Марина Цветаева - Безмерность (эссе-исповедь спустя век)
08 октября 2017 года, Марине Ивановне Цветаевой исполнилось бы 125 лет.
Для меня Марина - это целый Мир. Зима 1988 года стала, как потом оказалось, переворотной в моей судьбе. Новогодние каникулы принесли с собой череду событий, которые в корне изменили мою жизнь. В один из вечеров той зимы, с которого и началась череда этих событий, я бежала домой, на ходу застёгивая пальто, а в голове, не пойми откуда взявшиеся, звучали строки:
"С большою нежностью — потому,
Что скоро уйду от всех, —
Я всё раздумываю, кому
Достанется волчий мех,
Кому — разнеживающий плед
И тонкая трость с борзой,
Кому — серебряный мой браслет,
Осыпанный бирюзой…
И все записки, и все цветы,
Которых хранить невмочь…
Последняя рифма моя — и ты,
Последняя моя ночь!...".
Однажды я прочла их в одном из "цитатников" со стихами, которые вели девчонки моего поколения. Эти общие тетрадки с любовно вклеенными в них розочками и фотографиями известных артистов, взятыми из журнала "Работница", передавались из рук в руки под честное слово быть не испорченными и возвращёнными в срок, так как уже следующая подруга ждала своей очереди, чтобы взять на время заветную тетрадь. Понравившиеся стихи переписывались, на свободные от текста места вклеивались розочки и "цитатники" ходили по рукам. Это было замечательное время пробуждения первых чувств, время открытий, время мечтаний. И вот, однажды, я прочла этот стих, влюбилась в его строки и заучила их наизусть. Ни автора, ни года написания под стихом не было.
И вот я бегу домой, а в голове звучат эти строки. На следующий день, едва дождавшись рассвета, я понеслась в маленькую уральскую школу в надежде найти там библиотекаря. И, на моё счастье, библиотекарь и по совместительству учитель русского языка и литературы оказалась на месте. Мы разговорились и я рассказала ей о том, что давно люблю строки неизвестного поэта, прочла своё любимое стихотворение на что получила информацию, что эти строки принадлежат перу поэтессы Серебряного Века Русской Поэзии Марине Цветаевой. Тогда это имя, как и само название "Серебряный Век" мне мало что сказали. Учительница дала мне единственный, имеющийся в школьной библиотеке, томик стихов Марины Цветаевой. Я поблагодарила её и также быстро, как прибежала в школу побежала домой - открывать для себя Мир Марины.
Для меня та зима пролетела незаметно. Вечерами я забиралась с ногами на кровать, опиралась спиной на тёплую стену, с обратной стороны которой была печка, слушала треск догорающих поленьев и открывала заветный томик.
"...Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я - поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти
- Нечитанным стихам! -
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед...".
Разве тогда я - наивная и мечтательная тринадцатилетняя девчонка, для которой бескрайний мир только открывался - могла понять всю глубину этих строк? Нет. Я просто жадно впитывала в себя каждое слово, каждую фразу, каждый знак препинания. Стихи Цветаевой завораживали, очаровывали и увлекали в другой, совершенно не знакомый мне тогда мир. Мир стихов Великой Марины.
"...Пока огнями смеется бал,
Душа не уснет в покое.
Но имя Бог мне иное дал:
Морское оно, морское!
В круженье вальса, под нежный вздох
Забыть не могу тоски я.
Мечты иные мне подал Бог:
Морские они, морские!
Поет огнями манящий зал,
Поет и зовет, сверкая.
Но душу Бог мне иную дал:
Морская она, морская!...".
Во мне зарождалось неведомое доселе чувство, названия которому, ввиду своей неискушённости, я тогда не знала. А события, изменившие мою жизнь, продолжали происходить. Пришло первое разочарование в людях. Пришёл первый страх. Пришла первая боль...
"...Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала - тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти - слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь - могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, -
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
- И пусть тебя не смущает
Мой голос из под земли...".
Мой мир менялся. Яркие краски сменялись полутонами, правда - недосказанностью "во благо", открытость - замкнутостью. В ту зиму я находила спасение в компании стихов Цветаевой. И вот, когда первые весенние лучи пробуждали уральскую землю от зимней спячки, под звон капели во мне пробудилось чувство, которое с годами росло и наполняло мой собственный мир, вход в который я закрыла для посторонних. В одно раннее, воскресное, весеннее утро я вышла во двор и закричала: "Я ЛЮБЛЮ ВАС, МАРИНА!!!". Залаяли соседские собаки, ранее пугавшие меня своим страшным оскалом. Но я уже ничего и никого не боялась. Марина дала мне силы жить дальше. Она вдохнула в меня жизнь. Странно, но именно те ЕЁ стихи, которые дышат фатализмом придали мне уверенности, дали надежду, подарили крылья. И я полетела в огромный и многогранный мир - Мир Поэзии, который мне открылся в ту зиму. В этот мир меня привела САМА МАРИНА.
Я стала писать стихи. Первые, смешные, наивные, нестройные стихи про доблесть, отвагу, честь, про любовь. Любовь ко всему миру. Но особое место занимали стихи-письма Моей Марине.
И рук твоих фарфор,
И вен иссякли реки.
Зачем застыл твой взор,
Ушла в века... Навеки.
И хладность губ твоих,
И тело без движенья...
И вновь пишу я стих,
Душа болит. Прощенья...
Прости, что так люблю,
В жилетку часто плачу.
Что том твой тереблю,
Что не могу иначе.
Прошу, прости меня,
Что из времён мы разных.
Что не зажгла огня,
И что живу меж праздных.
Сегодня честь - товар,
Представь - ведь покупают.
Теперь за слово Дар
Лишь цену назначают.
Конечно же не все
Такие, как пишу я.
Да просто о тебе
Скорблю, пишу, тоскую...
Я выливала на бумагу, так чтимую и уважаемую ЕЮ, все свои чувства. Выливала мелким почерком, стараясь как и Марина, экономить тетрадные листы. К бумаге у НЕЁ было особое отношение. Даже в нищете единственным богатством для Марины оставались листы чистой бумаги.
"...Я — страница твоему перу.
Всё приму. Я белая страница.
Я — хранитель твоему добру:
Возращу и возвращу сторицей.
Я — деревня, черная земля.
Ты мне — луч и дождевая влага.
Ты — Господь и Господин, а я —
Чернозем — и белая бумага!...".
Дописав первую тонкую тетрадь я с удивлением обнаружила, что в мой мир вернулись яркие, недосказанность уступила место правде и я снова стала открыта миру. И вот, по прошествии многих лет, я могу сказать, что из всех чувств, когда либо зарождавшихся во мне, единственным большим, цельным и настоящим осталась любовь к Марине. Моей Марине.
Простите, что безумно вас люблю,
И что лишь вами грежу я ночами.
Едва коснусь вас - душу исцелю,
Поникшую, с дрожащими плечами.
Простите, что не смыслю жизни я,
Без вас. В разлуке словно умираю.
Палач вы мой, как впрочем и судья,
Пред вами я колени преклоняю.
Простите, что тревожу вас в тиши
И нарушаю ваше единенье.
Не совладать мне, так вы хороши,
И мною движет только вожделенье.
Душой и сердцем с вами говорю,
Хоть в вас все человечества пороки,
Простите, но я вас боготворю,
Сильнейшие Цветаевские строки.
Почему моей - спросите вы? Потому, что для каждого человека Марина Цветаева открывается по-особенному. И, если ты однажды полюбишь ЕЁ, полюбишь искреннее, трепетно, самозабвенно, то ты пронесёшь это чувство сквозь всю свою жизнь. Потому, что, по моему мнению, не любить ЕЁ невозможно...
С Днём Рождения, Великая Марина!!!
На снимке Марина Цветаева, 1914год.
