Туман

Над озером туман белёсым покрывалом.

Пастушьего кнута щелчки издалека.

Спала я до зари. А Тома убежала

по утренней росе на дойку молока.

 

Проснулась. Дом пустой. Два веника на кухне.

Нож с вилкой на столе и хлеб под рушником.

Оделась. Вышла в сад. В саду цветы пожухли:

хоть август – днём жара и сохнет всё кругом.

 

Моя сестра живёт в деревне, в старом доме,

а тётка умерла, осиротив жильё.

Общались редко, и – я тётку плохо помню.

Но с Томкой мы родня. В гостях я у неё.

 

Над озером туман. А за туманом фермы.

Отправилась туда – взглянуть на скотный двор.

И к ближней подходя, вдруг услыхала пенье,

как пошленький мотив выводит женский хор.

 

Открыла дверь, вошла… Слегка навозом тянет,

и тёплым молоком, и, странно, но – борщом.

На каменном полу стоят четыре фляги.

В углу лопаты, лом и что-то там ещё.

 

Доярки, все в соку, все, как одна, в халатах,

поют о той любви, что в восемнадцать лет.

А чавкающий такт доильных аппаратов,

мычание коров – их словно просто нет.

 

Им всем – под пятьдесят. Но как они выводят

слова о той любви, когда отброшен стыд!

Поют от всей души, как будто хороводят.

Я слушаю. Смотрю. И в горле ком стоит.

 

Деревня велика… Но в основном всё бабы.

Работают в полях, на фермах, в мастерских.

И платят хорошо, дороги не в ухабах…

А молодёжи нет. Есть с водкой мужики.

 

И вот они поют – четыре бабы зрелых.

Им вместе здесь – легко, а дома жизнь – тоска.

И Томка среди них… и тоже так умело,

задорно так поёт про "милого дружка".

…

 

Прошло лет пять уже. Но хор я этот помню,

туман, зарю в росе, тот запах, в горле ком,

ту искренность души, которой нет огромней,

тех женщин с песней их… И фляги с молоком.