КАК ПИСАТЬ СТИХИ О СЕКСЕ
Опять поэт мне душу растревожил.
В лесу прозрачном вновь весенний гон.
Ревет сохатый, аж мороз по коже.
Секач от секса стонет в унисон.
Mon cher ami! И я был раньше молод.
Рубакой был средь ветреных рубах.
Чтоб утолить извечный этот голод,
Держал добычу теплую в зубах.
Был весел и в жару, и в дикий холод.
И без опаски искренне грешил.
И был тяжел стальной горячий молот,
Когда по наковальне молотил.
Он наковальню доводил до точки,
И та стонала: «Господи, спаси!».
Зато теперь с десяток молоточков
Звенят по весям матушки-Руси.
Прошли года, взамен пришли напасти.
Стал молот мой под стать карандашу.
Но и теперь словам хватает страсти,
Когда в стихах о сексе я пишу.
В своих грехах я запоздало каюсь.
Но лишь весна – такие чудеса!
Я во грехи, как в юности, пускаюсь.
Так тянет зубров в Брянские леса.
Могу сплясать, спеть песню под гитару.
В любом застолье я еще гусар.
Не назовут меня девчонки старым.
А просто скажут: - «Деда – суперстар!»
…………………………………………….
Сегодня ж мной владеет критик снова,
Мой строгий взгляд отыщет цель опять.
Гляжу, как в строчках новый Казанова
Затеял рифмой женщин соблазнять.
Жаль, не далось поэту это дело.
Погас, похоже, творческий мартен.
Он описать хотел нагое тело,
Но автор наш, конечно, не Роден.
От виршей его тянет увяданьем,
Так пахнет в сентябре засохший лист.
Он выполнял домашнее заданье,
Потея, как прыщавый гимназист.
Конечно, я простил бы гимназиста.
Весь секс его – всего лишь детский сад.
Но по заслугам, высечь «пианиста»,
Которому давно за пятьдесят.
И пусть портрет в серебряную раму
Он вставил, только грош ему цена.
И образ тот, увы, не теплый мрамор.
Под ним краснеет в комнате стена.
Пошлее нет, друзья, притворной страсти.
Себя толпе за деньги обнажать.
Гламурный стиль несут Потап и Настя,
Кто их за это станет уважать?
Потап и Настя это, брат – не пара!
Их секс – пародия, и он не греет кровь.
И если не хватает в сердце жара
Для главного могучего удара,
Пиши, приятель лучше про любоф-ф-ф!
