Эссе игра

Йохан Хейзинга, «Человек играющий»

 

Знаете ли вы, что неодушевленные детали механизма могут играть между собой? Думаете, глупость? Нелепица? Вовсе нет. Когда мы так говорим, то, конечно, не подразумеваем, что детали бегают друг за другом, играя в салочки – просто выражаем то, что они свободно и легко двигаются между собой. А вот человек, как существо одушевленное, способен мгновенно преобразиться в нечто иное: с легкостью перевоплотиться в тигра или слона, в нищего или императора, - но в отличие от актера это для него не роль, он действительно становится тем самым существом, при этом осознавая, что играет (конечно, если мы имеем в виду настоящую игру, игру в превосходной степени). Следует отметить, что это акт свободной воли: человек сам, без принуждения перевоплощается и устанавливает правила и условия – каркас, который и делает игру игрой, а не хаотическим выплеском эмоций. Свобода – это главное. Если человека принуждают участвовать в игре против его воли, то он не сможет легко перевоплощаться из-за страха что-то сделать не так, и феномен игры пропадёт, а её волшебные свойства улетучатся. Иными словами, чем больше насилия, тем меньше игры. Принуждение разрушает игровую реальность.

 

Итак, легкость и свобода – вот что присуще полноценной игровой деятельности, будь то человек или животное, ибо животные тоже играют и, следовательно, эта способность не принадлежит исключительно нашему интеллекту. Можно сделать предположение, что это инстинктивная деятельность, причем ей отводится главная роль в жизни человека, особенно в период его обучения. Подражая Хейзинге, можно в шутку сказать, что игра является базовым инстинктом homo discipulus - человека учащегося.

 

Ребенок способен из любой деятельности, даже самой серьезной, сотворить игру, и это волшебное качество существует в нем не просто так. Он превращает тяжелое и нудное занятие в интересное. Пусть игра будет сложной и требующей максимального сосредоточения – но в рамках правил, которые он установил сам, он свободен.

 

Все это и многое другое описывает Йохан Хейзинга в своей книге.

 

Постепенно погружаясь в совсем непростой текст, мы понимаем основную мысль: игра, согласно Хейзенге, вовсе не противопоставление серьезному, не инфантильность – ведь есть очень серьезные игры, к примеру, война, которую на вполне законных основаниях можно именовать игрой. Да, она несомненно опасна, полна жестокости, крови, лжи, обмана и коварных интриг – однако как честный поединок, как противоборство двух достойных противников, может являть собой элемент, не побоимся сказать, возвышенный, так как в войне возможно проявление доблести, чести и даже милосердия – достаточно вспомнить эпоху рыцарства или кодекс чести самураев.

 

Вообще, элемент возвышенного в игре очень интересен. К примеру, возьмем религиозные службы. Православный священник старается полностью погрузиться в ритуальное действо, он не просто выполняет обряд, а проживает, проигрывает его внутри себя, и для него события двухтысячелетней давности становятся самой что ни на есть реальностью. И если священнослужителю удается играть по-настоящему – с полной самоотдачей и искренним сопереживанием, полностью преобразится и поверить, слиться, стать со своей игрой единым существом – то он, согласно многочисленным свидетельствам христианских подвижников, способен получить мистический опыт проникновения в суть произошедших событий, стать на самом деле сопричастником тайной вечери (если мы говорим о литургии). Таким образом можно утверждать, что игра для верующего способна служить связующим звеном, ступенькой между ритуалом и чем-то сакраментальным, небесным, духовным. Игра – настоящая, живая, непосредственная, высокая, при строгом, но не насильственном соблюдении её правил и полном погружении в создаваемый образ, ведет человека от, казалось бы, мертвого ритуала к высотам и глубинам духовного созерцания и просветления.

 

Отношения игры и ритуала хочется затронуть особо, так как они немаловажны, и Йохан Хейзинга в своем труде уделяет им огромное внимание. Пользуясь метафорическим языком, можно сказать, что ритуал – это книга, описывающая какое-либо изделие, а игра – некий универсальный инструмент, с помощью которого это изделие можно изготовить.

 

Условно говоря, жизнь взрослого наполнена книгами (и это отнюдь не самый плохой вариант), предписаниями, положениями, условиями и условностями, а жизнь ребенка – искрящейся бурной деятельностью, будь то реальная физическая деятельность или неутомимое воображение. Какие же шаги нужно им сделать, чтобы их пути пересеклись? Ребенок считает, что для того чтобы войти в мир взрослых, ему надо играть с ними в одни игры, максимально правильно соблюсти ритуалы: прямо сидеть, мыть руки перед едой, чистить зубы, убирать игрушки в специальный ящик, говорить «спасибо» и «пожалуйста» и много чего ещё. Причем зачастую ему неважно, что обозначают все эти действия, зачем они нужны – ребенок знает, что взрослые любят точность их соблюдения, и именно так можно заслужить их уважение, стать своим в их мире. А что нужно взрослому, чтобы войти в игровое пространство ребенка? Отодвинуть повседневный груз забот, оставив все важные и неважные дела, выделить время, в которое он не имеет права никуда отходить, находиться на определенной территории и, самое главное, делать вид, что всё происходит на самом деле, хотя и понарошку. Чем больше перевоплотится взрослый, чем больше будет свободен, лёгок и непринужден в своей роли, тем больше доверия он заслужит в глазах ребенка. И хотя правила во время игры могут меняться, их надо соблюдать неукоснительно – игроки не терпят штрейкбрехеров, они вызывают всяческое порицание и осуждение, даже если выбывают по уважительной причине. Это и есть основное правило, формула игры с точки зрения ребенка – пройти её до конца. Взрослым же все эти нюансы воспринимаются как многочисленные непонятные ритуалы, придуманные ребенком для удовлетворения собственных потребностей. Очень показателен такой пример: ребенок просит купить ему в магазине игрушку, чтобы начать новую игру, а взрослому это представляется ритуалом, который теперь придется осуществлять при походе в магазин.

 

Конечно же, когда ребенок вырастает, от многих игр остаются одни только правила, теряется жизненность и новизна, и они превращаются в бессмысленную и бесполезную вещь, наподобие чучела, набитого соломой. Однако способность играть в той же искренней и живой форме, которая есть у ребенка, не умирает совсем, просто для её реанимации теперь недостаточно интересных условий и правил. Требуются особые обстоятельства, величественный ритуал, рождающий веру в чудесное, к которой невозможно прикоснуться без способности к перевоплощению, к Большой Игре. И тут самое время вернуться к религиозной тематике, делая предположение, что религиозные мистерии могут пробудить или возродить в человеке способность к игре. Однако не в инфантильном детском смысле, а в том, чтобы с помощью переживания и проживания стремиться соответствовать высокому образу. Играть так, чтобы стать им и раскрывать или прозревать для себя суть и основу предметов и явлений окружающего мира – то, к чему стремится человек во все времена.

 

Именно поэтому многие секты и различные психологические системы, так популярные в нынешнее время, пытаются с помощью игрового ключа привлечь к себе адептов и заставить человека забыть о настоящем самом себе для полного или частичного его подчинения. И именно поэтому все их старания неминуемо ведут людей к страшным, разрушительным последствиям – депрессии, психическим травмам и даже суициду, так как любое насилие убивает саму суть игры, превращая её в инструмент разрушения личности.

 

Однако вопрос, что же всё-таки представляет из себя игра, так и остается неразрешенным. И если Йохан Хейзинга в своей книге глубоко и основательно описывает то, какой игра может и, скорее всего, должна быть, то ответить на вопрос, в чём её глубинная суть, он предоставляет читателю, вооружая его разносторонним анализом знаний по этой теме.

 

Если мы осмелимся предположить, что у игры есть некая максимальная точка концентрации, её наивысочайшая вершина, полное и стопроцентное воплощение, после которой игра перестает быть игрой, то, судя по всему, это будет сама жизнь – именно в ней человек с легкостью и без принуждения воплощается в самого себя. И доведя мысль до самого предела, находясь практически у края религиозного фанатизма и здравого смысла, можно сделать потрясающие выводы! Если Бог является источником жизни то, следовательно, и созданный им мир Он сотворил играючи.

 

Да, Бог создал мир, играя, но Его игра не шалость или забава, она – акт свободной Божественной воли, которая, как мы знаем, есть любовь. Он, как великий игрок, полностью осуществил собственную игру, имеющую совершенную природу, и она-то и превратилась в нашу реальность. Итак, мы можем сформулировать следующую идею: настоящая игра существует по правилам любви и, реализуя эти правила, она воплощается в жизнь ¬– а для человека, если он до конца следует правилам игры – в жизнь вечную.

 

Отсюда можно сделать еще одно умозаключение: если в игре отсутствует любовь, она, как и всякая игра без правил, превращается в хаотическое бессмысленное действие – сразу же блекнет и исчезает её феноменальная способность: проникать сквозь всю тьму вещей. Жизнь превращается в бесконечную череду неосознанных или непонятных рутинных ритуалов, и в результате становится обыденностью.

 

В любой игре существуют правила, даже в Божественной, но о последней мы мало что можем сказать, так как она выходит за пределы человеческого разума и не поддаётся какому-либо анализу, однако осмелимся сделать предположение, что самой чистой по духу и искренней является игра ребенка.

 

Посмотрите сами: к чему бы ребенок ни прикоснулся, чем бы ни занимался, в каких бы ужасных условиях ни находился, везде и всюду он играет. Предмет его игры – и совершенно скучная стена, и собственный носок, и палец на ноге при отсутствии того самого носка – становится любим и мил, маленький человек старается сделать всю реальность вокруг себя игровой, то есть – любимой, и любовь, как основное правило, преображает окружающее пространство и его самого. Ребенок любит то, во что играет, и стремится с помощью этого облагородить мир вокруг себя. Возможно, для него игра – это акт любви к жизни? Нам это неведомо, детская игра поддается изучению с трудом. Но одно можно сказать точно: если бы взрослый не терял со временем изначальную способность к чистой игре, возможно, наш мир выглядел бы иначе.

 

P.S. «Человек Играющий» Иехана Хейзинги - это живое многогранное исследование феномена игры и потрясающий по своей глубине и скрупулезности труд, интересный и важный не только для специалистов, но и для человека, размышляющего над природой процессов, происходящих в нем самом и в окружающем мире. Книга без сомнения будет полезна каждому думающему родителю, интересующемуся внутренним миром собственного ребенка, а неравнодушному педагогу подарит ценный материал для работы.