Воспоминания того дня

Месть подаётся уже остывшей, боль рвётся пламенем из груди. Я не был смелым с тобой проститься, я не был смелым тебя спасти. Сердце болит и глаза слезятся, чёртов две тысячи третий год дал мне так много простого счастья, чтоб отобрать навсегда его. Я отношу тебе незабудки и представляю: ты прямо здесь. Знаешь, я думаю, те ублюдки точно мою заслужили месть, стали успешными (как иначе), здорово жили тринадцать лет. Я наконец-то могу дать сдачи.

 

…но тебя рядом со мною нет.

 

И правосудья, похоже, тоже: детки богатых — как их судить? Я ненавижу весь мир до дрожи, только тебя я могу любить. Семь человек (человек ли? тварей) живы по-прежнему, только ты… Твой светлый образ мне не оставить, я так боюсь этой пустоты. Мы бы гуляли с тобой как раньше, слушая музыку и смеясь... Вот, я считаю их всех на пальцах: сволочь, подонок, ублюдок, мразь…

 

Воздух ночной ударяет в уши, маска и кепка, велосипед, песня, которую я заслушал, город, перчатки, погасший свет. В баке с водою уже два тела, я не могу повернуть назад.

 

…как же легко завершили дело, никого даже не наказав.

 

Я обещаю, что буду сильным, я раньше думал, что так нельзя. В тесной квартирке моей стерильно, я не намерен жать тормоза. Жизнь подарила так много счастья тем, кто заставил тебя страдать. Непобоявшие надругаться, как же боитесь вы умирать. Нож режет остро и ранит больно, кровь омывает собой ковёр, я буду вечно в тебя влюблённым, он будет вечно носить позор.

 

Вот, из семи их осталось двое, я тронул тех, кто был ни при чём. Главный закон: мне не стать героем, если собрался быть палачом. И если надо мне быть жестоким, я обнажу все свои клыки, ведь я не суд — не имею сроков, помню лишь лёгкость твоей руки, как улыбалась, как ты рыдала, как ненавижу я чёртов мир! Мне не сумела позволить слабость даже сказать, что тебя любил.

 

Я просчитался в какой-то части, мне остаётся ловить момент, на мотоцикле несусь по трассе мимо машин, сквозь сигнал сирен. Рано меня подвела смекалка, я не могу далеко уйти. Фары машин ослепляют.

 

…жалко, что не сумел я тебя спасти.

 

ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ * * *

 

Белые стены, убийца в коме — так себе сказочка и сюжет. Вскоре очнувшись, совсем не помню список своих ненавистных жертв. Люди приходят ко мне в палату, я ведь под следствием (почему?), подозревающе-грубоваты, словно я их обмануть могу. Вот мне приносят альбом и фото, передо мной хоровод страниц, лиц незнакомых. Узнать кого-то я не могу, ни одно из лиц, но я листаю опять и снова. Сердце с катушек: знакомый взгляд, фото из школьных твоих альбомов (ты не успела их обогнать). Чёртова память влетает жёстко. Как же вот так? Почему всё так? Ты умерла, умерла подростком, я даже с местью попал впросак. Слёзы водой обжигают щёки, фото сжимаю твоё в кулак, наше прекрасное столь далёко, я бы хотел всё вернуть назад. Ты меня лечишь от амнезии, ты заражаешь меня собой. Да, мои действия были злыми, но неужели и я был злой, если хотел наказать ублюдков, если я принял свой вечный бой? Мрази считали весёлой шуткой то, что творили в тот день с тобой.

 

Я убегаю из стен больницы, я приношу для тебя цветы, я не решаюсь с тобой проститься (дальше не знаю, куда идти). Память ломается на фрагменты: передо мною твоя спина, чёрные волосы, форма, ленты… Но от кого ты бежишь? Куда?

 

Я снова пойман, я за решёткой, жалкий и незавершивший месть, я помню день тот безумно чётко: там нет меня, но ты — есть. Два из семи до сих пор живые, сердце горит, но глаза пусты, ты можешь вылечить амнезию, но как быть с той, чья причина — ты? Вот, собирая всю память в пазлы, я вспоминаю жестокость дня, и я сбиваюсь со счёта мразей, потому что седьмой

я.