Случалось мне многое в жизни, а такого давно не помню. В аккурат в воскресенье уважили. Не кто-нибудь, сам Иван Тарасович – директор наш – с утра домой заявился.

- Петрович, - говорит, - спасай! Завтра делегация, а бригада не справляется. Вопрос политический, Петрович. Мэр шкуру спустит! Помогай…

Я, конечно, никогда не откажу. Закалка такая рабочая. Да и знак вчера был – внучка про физику спрашивала. Женихается уже…

«Дед, - говорит, - нам про mg2 задали. Посидишь со мной?...»

Почудилось знакомое, а вспомнить не могу. Не очень-то я в этой физике, но разве внучку обидишь. «Скорость свободного падения, МЖ в квадрате» какая-то, говорит. А я что! Я только с одним падением знаком – по работе…

Думаю: «Пойду. Директору как откажешь! Да и Санька поспрашаю про эту МЖ».

Вообще-то смена не моя. Осенью разменял шестой десяток, пенсию оформляю. Только без работы нынче никак. Скучно, во-первых. А во-вторых, лишняя копейка, она никогда на самом деле не лишняя.

Собрался, пошел…

На улице хорошо. Март уже. По дорожкам да по канавам всяким вода журчит, мысли навевает. Отца что-то вспомнил. Тот всегда говорил:

«Запомни, Семен: наша оборона могуча и крепка! Потому противник ее по всему фронту атакует, и ты всегда готовым быть должен…»

Санек у нас в бригаде – молодой еще пацан совсем – со второго курса поперли его прямо в жизнь. Как заведем разговор про это, так он смеется, стервец:

«Петрович, - говорит, что ж при такой могучести и крепости, оборона ваша так часто рвется?..»

Вот и теперь, думаю, прорвал ее противник. Перехитрил, значит, наших стратегов. И надо же, чтобы так, в воскресенье! Субботник какой или что, они добровольно. А здесь целая революция – нежданно-негаданно и в ружье!..

Серьезный нам противник попался – любую оборону прорвет.

Пришел я аккурат к разгару. Путь-то не близкий, на самой центральной площади работали. Городской туалет – сортир, по-вашему, - открывали.

Дело полезное, общественное. Без нашего объекта народу никак. Да и казна полнее будет. Там и сауна, и бар, и киоск торговый – все муниципальное, платное. А для тех, кто на пенсию живет, отделение подешевле. В нем мы, значит, и работали…

Захожу на объект… Ну хоть стреляй без подготовки!

Тарасыч уже здесь, и рядом Мэр с иностранцами этими…

А Сангек, значит, последнюю чашу ставит. Да вижу, неверно ставит – ногами взад.

Осерчал я за гордость рабочую, не сдержался, прикрикнул на него:

- Что ж ты, - говорю, позоришь державу нашу? Разве человек на точке должен задом к людям сидеть? А вдруг кто знакомый пройдет?.. Ну-ка!..

Покряхтел я, покряхтел, да и переставил с Саньком чащу. Вот голова содовая! Перед человеком всегда пространство должно быть, ему на мир глядеть надо. А он его к стенке мордой!

Огляделся. Вижу, Саныч не подвел – они с Саньком тезки – верно чаши поставил. У того закалка наша, комсомольская. Он в тресте всегда по общественной части: собрания всякие или бумажки раздать…

И тут я слабину дал, не учел момента – начал Санька уму-разуму учить. С молодежью оно как: ее упустишь – и пропадет парень, сразу голова набекрень и рук ни к чему приложить не смогут. Нынешние все больше на головы налегают, предметы всякие умозрительные изучают, от жизни оторванные. А в нашей профессии в предмет головой нельзя, только руками…

Я ему и говорю:

- Ты, Санек, в бригаде не долго еще, смысла не понял. У человека самое нежное сзади, он его прятать должен – к стене, значит. Кто же видел, чтобы слабое место вперед выставлять!

А голова всегда должна смотреть – опасность всякую примечать. Глазу простор нужен. Зачем, думаешь, кабинки делают? Чтобы сбоку никто незащищенное не повредил, а вперед чтоб чисто было. И приборы различать надо. К примеру, чашу эту – «Генуя» называется – ее всегда ногами вперед ставят…

Санек сначала оправдывался:

- У любого человека, - говорит, - ноги сзади. Вот я и ставил!

- Чудак ты! Сзади – когда просто ходят. А когда что жизненно важное, радикальное – тогда вперед. Во сне, например, или когда несут…

- Куда несут?

- Вот поросль зеленая! Туда и несут – в землю.

Тут и пошло самое!..

Санек-то наш парень бойкий, за язык тянуть не надо. Обиделся, что я его не только руками, но и головой поборол. Возьми и брякни:

- Видел я вашу «Геную»!..

И женщину ненароком вспомнил…

Мэр как глазами стрельнет! Чуть не прожгло меня, хотя во влажности стояли. Тарасыч подскочил и давай руками нас задвигать в сторону, чтобы, значит, от иностранцев этих подальше.

Я ему говорю:

- Ты, Тарасыч, на меня не серчай. Хоть и плохо вышло, а басурманы эти все равно по-русски ни бельмеса. Откуда им знать, что такое «Генуя»?

Только я сказал, а один из них… Низенький такой, в черном пальто, - сразу мне не понравился… Подбежал и как залопочет по –нашему:

- Си! Си! Генуя аморе!

И соседку свою чуть не за грудь хватает.

А та в ответ:

- Ля мур! Ля мур!..

Вот народ! Санек женщину вспомнил легким словом, так ему простительно – дело молодое. А этот – мужик уже. Зачем руки распускать при всех? И слова такие: «Си! Си!» Как будто мы не знаем, что у бабы из груди растет! За это при теперешней демократии можно и срок схлопотать.

Та-то сразу раскудахталась: «Мур! Мур!» Не знает, дурочка, что «Мур» только в Москве, а в провинции их просто ментами кличут.

Тарасыч нас теснит, а меня заело. Мало того, что этот чернявый женщину оскорбляет, так еще и слова правильного не может выговорить. И чего язык коверкает? Неграмотный, что ли?

А самого любопытство взяло. Кричу из-под руки Санычу:

- Откуда, скажи, басурманы про чашу нашу сантехническую знают?

Неудобно Санычу из под рукава директорского. А все равно вывернулся, ответил.

- Это, - говорит, - город у них такой, Генуя.  На море, значит. Еще Венеция есть, там по каналам гондолы плавают.

А чернявый опять свое:

- Си! Си! Гондолы!..

До чего безграмотный народ! Дикий. Никакой культуры!...

Затер нас Тарасыч в конце концов. Оттеснил в подсобку и дверь закрыл. Чего делать-то теперь, не знаем.

Саныч заскучал:

- Теперь, - говорит, - до вечера сидеть будем. Пока в баре посидят, пока в сауну сходят…

Мне обидно. Мало того, что воскресенье, так еще и взаперти! Я и приложил слово – по-нашему, по-рабочему…

А Саныч говорит:

- Ты, Петрович, не возмущайся. Дело важное. Мы же в рынок ихний идем. И наш объект, почитай, в городе самый важный, потому что коммерческий…

Тут Санек прорезался:

- Да чего они? В своих сортирах платных не насиделись?..

А Саныч – вот что значит человек политический, - доходчиво ему объяснил:

- Нам в кружке комсомольском еще доводили. Когда фронты державы нашей еще не были так крепки – в Гражданскую, значит, - главный их иноземец заманил в ловушку бойца молодого и пытал.

«Отвечай! – говорит. – Где и в чем ваша главная тайна? Почему, когда у вас запоют, у нас откликаются? Может туннель какой у вас под морями выкопан?..»

Не сказал ему боец молодой. С тех пор иноземцы и пытают нашу тайну…

- Да он и не знал, поди!.. –  вставил Санек.

- Ага. Тебя, балбеса, из института поперли, так ты всех под себя ровняешь! – осадил его Саныч. – Вот я на Сахалине был. Там, говорят, туннелей этих под морем!... А еще, говорят, под Амуром есть и в Карпатах… Видать с тех пор не зарыли. Оттого иноземцы язык русский знают и отвечают на разговор наш. Восемьдесят лет искали. Нашли, видать, туннели-то…

А Санек опять, стревец этакий:

- Нашли, нашли! Не сомневайся, Саныч. Я точно знаю. Каждый день в наших колодцах ихние итальянские гондолы вылавливаю…

И как брякнет:

- Уйду я от вас, мужики. Подам в институт на восстановление.

Обидно мне стало за рабочую профессию, но я креплюсь.

- Ты, Санек, верно поступаешь. Время сейчас радикальное…

- Ради чего? Ради чего?..

Срезал он нас. Прямо в самое больное – в смысл!..

- Вот от этой вашей ради-«кальной» жизни и уйду…

Странный разговор получился. Я и забыл спросить Санька про эту mg2…

Выпустили нас только к вечеру. Уже темно было.

Выхожу…

А сверху как ударит светом! На объекте нашем, на всю центральную площадь сверкает огромное неоновое «МЖ».

Дурак, думаю, старый! Знакомое почудилось, а не вспомнил. Такое вот МЖ случилось, прямо в квадрате…

Премию Тарасыч так и не дал. Припомнил, видно, гондолы итальянские.

Верно отец говорил:

«Запомни, Семен: наша оборона могуча и крепка! Потому противник ее по всему фронту атакует, и ты готовым быть должен…»

Только знаю, что такой фронт никто не удержит, потому что противник нам достался серьезный. Самый главный противник – ЖИЗНЬ!...