Точка невозврата

Миллионом сладостных арф пела тишина… Долгожданная тишина. Сложно даже представить, какое наслаждение может получить человек от самой простой чашки кофе в безлюдном кафе. И была бы сейчас Ольга на 49 этаже блаженства, если бы так беспощадно не крутила все её тело усталость. Эта вымотанность - ответ на вчерашний изнуряющий труд. Сперва офисное рабство, потом домашнее. Все проекты сданы, уборка, стирка, глажка, ужин, завтрак, обед - тоже сданы… Сегодня вечером будет все то же самое - но это только вечером, а сейчас кофе. В голове назойливым шершнем вертятся воспоминания о разговоре со старшим сыном, просидевшим над учебниками несколько часов, так ничего и не сделав. “Мечтами ничего не добьешься в этой жизни”… Кажется, ему совершенно не хочется ничего добиваться. Плохие родители всё сделали за него. У него, увы, всегда всё было. И будет. Потому что был отправлен небесами в семью с говорящей фамилией Лошадовы. Эти Лошадовы тянули свою телегу с конским усердием. Он насмотрелся и не хочет ничего тянуть. Младший тоже не очень знает, чего он хочет. У отца семейства свои проблемы. И у Ольги был целый огромный вечер, чтобы решить все их вопросы, дать им все, что у нее есть: идеи, мысли, чувства, тело. А сейчас она, распятая, пила кофе и думала, почему у нее болят не только все мышцы тела, но также какие-то несуществующие мышцы мозга и все нервные окончания, кажется, тоже болят.

Измученными пальцами дотянулась до телефона, отправила хвалу его создателю за то, что ни один мускул не пришлось напрячь при его открытии, лениво залезла в Фейсбук: уставший мозг приготовился к короткому пустому времяпрепровождению в ленте. На стене первой появилась фотография какой-то огромной деревенской тетки - не то чтобы очень полной, но… слишком было много на ней всего: невероятной величины раздутые выцветшие шаровары, какой-то бесконечный платок, натянутый по самые брови, при этом сидящий косо и жутко уродовавший её, кошмарная длинная кофта, а сверху еще и жилетка. Вокруг были вспотевшие голые дети, разбросанные по земле вещи, мусор… Подумалось, что ей должно быть очень жарко во всем этом многочисленном тряпье. Женщина, улыбаясь, протягивала в камеру чай, всем своим видом демонстрируя невероятный кайф. “Откуда у меня такие друзья?” - вяло щелкнуло в Олином мозгу. Имя женщины привело в ступор. Нуртен? Мозг попытался включиться в работу, заводясь медленно, рывками, как старый трактор. Итогом этой мучительной судороги стала выданная им картинка юной девицы из турецкой деревни - родственницы мужа. “Наверное, её мама”, - подумала Оля. Мозг сделал еще одно усилие над собой и в качестве протеста выдал мутную картинку мамы Нуртен. “Не она!” И упрямо вернулся к картинке юной Нуртен, намекая на схожесть. “Неееет!”, - Ольга спорила с собственными воспоминаниями, привлекая на помощь логику.

С Нуртен они виделись лет 8 назад. Это была очень светлая юная девочка, веселая и счастливая, влюбленная в книги (чем очаровывала еще больше), рассуждающая разумно и свежо. Они тогда семьей ездили навещать родственников и наслаждались деревенским бытом, колоритом, простотой и приветливостью жителей, их невероятным гостеприимством. В тот визит Ольгу утомило только её собственное неумение вести беседы на простые темы об урожае, здоровье, детях. Муж справлялся куда лучше. А Нуртен была находкой тех дней - Олиным выдохом. Она тоже говорила об урожае, новой корове, купленной папой, но как-то шире и интереснее, с волнующими и впечатляющими деталями. Тогда Оля была восхищена этой по-турецки очень красивой девочкой, а еще больше её интересом к книгам.

Ольга снова посмотрела на фотографию. И посмеялась над собой. За 8 лет никто бы не смог так измениться и прибавить к возрасту вне всех законов времени хороших лет 20-30. Наверное, какая-то родственница, просто слегка похожа. А может и не похожа вовсе. Палец погрозил мысленно мозгу за шутки и уже завис в готовности сделать отмашистое движение, чтобы полететь дальше по ленте. Но мозг в ответ показал свое главенство. И палец, изменив траекторию движения, уже слабо упрямясь нажал-таки на имя Нуртен, переходя на её страничку. Нажал и пополз по страничке вниз.

Мозг выдал несравненное:

- Оля абла, а возьмите меня с собой в Стамбул!

- Поехали, только, конечно, нужно договориться с родителями.

Переговоры были не очень успешными. Никто не высказался против, хотя порыв был задут, как свеча, фразой: “Че спешить-то, вот соберешься спокойно. Мы тебя сами и отвезем”. Они с супругом буквально через день после этого разговора умчались из душного и тихого турецкого прованса в свою суету сует. Оля еще пару раз бросила Нуртен сообщение “Когда ждать?”, через месяц позвонила. Внятного ответа, как и стоило ожидать, не последовало. Еще через пару лет искали сотрудницу на ассистентскую должность в офис, хотелось кого-то, кому можно было доверить все и вспомнилась светлая Нуртен. Ольга позвонила. Нуртен говорила каким-то ненуртеновским голосом что-то ненуртеновски странное. Речь шла о женитьбе, о женихе, папином и её выборе, который “не как тот, о ком говорит папа”.

- Нуртен, стоп, трпппппу, - воскликнула в изумлении тогда Ольга Лошадова, забыв, что это она лошадь по натуре, а не её собеседница, - Какое замуж? Тебе сколько лет? Я понимаю, что 18 и что уже можно. Но это возраст - не замужества, а учебы, становления на ноги. Как же твои планы приехать учиться в Стамбул? Книги? Что с тобой?

- Книги никуда не денутся, а Стамбул… Вот если разрешит папа выйти не за Мехмета, а за Ахмета, мы вместе переедем в Стамбул.

- Зачем, чтобы приезжать в Стамбул, выходить замуж? Приезжай к нам. Живи сколько хочешь. Будешь учиться и подрабатывать. Я помогу. Присмотрю за тобой, если что”.

- Ой, спасибо, Оля абла, вы такая хорошая, но вот Мехмет…

Оля тогда совершенно ошарашенно решила, что это какой-то непонятно куда переходный возраст, и вскоре эта история стерлась из памяти. Её вытерли насыщенные событиями, трудом и новыми эмоциями дни.

Палец полз по стене Нуртен. Сомнений в том, что на той первой фотографии была она уже не оставалось. Это было какое-то странное превращение незнакомой, но очень типичной жительницы среднего возраста турецкой деревни в нетипичную юную смышленую деревенскую красотку. Оля искала ту точку невозврата, после которой все эти изменения начались. Что это? Наверное, этой точкой была свадьба. Они тогда не смогли поехать. Но Оля видела свадебные фотографии Нуртен. Мозг еще не настолько проснулся, чтобы выдать их самостоятельно и Оля безустанно спускалась по стене вниз. Это был невероятно интересный спуск. Сперва с фотографий исчезла жилетка, потом бесформенные шаровары обрели какое-то подобие формы, растянутая кофта начала приобретать облик блузы, платок из серого тряпочного двинулся в сторону цветастого синтетично-шелкового. Объемы самой Нуртен уменьшались и уменьшались, и скоро Ольга уже четко узнавала острый носик, яркие глаза. Вместе с объемами на фото уменьшался и ребенок, который нередко появлялся на “селфи” вблизи Нуртен. Все еще крайне уставшая, но возбужденная увиденным Оля пролистала все связанные с возрастом ребенка традиционные мероприятия: первый шаг, первый зуб, Коран…

В целом, кроме превращения не Нуртен в Нуртен на фото не было совершенно ничего примечательного. Чаще всего встречался чай, женские посиделки или, как это здесь называется, “гюн", пару раз встретилась мужская спина - видимо, муж. Все! И вот, наконец, свадьба. Похоже, самое яркое событие стены, а значит, и жизни “не Олиной" Нуртен. Белое платье - всё в каких-то невероятно мерцающих стразах. Оно, будто, было призвано мерцать так ярко, чтобы сразу отмерцаться за все предстоящую тусклую жизнь. Когда Ольга познакомилась с Нуртен, та не покрывала голову. Её мама тоже не была женщиной закрытой (платок набрасывала иногда и крайне небрежно, просто как дань традиции). Впрочем, Ольга никогда не была противницей покрытых голов. Её куда больше огорчали те шоры, которые появлялись вместе платком. Она никогда бы не позволила себе выступить против чьей-то веры, но её раздражало, когда покрывали платком не голову, а сам мозг. “Если бы Аллах хотел, чтобы вы не использовали мозг, он бы просто вам его не дал”, - возмущалась она,- “Коран, как и Библия, начинается с призыва к чтению, подчеркивает важность книги и слова! А значит образования!”

Вдруг Ольга на секунду застыла. Её собственный мозг болезненно воспалился новой мыслью. “Она, эта Нуртен, улыбается широко и счастливо на всех фотографиях! И улыбка эта выглядит искренне!” - Оля с надвигающимся ужасом, медленно двигая пальцем, перешла на свою страничку. Личных фото было немного, пришлось вместо страницы сразу пойти в отдел фотографий. Нажав “показать все” она увидела печальную картину своей жизни. Ольга Лошадова - загнанная лошадь мегаполиса, успешная и вполне себе эффектная женщина - улыбалась на фото натянуто, раза… три. Улыбка мало была похожа на искреннюю улыбку Нуртен. Скорее какая-то вымученная гримаса. “Я просто не люблю как я выгляжу на фото, когда улыбаюсь”, - попытался оправдаться мозг. “Тогда напомни, когда ты искренне улыбалась без фото,”- воспротивился он же. “Да вот, как же, ну совсем вот недавно”, - упрямилась Ольга, но память не спешила подкрепить это утверждение ни одной убедительной картинкой…

Стамбул, Турция, 2017