Искусство 

                    О снах я бы сказал так: кто знает, откуда они, мои они или чужие? Иногда и умираешь во сне страшно и сладко. И прожить жизнь можно, только не настоящую жизнь, а как воду выпить – лакаешь без устали и все мало и мало. Сны – это как стихи, они очень красивы, но в них нет правды, стихи же, как отражение в воде, вроде бы настоящее, а на самом деле совершенно эфемерно. И вот я смотрю на свое отражение в потоках реки и думаю, может, это сон или то, на что смотрят глаза мои, есть стихи обо мне. Вообще, есть в мире много восхитительного и романтического, и утонченно-прекрасного, только все это нужно тогда, когда ты сыт, здоров и тебе есть куда идти, иначе вся такая романтика становится уделом неудачников и слабаков. В лесу нельзя мечтать на голодный желудок, не то можно того самого желудка лишиться. Так получается, что смотреть на мое отражение в воде приходится через призму мяса в моих кишках. Смех, да и только. Представляете, выходит, искусство зависит от качества поглощенной вами добычи. Потому убийство и является для меня самым утонченным, самым высоким и весомым действом жизни. И чем глубже, чем таинственнее ритуал, тем великолепнее последействие сил гармонии природы. Трудно согласиться со мной? Надо немножко пройтись… 
                       Теперь заметили движение впереди? Посмотрите, я не сразу нападаю на это гордое животное, а ползу на брюхе по мху, не издавая ни звука, терплю, просовывая осторожно морду сквозь заросли вереска и медленно пожираю глазами оленя. Ведь самое лучшее только и есть как страсть ожидания, сваренная вкрутую со свежим агонизирующим мясом. Вот такая математика, страсть плюс насыщение, на выходе дает великое искусство, приводя неистовую до того душу в состояние бескрайнего покоя. Но важен не покой, важна ненависть, важно стремление вперед прорваться, сокрушить, выбросить, отдать безвозмездно самого себя, ибо как, если не отдать всего себя, не пожертвовать собой, как можно получить что-либо взамен. 
                    Лечу, как торпеда, яростно спокоен, как пушка перед выстрелом. Взрыв! Я, я не жалею ни о чем, ни о прошлых грехах, ни о старых обидах, я готов умереть в этот радостный момент. Свершилось! Ну что? Вы видите, вы видите!? Мир стал другим! О, отражение моих грез! О, величие мира под ясным небом, тебе возношу хвалу я! Сосны, сосны перестали быть соснами, то пики, стремящиеся ввысь, и ветви, каждая ветвь, отрываясь от родимой матери, растет, стараясь превозмочь своих соперников, перерасти их в своей борьбе, самой стать деревом. Увы, ей сие не дано. 
        Увы... 
        Такова правда жизни, такова гармония жизни. 
        Такова гармония жизни и... 
        смерти. 

                                                                         ***  
                    Возвращаюсь. Иду вдоль волнистого берега, нашептываю под нос давным-давно самим придуманное правило. Лес, лес, трава-мурава, настроение спокойное. Благодать! Можно помочить лапы в воде, как в детстве, и радостно побежать дальше. Глупости, конечно, но глупости от счастья, эт хорошо, эт можно. Помнится, пришлось воровать куриц у одного мужичка, каждую ночь к нему ходил да по одной наседочке ужинал. Вот так, дурак, от счастья позабывши всю осторожность, наведывался к старику несколько дней подряд. В очередной раз, как встретил дедуля ружьем-то, да как шмальнет под мохнатый бок, да как промажет, пень старый, барсук облезлый. Эх, былое! Воспоминания, нет ничего приятней хороших воспоминаний. 
                    Вернулся. Смотрю на гладь воды. Нет! Нет настроения. Хотел помечтать о прекрасном, дак нет же, бок заболел.