Поэма о Щипанке

ПОЭМА О ЩИПАНКЕ,

СТОЛЕТНЕМ ТОПОЛЕ

И БЕССМЕРТНОМ МАРШАЛЕ ЖУКОВЕ

К 30-летию обитания

в нашей теперешней квартире

и ко дню рождения Валентины

 

Слава прабабушек томных,

Домики старой Москвы,

Из переулочков скромных

Всё исчезаете вы...

М. ЦВЕТАЕВА.

«Домики старой Москвы»

 

Неужели в этом мире

На седьмом на этаже

Мы в теперешней квартире

Тридцать лет живём уже?

 

Не вчера ли нам мечталось,

Сладко думалось о том,

Сколько дней нам ждать осталось

До вселенья в новый дом?

 

Это нынче он ужасен,

Как Кащей перед концом.

А тогда он был прекрасен

И казался нам дворцом.

 

Всё в нём пело и сияло,

Чтоб сиять и снова петь.

Это нынче – чтоб пропала

Эта пакостная мреть!

 

Это нынче – возвращаться,

Заходить, как в склеп, сюда,

С миром солнечным прощаться,

Как на вечность... А тогда –

 

Мы не знали дома краше

И одни нам снились сны:

С той ли выйдут окна наши

Или с этой стороны.

 

И мерещился до всхлипа

Непредвиденный этаж.

Нам седьмой в то время выпал,

И с тех пор он тоже наш.

 

Столько мы на мир смотрели

Сквозь оконное стекло, –

Но как будто на неделе

Это всё произошло.

 

Не вчера ли ряд домишек,

Словно выйдя на парад,

Трубы нам казал и крыши

И холёный тыл оград?

 

Зрея, яблоки свисали,

И картофельной ботвой

Огороды насыщали

Колорит осенний свой.

 

Баньки печками дымили,

Вились вороны, кружа.

И за этим всем следили

Мы с седьмого этажа.

 

Тут смеркалось, тут светлелось,

А еще из-за угла

Тихо Щипанка виднелась

И жила себе, жила.

 

В упоении счастливом

(Вот уж точно власть так власть!)

Целый день торговля пивом

Там безудержу велась.

 

Я и сам не без сноровки

(Принародно, стыд и срам)

Жадно пил из трёхлитровки

Сей напиток по утрам.

 

А оздней, остыв немножко,

Уж не тот я стал пострел.

И с улыбкой из окошка

На счастливый люд смотрел.

 

Так ли сяк ли, но, признаться

Для предельной полноты,

Жизнь иначе открываться

Стала с этой высоты.

 

Жажда знаний понемногу

Разгоралась в глубине.

Я пошёл навстречу Богу,

Бог пошёл навстречу мне.

 

А давно ли это было?

Да вчера! – Вчера, вчера

Тракторов стальная сила

И бульдозеров с утра

 

На домишки, на заборы

Дружной хлынула рекой,

Кирпича и досок горы,

Да безлюдные просторы

Оставляя за собой.

 

А от Щипанки, от Щипки,

Где пивная жизнь текла,

Не осталось даже щепки,

Вот такие вот дела.

 

И пустынюшку бесславья,

Что под окнами у нас,

Затянуло разнотравье,

Может, в миг, а может, в час.

 

И в забытом царстве этом

Меж непрошенных могил

Босиком зимой и летом

Странным йогом я бродил.

 

Борода и шевелюра

Замерцали серебром,

На лице в морщинах шкура,

А туда же – босиком!

 

И при всём честном народе

Меж раскидистых зыбей

Что-то ходит, что-то бродит,

Что-то думает себе!..

 

Но другую я прогулку

Больше прочих полюбил –

По тропинку через улку

В гости к тополю ходил.

 

Святогор! Красавец-тополь!

Сказка сердца моего!

Сколько долгих вёрст протопал

Я к нему и от него!

 

Сколько я под этой кроной

Летом, осенью, зимой

И весной, в пустырь влюблённый,

Исходил по круговой!

 

Сколько слушал листьев шорох

В светлом звоне синевы!

Как шумел мне жухлый ворох

Удивительной листвы!

 

А и впрямь здесь лист таковский,

Коль к землице прикорнул,

Никакой его б Котовский

Не согнул, не разогнул.

 

Словно ржавое железо

И на взгляд, и для ноги,

Хорошо что хоть не резал

Башмаки и сапоги!

 

А ведь мог бы... Раз по двадцать,

Шёл, а может, и по сто,

Чтоб заметить, где скрываться

Меж ветвей могло гнездо.

 

А оно не меньше шапки

От Ильи-богатыря.

Как ни вглядывался жадно,

Всё напрасно, всё зазря!

 

Но из нашего окошка,

Из высокого окна

Та шапчёшечка-шапчёшка

Всякий раз была видна.

 

И опять же не вчера ли

С поднебесной высоты

Мы по-детски наблюдали,

Как с утра до темноты

 

Две сороки-белобоки

Из отломанных ветвей,

Зная будущие сроки,

Для большой семьи своей

 

Дружно строили гнездовье,

Заплетали ветки так,

Чтоб, скреплённое любовью,

Не разнёс жилище враг.

 

А вражина впрямь нашёлся.

Чёрный ворон, зол и лих,

Вдоль гнезда бочком прошёлся

И созвал дружков своих.

 

И они, горластой стаей

Вкруг да около гнезда

Угрожающе летая,

Собирались без труда

 

Бусурманок длиннохвостых

Из хоромины изгнать,

Чтоб своим, кто шибче ростом,

Ради птичьих правил просто,

Боевой трофей отдать.

 

Но сороки-белобоки,

Не сдавая пядь врагам,

Так вступили в бой жестокий

И такой подняли гам,

 

Что в минуту тополь старый

С жалкой дюжиной ворон

Был сорочьей тучей ярой

Затемнён и окружён.

 

И когда затихла битва,

Сникла в ярости своей,

Тихо, тихо, как молитва,

Долго падал пух с ветвей.

 

Но блаженное безмолвье

Сбилось клёкотом птенцов,

Как заснеженное поле

Хрипом ржавых бубенцов.

 

С высоты, обзорно-клёвой,

Мы следили без труда,

Как малиновые клювы

Возникали из гнезда.

 

По часам птенцы мужали,

Так что вскоре летним днём

Мы их пляску наблюдали

Под раскидистым шатром.

 

С веток вздрогнувших на ветки

Прыгнут храбро и замрут

И, в согласии с разведкой,

Вновь препятствие берут.

 

Так сорока на верхушку

Привела птенцов своих

И на крыльях - на вертушках

Над безлюдьем мест пустых

 

Полетела, полетела

До соседнего куста,

На тончайшей ветке села

И стрекочет: «Кра-сота!»

 

Да один лишь отозвался

На шальную красоту,

Странно с тополя сорвался,

Странно к матери помчался,

Кувыркаясь на лету...

 

И всё это было, было

Не иначе, как вчера.

Только вновь стальная сила

Всё внизу заполонила

Прямо с самого утра.

 

Зашумело, загудело,

Затрещало всё и вся.

Вот верхушка отлетела

Тополиная, вися

 

На коре да на подкорке.

Но крушилом – по стволу,

И большой осколок горько

С шумом падает в траву.

 

Это я сейчас представил,

А тогда, не Жанна д’ Арк,

Поле битвы я оставил,

В городской уехав парк.

 

Побродил по старым вехам,

Кислородом подышал,

А когда домой приехал

Ни глазам и ни ушам

 

Не поверил. В слое пыли

И в тиши передо мной,

Весь разломан и распилен

Тополь высился горой.

 

Ты прости, прости, дружище,

Что в последний самый срок

Я тебе молитвой нищей

И смиренной не помог.

 

Нет у нас ни сил, ни власти,

Чтоб верховные дела

Изменять, хотя б отчасти,

И чтоб чище жизнь текла.

 

Но никто отнять не в силах

Нашу память, как вчера,

Всё, что в жизни с нами было,

Всё, что души нам щемило,

Всё, – что зрелости пора.

 

Вот стою, смотрю с балкона,

Как внизу передо мной

Многошумно, напряжённо

Наш проспект бежит рекой.

 

Он давно не наш, конечно,

Чуть в сторонке, над торцом

Барельеф висит беспечно

С медно-мертвенным лицом.

 

Этот самый маршал Гоша,

Как жужжит народный глас,

Пол-России укокоша,

Пол-России спас для нас.

 

И народ ли наш, Европа ль

Славят жест его такой.

Так ведь нет! Еще и тополь

Срезал маршальской рукой...

 

Впрочем, нам же в поученье,

Раз неправо жизнь ведём.

И сегодня на вечерню

Всем семейством мы пойдём.

 

Вспомним тридцать лет минувших

И помолимся святей

И за наши Божьи души,

И за души всех людей.

 

За широкие рассветы,

Золотые вечера.

Да и как же, если это

Было с нами, как вчера...

 

25.09.2010 г., день;

1.12.2010 г., день.