Сашка (рабочее название повести "Ответным огнём"
Странный сон приснился Сашке. После сытного солдатского обеда с большим куском трофейного шпика и изрядным глотком кислого немецкого вина хотелось спать. Старшина Кузьмич толкнул сомлевшего Сашку в бок и, поднимаясь, наказал оставшимся у костра бойцам
-Разбудите, когда война кончится.
Те одобрительно загудели.
-Уснуть не успеете, товарищ старшина.
За хозяйственными постройками нашли прогретую весенним солнышком полянку и, побросав шинели, блаженно вытянулись на них. Снятые сапоги с намотанными портянками поставили рядом, как часовых.
-Вернусь домой, уйду в лес и целую неделю буду на траве валяться. Даже жратвы с собой не возьму, только курево.
Старшина лежал, закинув руку за голову, и пускал колечки в безоблачное небо.
-Давно воюешь?
Старшина покривился
-С финской, мать её. Чуть ноги не отморозил. Зато потом передислоцировали в Одессу. Тепло, море, девчата в платьицах гуляют. Я закрутил с одной хохлушкой, жениться хотел, война помешала.
-Едь к ней после демобилизации. Домой вернёшься с женой.
Кузьмич окончательно помрачнел.
-Не к кому ехать. Она у порта жила. Двадцать второго одной бомбой и дом и всю семью с земли стёрли.
Сашка мысленно обругал себя последними словами. Зарекался не заводить ни с кем душевные разговоры: спросишь о чём нибудь нейтральном, а нарвёшься на такое, что не дай Бог. Вспомнил свою войну.
Часть, в которой он служил, в начале июня выдвинули к самой границе для усиления. На рассвете двадцать второго их разбудили взрывы артиллерийских снарядов и стрельба со стороны заставы. Полуодетые бойцы выскакивали из палаток и растерянно озирались. От дороги к лагерю цепью , поливая от живота длинными очередями, двигались немецкие автоматчики. Сбоку веером разъезжались мотоциклы с колясками, отрезая защитников от леса. Сашка схватил из пирамиды винтовку и привычно передёрнул затвор. Патронов не было. Во избежании случайной провокации их закрыли на оружейном складе. У ворот несколько солдат прикладами сбивали замки. Рядом стоял зарёванный часовой и растирал по щекам слёзы и красные сопли из разбитого носа. Свою боевую обойму он истратил, согласно уставу, в стрельбе по своим. Сашка бросился помогать взломщикам. За этим занятием их и застали фашисты. Красноармейца, шагнувшего к ним с винтовкой, застрелили весело, без тени смущения, вспоров пулями, как тряпичную куклу. Остальные бросили бесполезное оружие. Их под конвоем повели через лагерь в поле. Палатки, лишившись опоры, повисли сломанными крыльями, некоторые горели.На земле лежали убитые бойцы, и кровавые пятна всё ещё растекались по белым нательным рубашкам. Один солдат, видимо раненный, пробовал встать, и стоявший рядом автоматчик с интересом наблюдал за его попыткой.Затем, словно скучая, короткой очередью добил несчастного. Пленные отвели глаза: кто-то от страха, кто-то от бессильной злобы.
В поле усадили прямо на землю. Автоматчики группами расположились поодаль, образовав неровный круг. На взгорке стояли мотоциклы, из колясок торчали стволы пулемётов с дырявыми кожухами. Сашка сел рядом с закадычным другом, Ромкой Гатауллиным. Чуть дальше он заметил часового с разбитым носом.
Татарин, вырвав из земли клок травы с корнями и намертво зажав его в кулаке, лупил себя по колену и отчаянно матерился
-Билять, хоть бы по одной обойме оставили. Билять.
Со стороны заставы стрельба стихла. Дымилась полуразрушенная прямыми попаданиями казарма, горела конюшня, и лошади метались стайкой испуганных птиц. Погранцов не было видно. Неужели все погибли? По мосту через ручей, по которому проходила граница, бесконечной лентой двигались немцы. Машины, мотоциклы и даже велосипедисты. Танки и тягачи с пушками переправлялись правее, через брод. Пехоты почти не было. Такую орду одной обоймой не остановишь.
Виляя и попыхивая дымком, через поле подъехала чёрная легковушка. К ней подбежал автоматчик и, вытянувшись в струнку, что-то пролаял в опущенное окно. Немного постояв, автомобиль двинулся к дороге. Немцы засуетились, закричали друг другу, словно проводили перекличку. Часть из них погрузились на мотоциклы и исчезли в облаке дыма. Цепь заметно поредела. Сашка и Ромка переглянулись: появилась надежда.
-Рвём когти, Рома, пока не появились настоящие охранники.
-Перестреляют.
-У них только автоматы, ни пулемёта, ни карабина нет. На пятьдесят
шагов отбежал и хрен попадут. До леса триста метров. Момент нужно выждать.
Момент не заставил долго ждать. Со стороны заставы прискакал рассёдланный конь с уздечкой на шее. Два немца кинулись его ловить, остальные, забыв обязанности, с весёлыми криками наблюдали за происходящим. Сашка и Ромка стартовали одновременно. Боковым зрением Сашка увидел, что несколько человек подхватили рывок. Секунд десять они мчались в полной тишине, а потом загрохотали автоматы. Сзади словно кнутом стегнули по траве. Поддали ещё и на полном ходу вломились в лес. Попетляли немного между деревьями и перешли на шаг. Справа затрещали кусты, и к ним присоединился побитый часовой. Кровь заливала ему глаза. От брови к виску кожу словно ножом разрезали. Ромка остановил его и, оторвав от нижней рубашки полоску, стал обрабатывать рану.
-Везучий ты, Климкин. Чуть бы правее и пуля через глаз вышла.
-Точно, Климкин,-вспомнил Сашка.- А зовут его Сергей.
Солдат жалко улыбнулся.
-Это не пуля. На сучок напоролся.
Постояли немного молча, прислушиваясь.
-Со мной рядом Никитин бежал из второго взвода.Подстрелили его на опушке.
Климкин будто извинялся, что подстрелили ни его, а бойца из второго взвода. После короткого совещания сориентировались и двинули на восток, навстречу своим, которые, наверное, остановили фашистов и перешли в контрнаступление. Сашка и подумать не мог тогда, что маршбросок затянется на долгих два года.
Вспоминая, Сашка задремал, и приснился ему странный сон. Будто живёт он в большом рубленом пятистенном доме с крашенными полами из лиственницы, а на свете нет и никогда не было никакой войны. И ищет он в светлых сенях топор. Зачем топор ему он не знает, но точно знает , что нужен именно топор. А из угла за его поисками наблюдает огромный белый заяц. Почему заяц белый в летнюю пору Сашка не знает , но не удивляется. Он подходит ближе и хочет погладить зайца по прижатым к спине ушам. Неожиданно заяц превращается в лисёнка и цапает его острыми, как рыбья кость, зубами за указательный палец. Сашка отдёрнул руку и проснулся. С недоумением осмотрел пальцы. Царапин не было, но палец слегка покалывало. Он провёл рукой по лицу, отгоняя остатки сна, и ему показалось, что на коже остался влажный след от слюны лисёнка.
-Не спится, Боёк?
Сашка усмехнулся. И здесь его прозвище догнало. Бойко--значит "Бойкий","Боёк". С детского дома повелось. Правда, теперь он Бойков, но это сути не меняет.
-Ерунда всякая снится.
-Говорят, ты партизанил?
Старшина по-прежнему курил свою цигарку и баловался колечками.
-Правду говорят. От любопытных не скроешь.
-Да ты не сердись. Здесь один особнячок на вшивость проверить надо. Стоит на отшибе, может там прячется кто. Заодно и харчами разживёмся, повар жалуется что у него одни концентраты остались.
-Ну уж, нет. Без меня. Я за своё партизанство почти год в штрафниках оттянул, а за мародёрство к стенке поставят и на твою "славу" не посмотрят. Забыл Еремеева?
Неделю назад за две серебряные ложки показательно расстреляли бойца из их батальона.Кузьмич озадаченно почесал затылок.
-Да, вроде как, командир разрешил.
-Тебе разрешил, ты и проверяй
Сашка сел и стал наматывать портянки.Старшина тоже поднялся.
-Добегу до ротного, узнаю, что и как.
-Узнай, на Берлин нас не двинут?
-Ему Ставка не докладывает, но если к празднику решат с войной покончить, все там будем.
-Мясорубка та ещё. Фрицы до последнего дерутся, поверить не могут, что их сиволапые бьют.
Ротный пришёл к ним сам. Походил по двору, подозвал старшину:
- Дорофеев. Жалуется на вас хозяин. Цветы у него вытоптали, костры жжёте где попало. Надоела армейская пища, в доме плита есть, готовьте на ней.
-Товарищ капитан, кусок в горле застрянет. Фрау змеёй смотрит, только не шипит. И жалобщик мордатый на инвалида не похож, хромает для понта.
-Разберёмся. Возьми человек десять ребят с автоматами и дуй в батальон. Надо прочесать городишко. Ночью на патруль напали, а утром колонну обстреляли из пулемёта.
-Товарищ капитан. У меня своих дел по горло. Пусть "замки" этим занимаются.
-Не ной, Кузьмич. Мне в тылу потери не нужны. Все сержанты из пополнения. И сам не геройствуй, посмертно представлять не буду. Бойкова возьми, он человек бывалый.
-А бывалые жить не хотят?-Сашка с досады сплюнул под ноги.
На площади у ратуши бойцы, собранные со всего батальона, ждали распоряжения начальства. Общим вниманием завладел разбитной рыжий сержант в сдвинутой на затылок пилотке. Он рассказывал, как в Варшаве ему в ягодицу угодил осколок гранаты , и польская пани оказывала первую помощь. Взрывы хохота заставляли редких прохожих шарахаться в сторону.
Кузьмич свернул очередную цигарку и обратился к знакомому разведчику.
-Не знаешь, на долго эта канитель?
Тот пожал плечами
-А ни один ли чёрт? Всё не на передке под пулями бегать. Гансов по щелям набилось много, к союзникам сдаваться пробираются.
- Хрен на хрен менять, только время терять.
-Не скажи. Они американских деревень не жгли, жителей не вешали. Союзники с ними поласковей.
-Это точно,- мысленно согласился Сашка.-Не жгли и не вешали.
Память снова унесла его в июнь сорок первого.
Весь день двадцать второго они (Сашка, Климкин и Гатауллин) брели без дорог по лесу. Шли на артиллерийскую стрельбу, которая то вспыхивала, то затихала где-то далеко впереди. Несколько раз их выносило на опушку , и из кустов они видели, как густой волной от границы катится немецкая техника. Броневики, мотоциклы и грузовики утопали в дорожной пыли, а танки пёрли напрямую, подминая кусты и ломая молодой осинник.
-Сколько же их?--Сергей поднёс руки к лицу, чёрному от засохшей крови, словно закрываясь от увиденного.
-На всех места хватит, мёртвым не тесно.
В голосе Ромки прозвучала такая лютая ненависть, что Сашка поёжился.
Вечером они натолкнулись на пограничников.
-Кто такие? - две винтовки грозно ощетинились примкнутыми штыками.
-Свои,- шагнул вперёд Ромка.-Из роты усиления.
-А, помощники. Где ваше оружие?
Пришлось рассказать.
-Да-а. Надули нас комрады. Хорошо, что утекли, повоюете,-сержант провёл ладонью по пышным будёновским усам.
Вышли на полянку. На расстеленной плащпалатке сидел молодой лейтенант и раскачивался, как японский болванчик.
-Раненный?-тихонько поинтересовался Сашка.
- Комсорг наш, малость с глузду съехал. Застрелиться хотел, пришлось пистолет отнять.
Пограничники, сержант и рядовой, держались спокойно и уверенно. Война застала их в секрете, отбивались от немецкой пехоты сколько могли, а потом отошли в лес. На опушке и лейтенанта нашли. Преследовать их не стали. С оружием у них был полный порядок: две винтовки и ручной пулемёт, да ещё ТТ лейтенанта. Правда, патронов кот наплакал.
Разожгли бездымный костерок и в котелке вскипятили воду. Сержант набросал в неё корешков и процедил в крышку.
-Полоскайте, хлопцы, кишки, здоровее будете.
Николай, второй пограничник, достал горсть сухарей.
-В дозоре скучно, вот и беру похрумкать.
Лейтенант от чаепития отказался. Стали думать, что делать дальше.
-Может здесь останемся, пока наши вернутся?-Сергей намочил в воде тряпку и оттирал с лица засохшую корку.
Сержант покачал головой
-Долго ждать придётся. Такую силищу только на старой границе остановят. Нам с фрицами по пути: куда они, туда и мы, они по дороге, а мы лесом.
Вскипятили ещё воды, принесённой из крохотного болотца на дне оврага, и разлили в две фляги.
-Из ручьёв воду не пить,--распорядился Василий Тимофеевич. Он как старший по званию и возрасту принял командование. Лейтенант безучастно сидел в стороне. Незаметно стемнело. Решили выставить караул. Первыми заступили Гатауллин и Николай. Сержант снял с руки часы, моргнул, проверяя, фонариком.
- Смена в час ночи.
На остывшую землю расстелили ещё одну плащ-палатку и повалились на неё снопами. Ноги гудели от многочасового перехода. Сергея, выскочившего утром в нательном белье и сапогах на босу ногу, бил озноб, и его положили в серединку. Тишину нарушал только хруст сухих веток под ногами часовых. Сашка, прежде чем уснуть,всё таки задал мучающий его вопрос.
Товарищ сержант. Вы будто знали, что начнётся война. Всё у Вас приготовлено, всё предусмотрено.
Сержант недовольно завозился, заворчал.
-Все знали, даже этот,--Сашка догадался, что он кивнул в сторону комсорга.--Знать запретили.
-Кто запретил?--хотел поинтересоваться Сашка, но воздержался.
Отдохнуть им в ту ночь не удалось. Застрелился лейтенант. Откуда у него взялся наган, пограничники не знали. Такое оружие было только у начальника отряда, ещё с гражданской. Могилу выкопали на поляне. Штыками рыхлили землю и выгребали котелком. Ромка опять ругался.
-Дезертировал ваш лейтенант. Я бы его за трусость расстрелял.
Перед тем, как завернуть тело в плащ-палатку, сержант осторожно снял с него гимнастёрку и галифе, протянул Сергею.
-Застирай в ручье и носи.
Стоянку покинули когда солнце высоко поднялось над лесом.
Идти по лесу, не зная дороги. и не имея карты, дело хлопотное. На третий день стихла канонада. Всё сильнее заявлял права голод. Пробовали копать картошку на огородах примыкавших к лесу, но какая картошка в июне.
-
-
