В Режансе
За столиком в “Режансе” у стены
Сидела я под звуки тишины.
Был полумрак, шепча, свеча горела,
А я во все глаза вокруг глядела.
Вдруг фартучек мелькнул и старый фрак,
Цилиндр чей-то и чудной колпак…
- Ах, душенька, не отводи глаза, -
Шепча, скатилась по свече слеза.
- Да, что ж ты плачешь все, побойся Бога!
И вдруг кокетливо:
- Нееет, я не недотрога!
- Скорее, Зинка, принеси борща! -
Свеча моргнула, шепотом крича.
Послышался неявный грустный стон
И замелькали вдруг со всех сторон:
Облезлый хвост какой-то иль горжетка,
Блеск хрусталя да грустная кокетка,
Сюртук помятый, чья-то нитка бус…
Высокий слог и утонченный вкус…
А следом скрип, включили патефон,
Мелькнула бахрома, звучит чарльстон…
- Как, вы не знали? В моде русский шик!
- Какой тебе уж шик?! Молчи, старик!
- Что? Баронесса разливает суп?
- Да! И поет по вечерам ваш старый друг!
- Увольте! Нет уж, братцы, извините!
- Как можно? Вы о чем?
- Фи-фи...
- Простите!
- Про тараканьи слышали бега?
- Глупцы!
- Вам может жизнь не дорога?
- Ну, братцы, это временно, конечно!
К весне мы все вернемся к жизни прежней.
И зацветут опять вокруг сады…
Все Красные построятся в ряды
Да… шагом марш!
А вы, и вы, и я
Воскликнем: “Здравствуй, матушка-земля!”
- Не будет этого! -
Шептали кружева.
- Слова, опять слова, одни слова…
И всхлипнули:
- За что нам эти муки?!
И как здесь душно! Скука! Скука! Скука!
Тяжелый взгляд на мне… И наваждение
Исчезло. Подняла глаза в смятении.
Гарсон в горшочке мне борщу подал.
Молчал, смотрел, моргал, опять моргал.
По сторонам взглянула: джинсы, шведы,
Американцы, шорты и беседы…
Портреты с дамами лишь искоса глядят,
Как турки их бефстроганоф едят.
- Скажите, милочка,- шепнул один портрет, -
В пельменях там сметана или нет?
- Не рассмотрю, да, кажется, сметана.
И свёкла главное! Но утверждать не стану!
- А помните тогда-то вместо свёклы
Морковку темную подсовывали! Фёклы!
- Ну так ли важно, милочка, увольте!
Вы право слово… Вы…
- Да что ж?! Извольте!
Я замолчу!
- Нет-нет, вы говорите…
Я лишь хочу сказать…
Вы уж простите…
Ну, в общем, я прошу…
Хочу сказать…
Не стоит во всем пакости искать!
Звенит поднос. “По-киевски” несут,
Лимонной водки стопку тут же льют…
И запотевшая бутылка сразу - в лед!
Графин серебряный… в стакан граненый льет…
И вилка, нож, как прежде, тяжелы.
И стулья с номером, и круглые столы…
И Ататюрк - в углу за столиком. Глядит
Сурово-добрым взглядом. Он сердит?
Из наших никого. Лишь голоса,
Портреты… Свечи… И слеза… Слеза…
Слеза на пианино и стене…
На свечке, на портрете и на мне…
Я плачу, помня, кто обедал здесь.
Их слезы и во мне немного есть.
Я тоже сердце в землю закопала
Поглубже. Чтоб ничто не волновало…
Оно там сотню лет уже лежит…
Гниет и плачет… Плачет и дрожит…
Лишь водки жгучий вкус снимает боль…
Лет десять не пила. Сейчас - уволь!
За столиком в “Режансе” я сидела,
А публика под музыку галдела.
Вертинский пел, казался им чудным…
А мне таким своим, таким своим.
P.S. "Режанс" - ресторан в Стамбуле, в 20-е годы прошлого века буквально стал последней пристанью русской аристократии, бежавшей из охваченного революцией Петербурга.
