Шел упорный бой. Местами потёртый палас был устлан телами поверженных солдат обеих сторон. За музыкальное сопровождение бойни отвечал старенький телевизор «Рекорд». Поверх баталий, развернувшихся в небольшой комнате коммунальной квартиры, «Рекорд» транслировал звуки какой-то передачи, которые иногда неплохо ложились на сюжет происходящего. Родители, передвигаясь по комнате, старались не переступать невидимую черту почти реального по накалу страстей поля боя. Но всё-таки иногда тот или иной бумажный боец подвергался тяжелому давлению со стороны чьей-нибудь уже совсем не бумажной пятки. Егорку это, конечно, раздражало и отвлекало, но он быстро возвращался к своему занятию, ибо война нуждалась в дирижере. Он был, своего рода, богом - богом войны, который решает кому жить, а кому быть насаженным на остро заточенную спичку. И вот, бойцы одной из сторон оказались в тылу противника. Эта была кульминация. Количество непроткнутых участников сражения резко пошло на убыль. В память павших «Рекорд» даже исполнил тихую и слегка печальную мелодию, которая, к слову, продлилась всего несколько секунд. Но и этого хватило, что бы зацепить внимание дирижера и выдернуть его с поля боя.

Егорка перевел взгляд на телевизор. Шла какая-то научная передача. Лексикона ребёнка не хватало для полного понимания того, о чём говорилось, но красочное визуальное сопровождение восполняло лексические пробелы. На экране появились картины космоса, и зазвучала мелодия, отдалённо напоминающая ту, которая была знакома Егорке по одной из серий мультфильма «Ну, погоди!», где заяц-робот гонялся за волком. Война на время потеряла своего бога. Он оказался в плену коричневого ящика с выпуклым экраном. Некто за кадром таинственным голосом рассказывал о космосе. Что такое космос, Егорка более или менее понимал, так как не первый год ходил в школу. Голос произносил такие слова как «бесконечность», «жизнь», «вселенная» и многие другие.

«Бесконечность, - подумал Егорка. - Это то, что никогда не кончается. Никогда… никогда — это значит всегда. - Тут в голову пришло ещё одно слово, обусловленное, вероятно занятием, от которого был отвлечён ребёнок. - Смерть. Мои солдаты умираю и их больше никогда не будет».

Взгляд Егорки по-прежнему был прикован к телевизору. Он смотрел на черный экран, на маленькие мерцающие звёзды, на пролетающие планеты и пытался понять, что значит «больше никогда не будет». «А что если умру я, а не мои солдаты, - подумал он. - Меня тогда тоже больше никогда не будет. Будут летать и крутиться планеты, мигать звёзды, но меня больше никогда не будет. Я не появлюсь ни через год, ни через десять. Меня не будет ни на одной планете. Даже если мчаться сквозь черноту космоса много-много часов с самой большой вообразимой скорость, меня нигде и никогда больше не будет. Меня не будет бесконечно». Егорке стало страшно. Страшно, потому что он столкнулся с тем, чего понять не мог. Это была тайна, которая, как и все тайны, дразнила любознательный ум, но ум неподготовленный она ещё и пугала.

Но дирижёр вспомнил о своей оставленной роли, и бумажный бой возобновился. Точнее возобновилась его финальная часть, так как бойцы, оказавшиеся в тылу противника перекололи практически всех врагов. Через несколько минут звуки сражения и стоны раненых окончательно перестали тревожить уши родителей. В тот вечер в голове бога войны поселилась весьма интересная человеческая мысль.