Ты вздрагивала и чесалась...

* * *

 

Ты вздрагивала и чесалась,

Краснея до корней волос,

А дело просто объяснялось:

Тебя томил педикулез.

 

Свою измену ты не скрыла,

На ложь нагромождая ложь,

И лишь Аякса разъярила

( Аякс – моя ручная вошь ).

 

Он в коробке стал буйно биться,

На волю норовя пролезть.

За честь хозяина вступиться

Ему подсказывала честь.

 

“Ну что ж, доверья ты достоин, –

Я рек, открывши коробок. –

Ступай, мой желтобрюхий воин,

И храбро уязвляй порок”.

 

И он за славою манящей

Вскачь устремился налегке,

Стремясь в пленительные чащи

Волос на выпуклом лобке.

 

И потекли за ним колонны

Членистоногих удальцов,

В леса лобка, в ущелья лона

Стремясь попасть в конце концов.

 

И наконец ты утомилась

Укусы яростно скрести

И на колени повалилась

С надрывным возгласом: “Прости!”

 

Что ж, в исправление беглянки

Аякс вложил весомый лепт.

Я сел и на поддельном бланке

Волшебный выписал рецепт.

 

Тебя аптекарь взглядом смерил

Настороженно, как хорек,

Но подписи моей поверил

И выдал с мазью пузырек.

 

С остервенением ладонью

В себя втирать ты стала мазь

И в тучу мерзкого зловонья

Через минуту облеклась.

 

Зловонье вскоре ощутили

В твоем салоне господа:

Они носами закрутили

И разбежались кто куда.

 

И вот теперь в твоем салоне

Не оказалось ни души:

Не выдержав ужасной вони,

Тебя презрели даже вши.

 

И в коробок впустил обратно

Я утомленного бойца…

Теперь отличие понятно

Тебе джентльмена от самца.

 

Не бросил я в пустой квартире

Тебя наедине с тоской.

Найдется лишь в античном мире

Подобье верности такой.

 

Как протрезвевшая менада,

Одна вздыхала ты, скорбя,

Но я вошел, привычный к смраду,

И крикнул: “Я люблю тебя!”

 

Порок, отпугнутый зловоньем,

Тебя уж не коснется впредь;

Мы из сердец вражду изгоним,

Чтоб вместе жить и умереть.

 

Есть верность без конца и срока,

Как ровный жертвенный огонь,

А от измены и порока

Навек нас отделила вонь.