Экзистенциальное.

Говорят, в двадцать лет надо быть лёгкой.

Говорят, надо весело смеяться, ходить на дискотеки, целоваться с парнями,

ловить скидки в Л’Этуаль, заказывать чизкейк с айриш кофе,

не знать о смерти.

Говорят, в двадцать лет надо…

Разве можно смеяться, когда твердь под ногами исчезает, а ты весь – немой, сконцентрированный ужас?

Разве можно смеяться, когда твой коллега, пару лет назад окончивший престижный вуз, никогда не был в Третьяковке, а сидящий рядом с тобой в метро старик никогда не ел досыта?

Разве можно смеяться, когда умерший на операционном столе пациент – чей-то сын, отец, муж?

Разве можно смеяться, когда в мире существует беспросветная боль, от которой не спасают никакие лекарства?

Разве можно смеяться, зная, что причина этой боли – ты?

Разве можно смеяться, когда старшеклассники сально ухмыляются тебе вслед, видя исключительно кусок мяса?

Разве можно смеяться, когда ты точно знаешь, что в эту самую минуту, где-то далеко от тебя, кого-то бьют, зло и больно?

Разве можно смеяться, зная, что тебя любят не за внешность, нет, но и за тело в том числе, за здоровое и сильное тело, с парой рук и ног, за тело, которое не рассыпается от любого неосторожного движения, за тело, от которого не пахнет ржавчиной и землёй, за тело, которое абсолютно нормально?

Разве можно смеяться, зная, что тысячи людей лишены такого тела?

Разве можно смеяться, когда ты открываешь в мобильном телефонную книгу и понимаешь, что тебе некому позвонить, чтобы рассказать об этом?

Это длится всего мгновение. Но этого мгновения хватит на тысячи книг.

Говорят, в двадцать лет ничего не надо.