Соло
У моего одиночества миллионы лиц.
Расскажу о семнадцати я из них.
***
Вот одно смотрит с глубин семиста страниц,
Уже больше... и скоро прибавится этот стих.
Второе ругается. С кем - непонятно.
Казалось бы... кому это будет приятно?
Кому оно, мерзкое, грязное, нужно...
Но ведь не выгонишь - оно, одиночество, дружно.
Ещё одно пишет подруге: "Смотри!"
Пишет о первом, втором и пятьсот четвёртом,
Пишет себе самому же "Ты слёзы утри,
Съешь шоколадку..."
Другое пред зеркалом выглядит чёртом.
Пятое пустоте говорит "дерьмо",
Стряхивает это же самое слово с рук,
Что-то о том говорит, что ему не дано,
Делает вечный по клетке издёрганной круг.
Шестое маме болтает о шутках друзей.
Седьмое - с бабушкой хочет договорить скорей,
Чтобы не мять ещё один телефон, пальцы и ручки,
Думает, что способно оставить нервов хотя бы кучки.
Восьмое способно лгать без оглядки на смысл.
Девятое в толстой тетрадке пишет чужие мысли.
Десятое стало свои записывать не стихами.
Его уже нет в живых - убито брата руками.
Ещё одно хочет спать.
Ещё одно - улыбаться.
Ещё одно хочет упасть.
Ещё одно - просто остаться.
Пятнадцатое всё в слезах
Зубами стучит на полу в туалете,
Шестнадцатое - это страх
У психолога в кабинете
Не утереть лицо
И не сказать о счастье,
Признаться в бытности подлецом,
Признаться в отсутствии власти.
Семнадцатое не может писать работу -
Даже у лени моей оно отняло заботу.
Восемнадцатый номер... не будем,
***
Я так могу бесконечно.
Они застыли, как студень,
Залепили меня навечно,
Заперли в массе дрожащей,
Пожизненный срок мне дали.
К моей постылости вящей,
Нет у меня печали.
Я так скажу любому,
Если смогу улыбнуться,
Если задумчивый холод
Позволит на время вернуться...
***
Моё одиночество льёт, как воду, стихи...
Не даст мне небо не написать ни строки.
