Любаша

ЛЮБАША
(сказ)
Отрывок из книги «Стражи мира»
 
 
 
Время в полете длилось долго. Иван достал из кармана маленький блокнотик.
- Ну, что господа, готовы меня послушать? Мы часто боимся всего неведанного и непонятного. Та история, которую сейчас прочитаю, больше похожа на сказку. Так что, можете верить, можете нет.
Моя соседка, баба Варя, всю свою жизнь проработала на сельскохозяйственной ферме под Москвой, а под старость поселилась у дочери в столичной квартире. Она часто заходила ко мне поболтать, да чайку попить. И вот однажды, старушка вручила мне этот блокнотик, исписанный корявым почерком « Здесь, Ваня, - сказала она, - я правду о подруге написала. Береги тетрадочку, может пригодиться». Довольно необычный случай. Устраивайтесь поудобнее и слушайте.
«Во время Великой Отечественной войны, зимой 1942 года появилась в деревне молодая женщина с грудной малышкой. Сойдя с поезда в ближайшем городишке из-за болезни ребенка и не найдя там пристанища, она решила попытать судьбу в соседних деревнях. Не ее счастье, увидела беженку старуха Матвеевна, пожалела, да взяла к себе в дом. Так и стали они жить втроем. Молодуха в конце войны получила похоронку на мужа и раздумала возвращаться к себе в Брянскую область. «Село наше разбомбили немцы, - сказала она Матвеевне, - и Петра моего нет в живых, родственников своих я всех похоронила. Кроме вас нет больше ни одной родной души на белом свете. Так, что если не прогоните, останемся мы здесь». Матвеевна то наша обрадовалась, узнав об этом. Двое ее сыновей погибли на войне, а доживать век одной хуже некуда. Девочка, Любашка, полюбила Матвеевну, как родную бабушку, а та и подавно к ней сердцем прикипела.
Военные и послевоенные годы были трудные: холодные, да голодные. Любашина матушка себе особенно не берегла, трудилась в колхозе за троих, все старалась побольше домой дочке и Матвеевне принести. Порой, кусок хлеба себе жалела, только бы, чтобы родные люди не голодали. Вот здоровье свое и подорвала.
Как-то по весне, заболела она и слегла в горячке в постель, да так с нее и не поднялась. Сильно простудилась, да и какие в те времена лекарства то были – одни народные средства. Через две недели похоронили молодку на деревенском погосте. Любаше в ту пору почитай годочков восемь и было.
Вот и остались они одни с Матвеевной – стар и млад. Поперву, Матвеевне стали выговаривать – зачем тебе чужая, отдай ее в детский дом. А та и ухом не повела – кому чужая, а я ее с пленок на руках держала. Какой-то умник нашелся, в районо доложил. Приехали оттуда две дамочки, да и давай на Матвеевну кричать – нельзя, мол, чужого ребенка у себя оставлять, да и в таком возрасте неподходящем. Они нашу Матвеевну не знали. Стала она на дверях дома и сказала: «Любашу увезете, когда меня на погост отправите, а я туда пока не собираюсь!». Покудахтали те, как наседки, да и укатили в город с пустыми руками. Правда, в то время люди добрее были. Какими бы те дамочки не казались вредными, а Матвеевна с той поры стала на Любашу пособие получать. Да, что то пособие, еле концы с концами сводили. Летом все же сытнее было. Любаша ягоды, грибы собирала, а Матвеевна вместе с излишками овощей с огорода, возила их в город продавать. И для девочки не было лучшего времени, чем весна и лето. Любила она в полях, да лесах ходить без всякой опаски.
Но это только предисловие. Случилось все, когда Любашке лет шестнадцать было. Пора летняя. Июль. Жара. Днем в колхозе отработает, а вечерами девушка по ягоды ходила. А ягоды в логах растут, поди, возле самой деревни. Лог большой, а по его дну ручеек бежит из родничка. Вода чистая, да холодная.
Вот как-то шла Любаша, да на дороге ужика нашла. Сморщенный он весь был, да и рот бедный открыл, видать пить охота. По доброте своей, отнесла она ужа к родничку. Тот сразу к воде припал, а когда напился, нырнул в самую глубину, а оттуда выбрался будто в новой коже. Глянул на Любашу и кивает на воду - мол, и ты напейся. Зачерпнула Люба воды, напилась, да еще и умылась. Вдруг словно в голове голос услышала: «Спасибо тебе, девушка, за доброту твою. Меня мальчишки замучили. Думала – смерть моя пришла. Ну, да я их не виню – молодые еще, глупые. А ты меня не бойся. За свое спасение я тебя многому научу.
Любаша вроде девчонка не из пугливых была, да и говорит ужику: «Убегай отсюда, мальчишки найдут - опять мучить будут». А голос ей в ответ: «Сил у меня нет ползать. Уйду сейчас в заросли. А завтра тебя здесь ждать буду. Да, милая, не теряй сейчас на меня понапрасну время, ступай ягоды собирать».
Ужиная спасительница в тот вечер ягод раза в два больше обычного набрала, все крупные – одна к одной, что даже Матвеевна удивилась – где мол, такие выискала. Про ужа Любаша промолчала. На закате следующего дня побежала она к роднику, захватив с собой немного молока в склянке. А ужик около родничка, тут как тут. Напился он молочка и снова в голове девушки голос послышался: «Идем, Любаша, вместе теперь ягоды собирать будем». С тех пор так и повелось: ужик впереди змейкой вьется, лучшие места выбирает, а девушка вслед за ним. Никто в деревне лучших ягод отродясь не видел. Да и у Матвеевны дела в городе в гору пошли – ягоды то Любашины нарасхват и ценой повыше. Богаче зажили.
Ужик Любаше не только ягоды указывал, пошли грибы – так и грибы отборные, а помимо всего о травах рассказывал – какая травка от каких болезней помогает, где лучше сорвать и когда. К концу лета девушка со змейкой закадычными друзьями стали. Да, да, змейкой. К зиме пятна ее ужиные пропали, а кожа посветлела и переливаться стала.
Под самые заморозки говорит змейка Любаше: «Холодно стало. Больше мы с тобой в этом году не увидимся. Весной, как растает снег, да зацветет мать-и-мачеха, жди меня около родника. А на прощание дам я тебе подарочек, только не пугайся того, что произойдет». Обвила она девушке левое запястье, да и укусила ее. Любаша и боли-то не почувствовала, только из ранки две капельки крови выступили. – «Теперь тебя ни одна ползущая тварь ни обидит, и не только не тронет, но и помогать станет». - Покрутилась змейка по траве и выкатился небольшой обруч. Подняла его Любаша. А змейка ей кивнула – мол, надень на левую руку, где укус.
Обруч браслеткой оказался, занятный очень – как будто три змеи переплетенные – две зеленые из нефрита, а одна белая из яшмы. Драгоценный браслет, но кто в ту пору в деревне ценность его определить мог, да и кто догадался бы, что он ценный – тоненькая полосочка из разноцветной проволочки, да и вся недолга.
Про браслет змейка наказала: «Никогда ни снимай его, Любаша. Он тебя вместо меня защитит, а кто о нем спросит – скажи материнский, единственная память о ней».
Любаша к семнадцати годам первой красавицей в деревне стала. Змейка ее многому научила: какой водой умываться, какой травой голову мыть, чтобы волосы гуще и шелковистее становились. Коса у Любаши – загляденье, в руку толщиной, золотистая. Как солнышко выглянет, так от головы сияние идет – каждый волосок переливается.
Парни – то наши стали на девушку заглядываться, на гулянье приглашать, а та их слушать не хотела. Матвеевна ей и так и этак – мол, годы молодые, можно с подружками повеселиться и в клуб в кино или на танцы сходить. Только Любаша сядет у окошка за шитьем или книжкой и говорит в ответ – не интересно мне все это, незачем попусту время переводить. Осенью справляют в деревне свадьбы, многие не прочь сватов Матвеевне в дом заслать, да Любаша на порог никого не пускала – рано мне замуж выходить и не люб мне никто. Парни, в конце концов, от нее и отстали. Странная, чудная, может с приветом, кто ее знает, приезжая все-таки.
Зимой случай в деревне необычный произошел. К нашему председателю колхоза из города гости прикатили, важные такие товарищи, на двух машинах (автомобили легковые тогда в редкость были), с семьями. Старые у председателя дома гулять остались, а двое молодых в клуб направились перед деревенскими покрасоваться. По дороге один из них ненароком увидел Любашу, несущую воду из колодца домой. Хоть и одежка у той была старенькая, не модная, да разглядел горожанин красоту девичью.
Пришли гости в клуб, да стали к нашим приставать – кто это такая. Ну, а те в ответ – мол, деревенская красотка - недотрога, на нас не смотрит, принца ждет, лучше с ней не связываться. Приезжие под хмельком были, ну и по пьяни надумали предложить девушке покататься на машине, а затем и надругаться над ней.
Забрались они, разряженные по-городскому, в легковушку, да и подкатили к дому Матвеевны. Долго кричали, вызывали девушку. Надоело это представление Любаше, перед соседями стыдно. Вышла она на порог и стала совестить их. Да куда там. Один из них постарше, понахальнее, заявил: – «Добром не поедешь с нами – силой увезем». «Только вздумайте ко мне притронуться – плохо вам будет!» - предупредила их Люба. Разгоряченных алкоголем, парней это только позабавило. Схватили они ее под руки и вдруг оказались на земле. Любаша краем глаза увидела, как из браслета вылетели два огромных змеиных хвоста и ударили наотмашь хулиганов.
Неудачливые похитители очухались после ударов лишь через полчаса и, хватаясь за помятые бока, живо уселись в машину и умчались без оглядки. Силища у девки-то, какая, жаловались они друг другу. Вот дурра деревенская.
После этого случая наши ребята оглядывались на дом Матвеевны уже с опаской. Знали, Любаша любому могла отпор дать.
Всю следующую весну и лето Любаша провела со змейкой, учась от нее всяким премудростям, а тут и практика нашлась. Стали больные звери к девушке в лесу подходить, болячки свои показывать. Любе поначалу страшно было, особенно когда стая волков ее окружила, и выдвинулся вперед огромный волк с раскрытой пастью. Подошел он поближе и склонил голову на ее колени. Рот у него не закрывался – нижняя челюсть свернута была. Немало с ним девушке пришлось повозиться. А через день привел к ней вожак щенка, необычного для волков средней полосы – большого, лохматого, а самое удивительное – белоснежного. «Друга и помощника он тебе подарил в благодарность за помощь», - пояснила ей змейка.
С того дня стала Любаша лесу, как родная. Звери ее не боялись. С их детенышами она играла и помогала всем, чем могла. Один раз даже трудные роды у лосихи принимала, да потом еще у родившихся лосят месяц вправляла врожденные вывихи ног.
Людям свои способности девушка не показывала, но в помощи не отказывала. Лесник Ефим как-то угодил в браконьерский капкан, да так, что кости хрустнули. Все думает – пропал, один, да в чаще леса с раздробленной стопой. И тут, то ли звери Любаше подсказали (добрым человеком был Ефим), то ли она сама на него наткнулась, когда грибы собирала, не знаю. Освободила красавица наша его из капкана, ногу водой промыла, наложила повязку из листьев трав, что у ручья росли. А затем выкопала необычный корень, выжала из него сок на глину, все перемешала и намазала сверху травы. Через две-три минуты глина отвердела и стала походить на гипсовую повязку. Любаша на себе дотащила лесника до жилья и предупредила – в больнице, когда рентген будет делать, повязку эту снимать не надо, а если после этого врачи решат настоящий гипс наложить, пусть нальют на глину несколько ложек растительного масла – она сама отвалится.
Это все мне сам Ефим рассказывал. Привезли его в больницу. Врачи сказали – рентген нужен. Снимать повязку стали, а она до того твердая, что камень, отбойным молотком бей – не разобьешь. Ефим и говорит врачам: «Так делайте, ногу ломать не дам!». Снимок сделали и тут у самого опытного хирурга глаза на лоб сами полезли. На качества изображения любашина повязка не повлияла, а вот нога у лесника за сутки срослась настолько, сколько другому месяц потребуется. И косточки все правильно поставлены были. Почесали лбы наши хирурги, да и сказали, что опытный врач повязку накладывал, только вот не помешает вместо глины гипс наложить. Тут больной и попросил ему подсолнечного масла принести. Попало масло на глину, она потрескалась. Черепки сами с ноги свалились вместе с травой. А под ними – зарубцевавшиеся шрамы только и остались. Ну, гипс врачи ему все-таки наложили. Ефим, правда, его через неделю сам снял – нога больно чесалась. Но в больницу больше не поехал, ступня полностью зажила. Благодарен он был Любаше, хотя не знал, где можно ее найти и сказать «спасибо». А спрашивать у знакомых и рассказывать о том, что произошло в чаще леса, не стал. Мне по пьяному делу все поведал, да просил языком не трепать.
Восемнадцатое лето превратило нашу Любашу в девушку необыкновенной красоты. Сама я, проходя мимо, часто на нее заглядывалась – что фигура, что лицо – прямо картина. А по-человечески почему-то жалко ее было – достанется в жены какому-нибудь забулдыге, и будет с ним век маяться. Не знала я о Любаше ничего в ту пору. Это она мне уж потом все рассказала. Да, что это я вперед забежала. Вот, что дальше произошло.
Как-то ранней осенью повела змейка Любашу к озеру, затерянному среди чащи бора. Сентябрь в тот год теплым не по-осеннему стоял, днем жара была прямо июльская. И настояла змейка, чтобы девушка искупалась. Сняла Любаша одежду и вошла в воду. А вода-то, как парное молоко. Только отплыла от берега, как услышала она разговор, приближающихся к озеру, мужчин. Увидели они ее и один другому говорит: «Знать места заповедные, видишь – русалки водятся». Попросила их Любаша отвернуться, чтобы с берега одежду забрать, да те ей в ответ – разве ж можно такую красоту укрывать. Незнакомцы вначале оторопели от неожиданной встречи, а потом, глядя на девушку, решили – места глухие, с красавицей писанной не грех и побаловаться.
Волчонок, постоянно сопровождающий Любашу, к тому времени подрос и превратился в огромного зверя. Подскочил он к непрошеным гостям, оскалил клыки. А те направили на него ружье и закричали: «Не уберешь волка – убьем!». Испугалась девушка за друга, приказала ему отойти. Но волк лег около одежды и не сдвинулся больше.
Послышался шорох, и из глубины леса выбежали два лося. Тот, что покрупнее был, подхватив на рога любашину одежду, вошел в воду вслед за меньшим собратом. Узнала девушка в этих больших статных животных, спасенных ею, лосят. Лоси подплыли к Любе и стали вместе с нею переправляться на другой берег – один впереди, другой сзади. Смотрят чужаки, а лесные гиганты, словно ширмами, закрыли, выходящую из озера, красавицу. Да так и стояли, пока та одевалась.
Пораженные молодые люди помчались по берегу на другую сторону озера. Любопытно им стало узнать, кто эта удивительная девушка. И волк, вслед за ними, поспешил – сопровождает, но не трогает.
Добрались они, запыхались и остановились в нескольких метрах от Любаши, не смея подойти поближе, опасаясь, окруживших незнакомку, зверей. Вот один расхрабрился и говорит: «Кто ты, милая, и что делаешь в такой глуши? Не место такой красе здесь в лесу!». Любаша отвечать им не стала, а присмотревшись повнимательнее, заметила, что из кармана говорившего вывалилась наполовину змеиная шкурка. Девушка тут же спросила их строго: «Это вы, что в лесу творите, зачем змей убиваете?». Второй чужак вроде спокойнее был, взял из кармана змею и показал Любе. – «Дохлая змея, не мы ее убивали. Честно говоря, мне за нее, даже убитую, браться страшно. Нам один старик подсказал, что мою маму можно исцелить особенной травой, а найти ее можно только с помощью этой гадости, иначе трава на глаза человека не покажется».
Взяла Любаша змею на руки и поняла – живая она, сонная, одурманенная, но не мертвая. А тут и змейка нашептывает – заколдована, мол, змея черным колдуном – только соль ей поможет. Вспомнила девушка, что брала с собой целую неделю соль для косуль, да те ей все на глаза не попадались. Нарвала она озерной травы, постелила на берег, а поверх нее чистотела постелила – он от всякой нечисти помогает. Уложив аккуратно околдованную змею на зеленое ложе, обсыпала всю ее кожу солью и, зачерпнув воды из бьющего рядом родника, стала медленное обливать несчастное создание.
Зашипела вода на змеиной коже. Колесом закрутилась ее владелица. Стала чешуя цвет изменять, да и сама змея увеличиваться в размерах. Прошло несколько минут и вместо небольшой серенькой на траве оказалась громадная серебристо-золотистая змеища. Оглянулась она на любашину змейку, затем пристально посмотрела на свою избавительницу. Тот час в голове девушки послышался другой голос – сильный, низкий и какой-то добрый, теплый. «Милая красавица, не знал, что миную сию участь. Если бы не ты, да не помощь моей матери, стал бы этот лес настоящим бедствием для людей и зверей. А сам бы я превратился в отвратительное чудовище, убивающее всех и вся вокруг.
Ну ладно, расскажу все по порядку. Злой колдун заманил меня в ловушку, а когда я попался, околдовал. Знал он, что только я смогу отыскать Судьбу-траву. Эти люди только орудия в его руках. Чтобы трава стала исполнительницей коварных замыслов колдуна – превращения леса в обитель темных сил - необходимо, прежде чем ее сорвать, полить кровью умирающего от насильственной смерти человека. На мать одного из этих парней злодей тоже наложил чары. Они его соседи. Сам заворожил и сам же помог с советом – женщину может исцелить только та трава, что с моим участием найдет ее сын вместе с лучшим другом. Но самого главного маг не сказал. Запах Судьбы-травы сотрет часть моего заклятия и обратит в чудовище, которое на глазах одного друга убьет другого. Трава же в этом случае не поможет бедной женщине, а убьет своим ядовитым ароматом.
Спасибо и тебе, милая, и тебе мама, что спасли лес и меня. Только одно мне непонятно. Я знал, что можно снять колдовские чары, но в любом случае это принесло бы мне гибель от сжигающего огня противоядия. Но лучше смерть, чем такая участь». – «Сынок, - послышался голос змейки, - то, что ты остался жив, само по себе чудо. Я даже о таком мечтать не смела, найдя способ спасти тебя от злого рока. Мы должны за все благодарить Любашу, вернувшую и меня к жизни».
Огромная змея поднялась с травяной подстилки и обвилась вокруг тела Любаши. И та вдруг почувствовала, что не змея ее обхватила, а крепкие мужские объятия, в которых ей было приятно и спокойно. Раздвоенный язык, коснувшись щеки Любы, словно легким поцелуем обласкал лицо. Стоящие рядом люди, наверняка испугавшись, что громадный удав задушит девушку, встрепенулись и направились ей на помощь. Но лоси и волк преградили им дорогу.
«Пора успокоить этих бедняг», - словно сквозь туман услышала девушка змейку. Следуя ее совету, Любаша поведала молодым людям историю, рассказанную спасенным существом, правда, несколько сокращенную для их пользы. Едва она начала говорить, как громадный удав, соскользнув на землю, скрылся в зарослях леса. После его исчезновения девушка почувствовала, что с его уходом потеряла что-то очень важное и ценное для себя. Ей вдруг стало грустно и одиноко. Спустя некоторое время возмутитель ее спокойствия появился, неся в открытой пасти какую-то невзрачную травинку. «Вот она, виновница всех моих бед - Судьба-трава, - раздался голос змея, - Любаша отдай ее людям и перескажи мои слова. Вначале траву должна понюхать больная женщина. Запах исцелит ее. А потом с горестным выражением лица пусть идет к колдуну ее сын и из рук в руки передаст злодею свою находку. Это будет конец всем козням чародея. Он лишится своей силы, так как, сорванная с радостью и любовью, Судьба-трава очищает мир от зла».
Я не ведаю судьбы этих двух молодых людей, но думается все у них сейчас хорошо.
Только упал на землю первый снег, как приехали сваты в дом Матвеевны. Жених, красивый молодой мужчина с густой гривой золотистых волос и удивительными зелеными глазами, словно проникающими внутрь человека и видящими всю его подноготную, был радостно встречен. На удивление Матвеевны, Любочка сразу согласилась стать его женой, а будущую свекровь привечала, как родную. Свадьбу решили не откладывать, так как Алексею, научному сотруднику одного из крупных сибирских заповедников, необходимо было вместе с семьей немедленно выехать к месту работы для подготовки к зимовке в суровых условиях. Матвеевну тоже взяли с собой.
Разговоры по деревне долго не прекращались. Надо же дождалась девица-недотрога принца, где только она смогла с ним познакомиться, никак в лесу натолкнулась. Некоторые радовались счастью девушки, а были и такие, что завидовали. Ведь жених - то не простой человек, а ученый, к тому же богатырь и красавец.
Вся правда открылась лишь перед самым отъездом Любаши и Матвеевны. Сообщили мне под большим секретом, да и кто в такое поверит. Я была ближайшей подругой приемной бабушки Любочки, любила девчушку, как собственную внучку. Да и помогала им с Матвеевной всем, чем могла, к тому же от природы не болтлива, как большинство моих соседей. Оказывается, о свадьбе молодые давно договорились, а нам ничего не рассказывали – хотели сюрприз Матвеевне сделать.
Матвеевна мне потом часто писала из таежного городка и посылочки присылала – то с кедровыми орешками, то с чудодейственными бальзамами из трав. Любаша два института закончила – медицинский и сельскохозяйственный. Стала врачом и ветеринаром. Пятеро сыночков у них с Алексеем родилось, все с такими удивительными зелеными глазами. Рожать их Люба всякий раз уходила в тайгу в сопровождении свекрови. Матвеевна думала, что нехристей приносила внучка в своем чреве, так нет. Всех детей втайне от властей православный священник крестил. Строго в то время было – могли за религиозные проявления свободно с работы выгнать или закрыть дорогу продвижению по службе.
Матвеевна часто жаловалась в письмах, что зять все время ждал, что жена подарит ему дочку, но все не получалось. И радовалась – любви на детей в семье не жалели, но и не баловали, держали в строгости.
Любашу в заповеднике прозвали звериным доктором. Тянулись к ней и домашние животные и дикие со своими болячками, словно зная, что она не обидит, а поможет. А больные люди часто признавались, что у товарища врача целительные руки. Каждый стремился попасть к ней на прием и получить помимо рецептов на самые современные медицинские препараты, совет применить в качестве лекарства ту или иную траву, порой оказывающей гораздо больше пользы, чем патентованные средства. Редкие люди могли похвастаться таким уважением и любовью, какими пользовалась Любаша у окружающих.
Последнее письмо и посылку отправила мне Люба. Матвеевна тихо и спокойно ушла из жизни в возрасте 98 лет. Вместе с печальным известием пришло и радостное – семья пополнилась двумя девочками- близняшками, которых Любаша уже и не чаяла произвести на свет.
Вот и вся история».