Пироги
Чтобы что-то забыть или избавиться от воспоминаний нужно выпустить из груди бьющуюся там птицу памяти. Ей тесно в скорлупе человеческого тела, она хочет вырваться и улететь от него навсегда, ну или хотя бы свободно парить и возвращаться изредка, чтобы не ранить больше изнутри своими цепкими когтями воспоминаний и острым клювом жалости к себе любимому. Но как же это трудно разбить каменеющую грудь и выпустить птицу памяти наружу, на волю, в забЫтие.
Эта история случилась в те времена, когда трава на улице еще была мне по пояс, а деревья тянулись так высоко, что держали ладонями небо и кутали свои плечи в ватные облака. В то время еще можно было спрятаться дома от всех невзгод прямо так под огромным столом стянув с него край неба как край скатерти, чтобы отгородиться от всего жестокого и огромного мира в свой уютный микрокосмос.
За что меня наказали в тот раз не помню. В угол ставить было у нас в семье не принято. Так, убедительные внушения отца и суровый взгляд матери. Вот что было страшно.
И накатила на меня жесточайшая обида и непонимание, они росли как снежный ком внутри меня и обволакивались нитями вязких и тянущихся мыслей. Так растет клубок пряжи в бабушкиных руках по вечерам, когда она занимается своим нехитрым рукоделием. Ком обид уже подступал к горлу, жёг изнутри и начал вытекать наружу прозрачными бусинами солёных слёз, когда я спрятавшись в прихожей в убежище шкафа среди пальто вдруг понял, что как все таки хорошо было бы жить одному. Можно ходить куда хочешь, делать что вздумается, и никто в мире не сможет тебе ничего сказать против или погрозить назидательно указующим перстом - ух, сорванец, хулиган-хулиганище!
Так я сидел в уютных своих грезах, да нет же я строил шалаш не на необитаемом острове, нет, я строил его там в лесу за селом чуть правее от левады и вглубь подальше в лес, но так чтобы можно было совершенно незаметно для всех наблюдать за жизнью в деревне и за тем как конечно же все станут меня искать. Это было чертовски далеко, и никто не должен был меня там найти. Я был первопроходцем Колумбом, открывающим далекий и конечно неизвестный взрослым материк. Я давно уже научился делать лук, стрелы и добывать огонь из бересты. Ну что могло меня в этом мире напугать и заставить отказаться от свободы? Совершенно ничего.
Так я укрепился в своих расчетах и планах и переполненный уверенностью в своей правоте и мужской силе вышел из дома на улицу в мороз прямо так без пальто, варежек и шапки… Прошел вдоль дома заглядывая в каждое окно с надеждой увидеть, как с минуты на минуты все обнаружат моё внезапное и молчаливое исчезновение и конечно расстроятся, возможно даже расплачется мама, а отец соорудит целую эспедицию для поисков меня, начнется паника… Но,вопреки моим тайным ожиданиям в доме все шло обычным порядком словно ничего серьезного не происходило и никто в мире не принимал сейчас судьбоносных решений, не открывал свободу для себя и не становился мужчиной. И тут я увидел, что мама вошла в комнату с огромной чашкой свежеиспеченных румяных пирогов с картошкой и луком, как я любил.
Все рухнуло. Я увидел, что мой шалаш в дремучем березовом лесу растаял как мираж или утренний туман и этот туман пах пирогами и парным молоком, а желудок предательски заскулил в предвкушении ужина и я совершенно обессиленный поплеся назад в тепло и уют дома оставив свои планы до лучших времен.
Ну нельзя же так жестоко пирогами разрушить свободу человека?
***Никифор***
