Это сделал я, я!

Машины стали для нас всем, они заменили нас в работе, любви, творчестве, в каких-то безумно сложных или грязных делах и, конечно, в быту. Человек, этот венец творения, достиг своей всегдашней мечты - быть на Земле богом и нахлебником одновременно, была утолена его жажда ничегонеделания: ничего неприятного, противоестественного, препятствующего внутренней человеческой гармонии, духовному росту и развитию.

 

Да, поначалу освобождённые от тяжёлой физической работы и борьбы за выживание, люди, пытались найти себя в духовном совершенствовании, но позже, жажду духовности почему-то заменила жажда внешнего самосовершенствования.

Люди превратились в некие купающиеся в эйфории существа, неспособные на поступки, мгновенные действия и быстроту реакции, у них осталась лишь одна способность - наслаждаться и потреблять, и бесконечно менять фрагменты внешности.

 

Такова же была и официальная политика правительства - "Получай удовольствие, остальное сделают машины. Наслаждайся "по полной", мы так долго к этому шли! Мы бесконечно воевали, голодали и работали, так что сейчас, когда, наконец, всё в прошлом, осталось лишь насытиться плодами симбиоза гениальных учёных и автоматики".

 

С другой стороны, что ещё оставалось человеку?! Наступила эра идеальности. Леса разрослись, воздух стал чист, вОды тоже, людям стали доступны любые блага. Были изжиты такие негативные качества, как зависть, жадность, мстительность. Не было преступности, полиция существовала ради "галочки".

Даже неразделённая любовь осталась в прошлом, каждый мог заказать себе любимого андроида по образу и подобию того, кого желал.

 

Нам было по пятнадцать. Недалеко от нашего дома располагался институт красоты, естественно, управляемый автоматикой. Он представлял из себя огромное здание с прозрачными стенами-окнами, напичканное новейшими компьютерными разработками. В качестве привлечения клиентов, операции демонстрировались в открытом доступе. Каждый желающий мог лицезреть сквозь стекло, прямо с улицы, как "тюнингуют" людей, заменяют им одни отжившие или попросту надоевшие части тела на другие, более здоровые или красивые, или жутко модные в этом сезоне, по мнению апологетов высокой моды.

 

Мы с Гарри бегали туда по вечерам, когда действо внутри напоминало какой-то праздничный, роскошный спектакль. В здании ярко зажигались огни, становилось светло как днём, звучала чудесная музыка, настраивающая на поразительную душевную гармонию, и начинался балет машин. Я всегда называл это шоу балетом - тысячи чувствительных тончайших металлических пальцев и идеально скроенных машинных тел, двигались в ритмическом танце, латая человеческие тела. Магия этого действа завораживала и восхищала.

 

Мы, да и не только мы, могли торчать там часами, некоторые танцевали под музыку всю ночь, не сводя глаз со стеклянных стен и внутренней виртуозной работы.

Это было одновременно торжеством человеческого и машинного разума. Человек создал машины, развил их способности до высочайшего уровня, и далее уже сами машины стали превосходить по развитию своего создателя-учителя. Это было гениально и удивительно, но для некоторых умов в учёном мире достаточно тревожно.

 

С недавних пор в этих кругах ходили слухи, что контроль над машинным разумом постепенно теряется, и возможно это приведёт к непредсказуемым последствиям.

Но случилось несколько не то, чего опасались маэстро великие учёные.

Как-то, когда мы любовались великолепным слаженным зрелищем, Гарри сказал мне - Что, если всё кончится?

 

Гарри, вообще, был странным, непохожим на других - он любил экспериментировать. С насекомыми, например...

Наступит на ползущего жука, придавит немного ногой и наблюдает, как тот барахтается, суча лапками от боли. Гарри был хороший, плохих среди нас просто не было. А ещё он умел смеяться заливистым смехом, и трудно было удержаться от улыбки, заслышав этот смех - жизнерадостный смех, здорового пятнадцатилетнего подростка.

 

Я удивился и поковырял носком ботинка цветок, пробившийся между ровно уложенными рядами тротуарной плитки.

- Если что-то замкнёт в этой цепи? - Гарри нахмурил белёсые брови.

- Да брось ты, у машин всё под контролем, и случится ничего не может...

Гарри как-то глупо ухмыльнулся - Спорим?

И не успел я ответить, как он нагнулся и подхватил что-то на тротуаре, прямо под ногами.

Опля! - он подкинул его вверх, оказалось, это был небольшой, но довольно-таки увесистый предмет обтекаемой формы и швырнул его, что есть силы, в хрустальной чистоты стекло перед нами.

 

Затаив дыхание, я следил за его полётом.

Словно в замедленном кино, поблёскивая металлическим округлым телом, предмет вошёл в стеклянную поверхность, как нож в сливочное масло, оставив в ней аккуратное отверстие с расходящимися на глазах "лучами" и пропал в недрах машинного великолепия.

 

У меня перехватило дыхание. Минута, и огромное стекло осело мелкими брызгами вниз, и через оказавшуюся прямо перед нами грандиозную дыру, как на экране начался страшный экшн.

 

Завизжали, завыли механизмы, в "панической истерике" с удесятирённой скоростью засуетились металлические пальцы, отовсюду заструились сотни кровяных ручейков и фонтанчиков. Под музыкальную какофонию тонкие лезвия взлетали и обрушивались на нежные человеческие тела, кромсая и уродуя их навсегда.

 

Я застыл, как изваяние, не в силах пошевелиться. Меня знобило и тошнило одновременно. И тут я услышал смех, который всё громче и громче раздавался рядом со мной. Я с трудом повернул голову и увидел счастливое лицо Гарри.

- Я же тебе говорил! - кричал Гарри сквозь смех.- Всё кончилось! И машины ни при чём, понимаешь! Это я сделал, я!

 

Я услышал звуки полицейских сирен и скорых, увидел мигалки, кто-то скрутил руки Гарри за спиной и надел наручники, а он всё ещё смеялся и повторял - Не поверите, это сделал я, я...