Есенин

I

 

Я отныне не стану плакать,

я и так уж ни мёртв, ни жив.

Золотые огни заката

утонули в промозглой лжи.

 

Мне так грустно в такую пору,

хоть бери и на части рви

свою душу. И над простором

до утра, словно зверь, реви.

 

Но я больше не буду плакать,

потому мне осталось лишь

прятать слёзы в цветенье мака

и смотреть на огонь вдали.

 

По кому он, бездумный, светит?

Не по мне ли? Ведь с давних пор

всё, что есть во мне, верно метит

на пустующий косогор,

 

под которым меня похоронят

далеко от знакомых мест.

И застынет в моих ладонях

тихий вздох и застонет лес.

 

Встрепенётся от сна собака,

что была мне последний друг.

Но я больше не буду плакать.

Лишь смеяться. Пока умру.

 

II

 

Что-то стал я печален шибко,

свою голову к сердцу склонив.

Заиграла чуть слышно скрипка

незнакомый восточный мотив.

 

Я устал свою бедную душу

волочить из притона в притон.

Чем я это теченье нарушу,

где спою по себе канон?

 

Захудалая степь. Дышат кони

и хрипят на кровавый восход.

И в любом их предутреннем стоне

слышу я свой забитый народ.

 

И пускай его дух не разбудишь -

мне с таким по пути привелось...

И здесь хочешь-не хочешь, а будешь

испивать с ним крещенских рос.

 

Только как полюбить отчизну,

подарив тень улыбки лицу,

если в каждом цветении жизни

есть уже притяженье к концу?

 

III

 

Зашумела дорога из мака,

словно песнь завела обо мне.

И осенняя города слякоть

остывает в моем вине.

 

А ты помнишь, как все было ново

в отражении первых звезд?

Я тогда свое каждое слово

заплетал тебе в цвет волос.

 

Все прошло. И шальные годы

опочили со мной в тиши.

Опрокинулась под небосводом

наша прежняя звонкая жизнь.

 

Отыскала ли ты другого?

Смог ли я утонуть в другой?

Отзвучит ли любовью снова

для кого-то из нас прибой?

 

Отгорим ли мы новой болью,

или смерть бывает лишь раз?

Подступает луна к изголовью

и стекает сентябрь из глаз.