Наш разгул продолжался неделю...
* * *
Наш разгул продолжался неделю,
И, вконец ослабев от питья,
Поутру мы в притоне сидели
На засаленной груде тряпья.
Вы сказали: “Неплохо бы пива”.
Я слегка усмехнулся в ответ.
На тряпье, подбоченясь красиво,
Я сидел, как проезжий корнет.
На ковре я окурок надыбал
И зажег, опаляя усы.
От костюма, в котором я прибыл,
Оставались на мне лишь трусы.
Я стихами стяжал себе славу
В достопамятной жизни иной,
Но сшутили богемные нравы
Нехорошую шутку со мной.
Составляли мои развлеченья
Алкоголь, марафет и кровать,
Потому что, продав сочиненья,
Я не знал, куда деньги девать.
Я писал в куртуазнейшем тоне,
Оттого и в делах преуспел,
Но, застав вас однажды в притоне,
Я к притону душой прикипел.
Челка черная, бледные щеки,
Алый рот, в журавлях кимоно
И весь облик, устало-жестокий –
Облик дивы немого кино.
Я не в силах был с вами расстаться,
Все потери отсель проросли,
И, как грешника в ад, домочадцы
Мой костюм на толкучку снесли.
И штиблеты, и галстук апаша,
Чтоб продолжить сомнительный флирт,
Отдал я собутыльникам вашим,
Для обмена в аптеке на спирт.
Каждой твари там было по паре,
Всех приманивал властно притон:
Бесновался там в пьяном угаре
Полоумный лифляндский барон.
Норовя беспорядок удвоить,
Он с котом танцевал падекатр,
И пытался его успокоить
Опустившийся врач-психиатр.
Там ни в чем не терпели отказу
И любой сокрушали отпор
Летчик-ас, не летавший ни разу,
И хромой отставной режиссер.
Бизнесмены топтались в прихожей,
В страхе слушая вопли и звон,
Но привратник с опухшею рожей
Их заталкивал грубо в притон.
Чтоб питать мне и дальше надежды,
Психиатру я отдал часы,
И остались на мне из одежды
Только чьи-то чужие трусы.
Я напомнил вам с миной игривой,
Хоть слегка отчего-то дрожа,
Что не даст обнаженному пива
Продавец, лицемер и ханжа.
Никуда я отселе не двинусь,
Словно бог, буду силы беречь;
Жизнь людскую, как злую повинность,
Я свергаю с натруженных плеч.
Я, как бог, себе выбрал обитель
И сижу здесь на тряпках нагой,
И притона любой посетитель
Мне подносит стаканчик-другой.
Если ж отрок со мною киряет,
Говорю я в науку ему:
“Нас любовь до того наполняет,
Что все прочее нам ни к чему”.
