я ничего не испытал и испугался. Ни странного ветра, естественно, а бесчувствия, того знаменательного предчувствия беды, что бывает только накануне большой опасности либо вообще смерти. 
                  Давно лицо мое не сковывал холод и не коробил кривым оскалом страх. Честь, традиция, даже сама воля говорили мне: «Ты должен, иди, нюхай, ищи его...». Нет, никогда! Я готов был разорваться на мелкие кусочки от злости и сдохнуть от унижения самого себя самим собой. 
               Земля под моими лапами предательски завращалась. Помню первый, самый первый поворот своих лап. Они толкали землю мучительно медленно, словно сам мир сопротивлялся моему постыдному бегству. Но, проделав первые несколько тяжелых шагов, я почувствовал себя уверенней, силы, уже будто бы покинувшие меня, вновь придали точность моему стремительному движению. 
                  Я бежал, и все мое существо предательски радовалось этому побегу и, чем быстрей, чем стремительней деревья, кусты и высокая трава мелькали на моем пути, тем упоительно-отчаянней становился каждый мой длинный рывок вперед. 
                  Пытаясь хоть как-то заглушить все нарастающую бешеность, я начал углубляться в механику ритмичного передвижения всего тела. Кончики лап соприкасались с землей, выталкивая меня куда-то наверх вперед. Мысли погружались в движение, незаметней происходило касание земли. Бег больше напоминал переливающуюся волну, взлет и падение, снова взлет и снова падение. И тут на очередном прыжке, к моему ужасу, я грохаюсь между сосен в канаву и вижу в ней валяющуюся на животе тушу матерого волка. 
                 Что...??? Запах не тот: «Это не он!». Гулко, словно в самой голове, стучит мое сердце. 
                 Он застрелен, и это мое спасение. В этот момент я готов петь хвалебную песню луне. Может быть, и тот, другой, также убит, может, и вовсе не придется с ним встретиться, ведь можно переждать вот прямо здесь, в канаве, а его, того волка, пристрелят. 
                 До чего же безумная надежда может покорить разум, и не сладить с ней, уж больно привлекательна, больно сладостна, больно топит, топит... 
                 Нельзя так стоять и мусолить глупую надежду, нельзя допускать ее близко в сокровенные мысли, иначе из беглеца я превращусь в поджавшего хвост глупца. 
                 «Почему же подстреленный волк лежит здесь, никем не подобранный, не съеденный?». Где-то за горизонтом насущных размышлений пролетали смутные образы гибели волка. Пролетая, словно едва касались своими картинами сознания.
                А сознание требовало действий. Но, кроме желания куда-нибудь идти, уже ничто, ни низменный страх, ни ощущение парящего над землей тела, не принуждало меня быстро двигаться. Теперь можно уже обратить внимание на лучи солнца, пробивающиеся сквозь кроны к земле. В смятении смотреть на окружающие папоротники, на ручей с волнистым поросшим осокой берегом, на саму воду... 
                   Момент, который произошел после, мне не понять никогда в жизни. Казалось, земляной ком с рыком сбил меня с ног и перевернул лес на бок. Я вывернулся, вращаясь и вручая себя некоему древнему инстинкту выживания. Зубы сами сомкнулись на жесткой до невозможности шее врага. Даже хвост и верхушки ушей помогали мне в этой борьбе, весь я устремился в одно место – клыки, протыкающие шкуру, распарывающие крупные хрящи, артерии и вены. Упустить такой шанс было бы смерти подобно, так же как смерти подобно было мое соприкосновение с волком, от чьего запаха я так упорно убегал. 
                    Он был молод, этот волк, вероятно, обзавелся подругой и хотел захватить мою территорию, вероятно... Но это не важно. 
                   Свой страх, как какой-то глубоко неприятный осадок, мне не забыть. Мне не забыть и не замутить воспоминания бега, они более преследуют меня, чем сам тот непонятный душе губительный испуг. Видно, во мне еще сохранилась дверь, открывать которую умеют только особые обстоятельства или силы, не известные и не подвластные мне. 
                     Что они? Кто они? И почему дают о себе знать? 
                      Неведомо…